«Новый Кейнс» появился на свет
лишь в 30-х годах. Мировая известность
пришла к нему после выхода в 1936 г. «Общей
теории занятости, процента и денег», где
были подвергнуты систематическому пересмотру
и критике некоторые важные положения
неоклассической теории воспроизводства
и цикла. Как писал американский экономист
Р. Лекачмен, «знаменитый Кейнс, каким
его знала публика в Англии и Соединенных
Штатах, утвердил себя на арене мировых
событий между 1936 и 1946 годами».
В числе первых и главных объектов
критики в «Общей теории» был закон Сэя
и сопутствовавшая ему количественная
теория денег. Немарксистской политэкономии
понадобилось, таким образом, почти сто
лет, чтобы признать наконец ошибочность
догмы о постоянном «равенстве покупок
и продаж», об автоматическом совпадении
спроса и предложения. К. Маркс, как мы
указывали, продемонстрировал антинаучный
характер схемы Сэя еще в 50-х годах XIX в.
Его критический анализ классической
политэкономии привел к созданию принципиально
нового, подлинно революционного учения,
указывающего пути к глубоким социальным
преобразованиям. Периодические нарушения
хозяйственной активности Маркс связывал
с капиталистическими производственными
отношениями, классовой структурой буржуазного
общества. Кейнс же подошел к разрушению
«классических схем» с позиций защиты
капиталистического строя и свойственных
этому строю отношений собственности
и распределения. Нехватка платежеспособного
спроса как непосредственная причина
всех экономических трудностей капитализма
выводится им из общих особенностей поведения
хозяйственных субъектов.
Важной чертой кейнсианских
взглядов была их ярко выраженная практическая
ориентация. С первых лет своей научной
карьеры Кейнс уделял первостепенное
внимание проблемам безработицы, инфляции
и дефляции и другим проявлениям неравновесия
в капиталистической экономике. В качестве
главного средства экономической политики
он выдвигает в тот период систему кредитно-денежных
и банковских мероприятий: регулирование
количества денег и нормы процента. Но
для свободного использования этих рычагов
необходима автономность денежной политики,
которая несовместима с системой золотого
стандарта. Этим, в частности, была обусловлена
«антизолотая» позиция Кейнса, теоретическое
развенчание им золота как денежного товара.
Такой же подход — от практических
рекомендаций к теории — прослеживается
и в более поздних работах Кейнса. В конце
20-х годов он уделяет все большее внимание
прямому вмешательству государства в
хозяйственные процессы. Вначале речь
шла об организации в широких масштабах
общественных работ, затем — о программах
«дефицитного финансирования».
Тот факт, что Кейнс попытался
дать практическое решение наиболее жгучих
и неотложных проблем экономической политики
в критический для капитализма период,
во многом объясняет грандиозный успех
его доктрины. «…Кейнсианская революция
не была лишь революцией в экономической
теории, — пишет Дж. Хикс. — Кейнс был пророком
или пропагандистом… Он продавал свою
политику политиканам и публике… «Общая
теория» была его способом продавать политику
профессиональным экономистам».
Следует вместе с тем отметить,
что быстрота практической реализации
рекомендаций Кейнса и их влияние на экономическую
политику конца 30-х годов часто преувеличиваются
в западной литературе. Формирование экономической
политики — это сложный процесс, связь
которого с теоретическими доктринами
далеко не столь ясна и прямолинейна, как
это иногда пытаются доказать. Изучение
правительственных мероприятий в конце
30-х годов в США (политика «нового курса»),
Англии, Швеции и других странах показывает,
что Кейнс в значительной мере обобщил
те тенденции к расширению экономических
функций государства, которые уже наметились
в тот период и были закономерным проявлением
государственно-монополистического капитализма.
Наиболее полно признание кейнсианских
идей как теоретической основы государственного
вмешательства в экономику проявилось
позднее, в годы второй мировой войны и
особенно в послевоенный период, когда
бюджетные расходы увеличились во много
раз и их влияние начало ощущаться в различных
секторах капиталистической экономики.
Хотя первоначально большинство
наиболее крупных теоретиков того времени
— Г. Хаберлер, А. Пигу, Дж. Винер, Р. Хоутри,
Ф. Хайек — неодобрительно отнеслись к
выходу «Общей теории» и подвергли ее
резкой критике, указывая на многочисленные
натяжки, необоснованные претензии, сомнительные
и непроверенные выводы, кейнсианство
одержало быструю и бескровную победу
и заняло доминирующее место в экономической
теории Запада. Но, как часто бывает в истории
экономической мысли, триумфальный взлет
кейнсианских идей, его претензии на создание
принципиально новой экономической философии
и действенных программ борьбы с цикличностью
капиталистического производства с самого
начала заключали в себе семена последующего
разочарования в этой модели, ее острой
критики. Уже через несколько лет после
выхода книги Кейнса стало ясно, что его
учение не может претендовать на роль
«общей» или «всеобъемлющей» теории капиталистической
экономики, так как оно базируется на ряде
весьма специфических допущений и предпосылок,
соответствие которых реальным условиям
капиталистического производства само
нуждалось в строгом доказательстве.
Некритическое восприятие кейнсианства
буржуазной политэкономией усугубило
его глубокий и продолжительный кризис
в послевоенные годы. Вместе с тем некоторые
западные теоретики склонны изображать
серьезные противоречия кейнсианской
теории как результат последующей переработки
ее многочисленными последователями и
учениками Кейнса.
«Устоявшаяся ортодоксия»,
«традиционное кейнсианство», «доходно-расходная
модель», «стандартная учебная версия»
— такими эпитетами наделяет один из комментаторов
Кейнса, американский ученый А. Лейонхувуд,
«обширный класс моделей» кейнсианского
типа, где, как он считает, подлинные идеи
«Общей теории» были существенно искажены.
С такой постановкой, где причины
кризиса кейнсианства сводятся к «неудачной
интерпретации» его положений в последующей
литературе, нельзя согласиться. Вопросы,
по которым идет сейчас спор между западными
экономистами, например: верил ли Кейнс
в существование так называемой ликвидной
ловушки (полной нечувствительности нормы
процента к росту денежной массы) или рассматривал
ее как гипотетически возможный случай;
считал ли он, что инвестиции существенно
реагируют на изменения процентных ставок;
отводил ли он главное место в своей программе
регулирующих мероприятий бюджетным рычагам
или действиям центрального банка и т.
д. — это второстепенные моменты, не могущие
повлиять на оценку той исторической роли,
которую сыграло кейнсианство в развитии
экономической мысли Запада. Сторонники
«канонизированного варианта» доктрины,
служащего сейчас объектом атак со стороны
ревнителей ее «оригинальной версии»,
в принципе адекватно отразили взгляды
Кейнса, его намерения и цели. «Перечитывая
«Общую теорию», — писал недавно американский
экономист Л. Иэгер в статье, посвященной
указанному спору, — я был поражен тем,
насколько близко идеи Кейнса совпадают
с предположительно вульгарным кейнсианством
доходно-расходной теории». Английский
экономист Р. Джэкмен путем детального
разбора дискуссионных вопросов убедительно
показывает, что различия между «стандартной»
макроэкономической моделью и «первоначальной
схемой» Кейнса не затрагивают существа
кейнсианской доктрины.
«Историческая миссия» Кейнса
заключалась в открытом и безоговорочном
признании факта внутренней неустойчивости
капиталистического производства как
его неотъемлемой и имманентной черты;
в развенчании традиционного оптимизма
неоклассиков по поводу «встроенных механизмов»
саморегулирования стихийной рыночной
системы; наконец, в обосновании государственно-монополистических
мероприятий и их стабилизирующего влияния
на хозяйственные процессы. Этим и определялось
огромное влияние «революции Кейнса»
в капиталистическом мире. Но самый метод
исследования капиталистического воспроизводства,
предложенный Кейнсом (равно как и его
программа устранения цикличности экономического
развития) не оправдал возлагавшихся на
него надежд, оказался в конечном счете
несостоятельным. Рекомендуемые методы
«управления спросом» способны в лучшем
случае временно активизировать производство
ценой создания новых острых диспропорций
в капиталистической экономике. Таков
закономерный результат глубинных дефектов
кейнсианской доктрины, ее намеренного
абстрагирования от существенных черт
и особенностей социально-экономической
и политической структуры капитализма.
Роль денег в системе
хозяйственных связей. Значительная часть обширной
послекейнсианской литературы посвящена
одной из самых сложных и запутанных страниц
кейнсианства — вопросу о роли денег в
капиталистическом воспроизводстве. «Монетарный
ренессанс», который наблюдается сейчас
в буржуазной экономической теории, привлек
к этой проблеме особенно пристальное
внимание.
В «Общей теории» одно из центральных
мест отводится факторам неопределенности
хозяйственных перспектив и риска, их
влиянию на поведение участников экономического
оборота. Последние вынуждены принимать
решения в условиях недостаточно четкого
предвидения, обусловленного господством
рыночной стихии и анархии капиталистического
производства. Этот подход определил и
особую роль денег, которые служат в крайне
неустойчивом кейнсианском мире своеобразным
«якорем стабильности» для хозяйственных
субъектов. В процессах накапливания денег
в своеобразной форме отражается наличие
риска, вероятность нереализации деловых
расчетов и ожидания прибылей. «Наше желание
хранить деньги… — писал Кейнс, — это
барометр нашего недоверия к собственным
расчетам и к общему согласованному мнению
по поводу будущего».
Введение фактора неопределенности
подрывало действие стихийных механизмов
установления равновесия в экономической
системе неоклассиков. В частности, устранялась
предпосылка о совершенной эластичности
цен. Так, в модели общего равновесия Вальраса
цены, уравнивающие спрос и предложение
и обеспечивающие полную «расчистку»
рынка от товаров, известны хозяйственным
агентам еще до начала рыночных операции.
В соответствии с этой информацией, предоставляемой
участникам оборота бесплатно, корректируются
планы производства, так что не может быть
ни избытка, ни недостатка товаров на рынке.
Подобное положение равносильно утверждению
о «совершенной гибкости» цен, их способности
очень быстро (по существу мгновенно) подстраиваться
к равновесному уровню. Анархичная и неустойчивая
экономика капитализма приобретает тем
самым способность к мгновенному восстановлению
нарушенных пропорций, т. е. по существу
как бы подвергается предварительному
учету и планированию, — предположение,
в корне противоречащее действительному
положению вещей.
Кейнс отказался от этих нереалистических
предпосылок. В его модели цены, как стихийный
регулятор хозяйственных пропорций, отключены
благодаря введению ряда условий, порождающих
их негибкость и неоптимальность. В результате
совокупный спрос лишь случайно может
соответствовать предложению товаров.
Доктрина Сэя об автоматическом совпадении
этих величин, которую Кейнс называет
«аксиомой параллельных линий» неоклассического
подхода, отвергается. Главным фактором,
определяющим состояние капиталистического
производства, Кейнс считал объем совокупного
платежеспособного спроса. В чем же причины
постоянной дефицитности спроса, представляющей,
по мнению Кейнса, хроническую болезнь
капитализма? Вокруг этого центрального
вопроса и строится анализ в «Общей теории».
Кейнс тщательно обходит вопрос
о природе капиталистических производственных
отношений. У него можно встретить весьма
общие и поверхностные рассуждения о «богатых»
и «бедных» странах, но совершенно отсутствует
исследование социальной и классовой
структуры общества. Это искажает действительные
причины кризисов и других проявлений
хронической неустойчивости капиталистической
экономики. Главные усилия Кейнс направляет
на доказательство возможности «утечек»
денег из кругооборота доходов, приводящих
в конечном счете к нехватке платежеспособного
спроса. Отсюда то внимание, которое уделяется
процессам тезаврации денег и их связи
с наличием элементов риска в хозяйственной
деятельности. Как мы помним, в неоклассической
системе накапливание резервных фондов
денег считалось нерациональным, акт же
сбережения рассматривался как особая
форма расходования денег. У Кейнса тезаврация
денег представляет необходимый элемент
воспроизводства. Она связана с оценками
и калькуляциями хозяйственных агентов,
их расчетами на будущее. Как писал известный
английский экономист Дж. Шэкл, «…в бартерной
системе, где деньги служат только numeraire
(счетной единицей), информация (о будущем.
— В. У.) по необходимости
должна быть точной… Если же нельзя точно
сказать, как будет использована вещь,
то мы тем не менее в силу отсутствия денег
(как средства сбережения. — В. У.) должны
преодолевать и игнорировать наше незнание.
Именно деньги позволяют отсрочивать
решения».
Кейнс подчеркивает значение
денег, перечисляя «конечные независимые
переменные», которые определяют в его
модели уровень производства и занятости:
«1) три фундаментальных психологических
фактора, а именно психологическая склонность
к потреблению, психологическое отношение
к ликвидности и психологическое ожидание
будущего дохода на капитальные активы;
2) единица заработной
платы, определяемая переговорами
между нанимателями и работниками;
3) количество денег, определяемое
операциями центрального банка…»
Если свести вопрос о причинно-следственной
зависимости к голой схеме, то денежный
сектор экономики, представленный предпочтением
ликвидности (кейнсианский вариант спроса
на кассовые остатки) и денежной массой
(предложение денег), определяет величину
нормы процента; процент, взаимодействуя
с предельной эффективностью капитала
(ожидаемой доходностью единицы капитальных
вложении), определяет динамику инвестиций,
а инвестиции и потребительские расходы,
формируя совокупный спрос, определяют
объем национального дохода и степень
использования трудовых и производственных
ресурсов. Все указанные факторы действуют
одновременно, что обусловливает статичный
характер модели.