Российский политический режим: неосоветский авторитаризм и патронажное президентство

Еще одним источником легитимности стал культ личности Владимира  Путина. Действительно, его простоватое  поведение, использование жаргонных  и простонародных словечек, конфронтационный стиль во внешней политике вызывают симпатии российской публики[64]. Многие россияне видят в Путине “одного из нас”, выходца из народа, несущего в себе все рефлексы и комплексы советского человека.

Легитимация достижений путинского режима происходит с привлечением следующего смыслового ряда: процветание, национальная гордость, патернализм, Путин, экспансия потребления, ориентация на “гламур”, то есть на показные репрезентации власти - дома и за границей. “Гламурный авторитаризм” последних лет путинского президентства проявлялся в сочетании политики со звездными шоу и шумными чествованиями российских атлетов. Например, выбор Сочи в качестве места проведения зимних Олимпийских игр 2014 года вылился в многодневные празднества. Придание политике торжественного и церемониального характера призвано лелеять национальную гордость и подтверждать видимость стабильности[65]. Оптимистичное восприятие национальной идентичности убаюкивало общество, побуждая его к принятию сложившегося положения вещей, притупляя интерес к политике и отвлекая от неудобных реформ. Согласно социологическим опросам, осенью 2009 года 70% граждан сомневались в необходимости каких-либо изменений и лишь 36% поддерживали высказанные Медведевым критические оценки отсталости России и примитивности ее экономики[66]. Действительно, президентские выпады совсем не сочетались с образом страны, “встающей с колен”, пропагандируемым Путиным.

Главный вопрос заключается  в следующем: как можно мобилизовать общество, столь глубоко погрязшее  в самодовольстве? Какими новыми путями и способами можно пробудить интерес к реформам? Провозглашенные Медведевым борьба с коррупцией и заинтересованность в независимой судебной системе уже затронули чувствительный нерв социальной жизни. Люди все более обеспокоены загниванием государства, и в особенности правоохранительной системы. Сдерживание коррупции придало бы режиму большую легитимность и повысило бы управляемость. Но проблема заключается в том, что российская коррупция столь вездесуща и всеобъемлюща, что индивидуальные меры в отношении этой эпидемии бесполезны[67]. В функциональной модели нынешнего режима коррупция играет важнейшую роль, причем как на входе, так и на выходе. Коррупционное поведение верхнего эшелона выступает образцом для всего общества. В свете общей деградации социума журналист Юлия Латынина предложила отказаться применительно к России от термина “система”, рекомендуя вместо него использовать понятие “рой интересов”. Всякий рой, будучи высокоорганизованным целым, руководствуется довольно примитивными инстинктами; в российском случае речь идет сугубо о жажде наживы[68].

Борясь с коррупцией, необходимо инициировать институциональные  реформы, а также внедрять механизмы  демократического контроля, хотя лучшим шагом стало бы решительное обновление всей правовой культуры. Медведев, неустанно призывающий к преодолению “правового нигилизма”, знает об этом. Недавно он даже предложил социологам включиться в борьбу с “коррупционной ментальностью”. Чтобы справиться с этим валом проблем, Медведеву нужны свои люди. В последнее время в качестве его возможной кадровой опоры часто рассматриваются ученые-правоведы и судьи высших судов. В идеале опозорившихся “силовиков” вообще следовало бы заменить “цивилистами”. О поддержке подобных усилий говорят даже представители бизнеса, поскольку крупные предприниматели заинтересованы в нерушимости прав собственности и независимости суда. Иначе говоря, значительное число реформаторски мыслящих россиян сегодня считает, что Медведев мог бы преуспеть в модернизации России.

Действительно, перемены становятся зримыми. Экономический кризис и растущая безработица укрепили готовность людей к протестам. Общество делается все более несговорчивым. Путинское руководство подвергается открытой критике. В ходе региональных выборов, состоявшихся весной 2010 года, позиции “Единой России” несколько ослабли. На смену затянувшемуся политическому молчанию вновь приходят политические дебаты. Так, недавно видный политический центр, Институт современного развития, опубликовал вызвавший много толков доклад о необходимости новой волны демократизации и полномасштабной интеграции России в НАТО и Европейский союз. Сам Медведев совместно с представителями оппозиции инициировал на заседании Государственного совета принципиальную дискуссию о политических реформах[69]. Вскоре, несомненно, мы услышим разноголосицу мнений. Некоторым наблюдателям уже кажется, что страна стоит на пороге новой гласности, а то и новой перестройки[70].

Каким образом Медведев, младший партнер в тандеме, сумеет обратить модернизационную риторику в реальное дело? С помощью эффективной борьбы с коррупцией? Благодаря новой гласности? Посредством реанимации демократии и пробуждения ее спящих институтов? Согласно опросам весны 2010 года, уже 73% респондентов стали с пониманием относиться к идее модернизации, причем особой популярностью пользуется неприятие коррупции. Иначе говоря, население, как представляется, вполне готово к новой перестройке, чего нельзя сказать о правящих элитах, в большинстве своем противящихся любым радикальным преобразованиям. Экономический кризис, глубоко затронувший страну, подтвердил общее ощущение того, что зависимость от экспорта природных ресурсов ведет Россию в тупик. Выбор предстоит сделать между модернизацией и маргинализацией. Причем возможная утрата Россией международного авторитета подрывает традиционное представление о великой державе, являющееся неотъемлемой частью национальной идентичности, особенно в глазах элит. И с этой точки зрения в реальной модернизации заинтересованы даже многие высокие чиновники и олигархи.  

 

Итоги

Итак, попытаемся обобщить особенности политической системы  современной России. Она представляет собой гибридное сочетание олигархических и автократических компонентов. Выразителем последних стал “бюрократический”, “плебисцитарный”, “гламурный” авторитаризм. Столь же очевидно наличие в ней патримониальных, традиционалистских, архаичных, технократических и советских элементов. Сутью российского “патронажного президентства” выступает тотальное взаимное переплетение и проникновение бизнеса и политики. Это влечет за собой расцвет неформальных практик, закрытость, фаворитизм и коррупцию. Но, несмотря на весьма мрачную картину, необходимо подчеркнуть, что зерна демократии в минувшие годы все же выжили. И их пробуждение может обернуться новой перестройкой. 

 

Перевод с  английского Андрея Захарова 

 

____________________________________  

 

1) Елизаров В. Элитистская теория демократии и современный российский политический процесс // Полис. 1999. № 1. С. 72-78.

2) Dahl R. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven: Yale University Press, 1971; см. также: Glaeßner G.-J. Von der Kommunismusforschung zur vergleichenden Transitionsforschung // Berg-Schlosser D., Müller-Rommel F. (Hrsg.). Entwicklung und Stellenwert der Vergleichenden Politikwissenschaft. Opladen: Leske Verlag, 1997. S. 232.

3) Mommsen M. Plebiszitärer Autoritarismus in Russland: Der Wandel seit 2000 // Macków J. (Hrsg.). Autoritarismus in Mittel- und Osteuropa. Wiesbaden: VS Verlag, 2009. S. 179; Stark D. Privatization in Hungary: From Plan to Market or from Plan to Clan? // East European Politics and Societies. 1995. № 3. P. 351-392.

4) Bos E. Wo fängt Demokratie an und wo hört Demokratie auf? Demokratietheoretische Überlegungen zum politischen Regime Russlands // Bos E., Mommsen M., Steinsdorff S. von (Hrsg.). Das russische Parlament. Schule der Demokratie? Opladen: Leske Verlag, 2003. S. 271-292.

5) Wigell M. Mapping “Hybrid Regimes”: Regime Types and Concepts in Comparative Politics // Democratization. 2008. Vol. 15. № 2. P. 230-250.

6) Mommsen M., Nußberger A. Das System Putin. Gelenkte Demokrtie und politische Justiz in Russland. München: Verlag C.H. Beck, 2007. S. 26 f.

7) Mommsen M. Putins “gelenkte Demokratie”: “Vertikale der Macht” statt Gewaltenteilung // Buhbe M., Gorzka G. (Hrsg.). Russland heute. Rezentralisierung des Staates unter Putin. Wiesbaden: VS Verlag, 2007. S. 235 ff.

8) Petrov N., Lipman M., Hale H.E. Overmanaged Democracy in Russia: Governance Implications of Hybrid Regimes. Carnegie Endowment for International Peace Paper № 106. February 2010. Washington D.C.

9) Kryschtanowskaja O. Anatomie der russischen Elite. Die Militarisierung Russlands unter Putin. Köln: Kiepenheuer und Witsch Verlag, 2005; Россия: итоги последнего десятилетия (1998-2008) и перспективы развития / Под ред. Г. Горцки, Р. Крумма. М.: РОССПЭН, 2010. С. 306-334.

10) Inozemtsev V. The Nature and Prospects of the Putin Regime // Russian Social Science Review. 2009. Vol. 50. № 1. P. 43.

11) Ссылаясь на официальные  статистические данные, Владислав  Иноземцев говорит о том, что в 2006 году в России было 1450 тысяч чиновников; эта цифра превышала численность государственных служащих в Советском Союзе. По оценкам руководителя русского отделения “Transparency International” Елены Панфиловой, фактическая численность чиновников в этот период составляла 3,5 миллиона (см.: Inozemtsev V. Op. сit. P. 55; Moscow Times. 2007. August 7).

12) Shevtsova L. Bürokratischer Autoritarismus - Fallen und Herausforderungen // Aus Politik und Zeitgeschichte. 2006. 13 März.

13) Опираясь на исследование аргентинской военной диктатуры, Гильермо О’Доннелл предложил термин “бюрократический авторитаризм”, обозначающий бюрократизацию военного режима с целью модернизации страны. См.: O’Donnell G. Modernization and Bureaucratic Authoritarianism: Studies in South American Politics. Berkeley: University of California Press, 1973.

14) Aron L. Putin’s Risks. American Enterprise Institute for Public Policy Research review. Winter 2005 (цит. по: www.iet.ru/files/text/guest/Aron/Putins_Risks.pdf).

15) См. специальный номер  “Гламурная Россия” Интернет-журнала  “Культура”, выпускаемого Центром  исследований Восточной Европы  при Бременском университете: www.kultura-rus.uni-bremen.de/kultura_dokumente/ausgaben/englisch/kultura_6_2008_EN.pdf.

16) Формулировки Михаила Делягина (Ежедневный журнал. 2009. 1 мая; Новая газета. 2009. 14 августа), Станислава Белковского (Газета.ру. 2008. 6 июня; Ежедневный журнал. 2009. 8 июля), Владимира Рыжкова (Moscow Times. 2009. 27 октября).

17) Lavelle P. OPEC Dethroned, Putin’s “KremPEC” Arrives (www.futurebrief.com/peterlavelleyukos002.asp); см. также: Goldman M. Oilopoly: Putin, Power and the Rise of the New Russia. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 164 ff.

18) Berg-Schlosser D., Maier H., Stammen T. Einführung in die Politikwissenschaft. München: Verlag C.H. Beck, 1977. S. 218 ff.; Fisun O. Developing Democracy or Competitive Neopatrimonialism? The Political Regime of Ukraine in Comparative Perspective. Conference paper. University of Toronto. 2003. December 24.

19) Новая газета. 2009. 28 января.

20) Afanasiev J. The End of Russia? (www.opendemocracy.net/article/russia-theme/the-end-of-russia). Первоначально данный термин был предложен Максом Вебером. - Примеч. перев.

21) Piontkovskij A. Reading Russia: The Dying Mutant // Journal of Democracy. 2006. Vol. 17. P. 52 ff.

22) См.: Hensell S. Die Willkür des Staates. Herrschaft und Verwaltung in Osteuropa. Wiesbaden: VS Verlag, 2009.

23) Hartmann J. Vergleichende Regierungslehre und Systemvergleich // Berg-Schlosser D., Müller-Rommel F. (Hrsg.). Op. cit. S. 34.

24) См., например, его публичное  выступление 2 августа 2006 года  в фонде “Либеральная миссия”  (www.liberal.ru/articles/cat/1300).

25) Linz J. Totalitarianism and Authoritarian Regimes // Greenstein F., Polsby N. (Eds.). Handbook of Political Sciences. Vol. 3. Reading, Mass.: Addison-Wesley, 1975. P. 175-411.

26) Przeworski A. Democracy and the Market: Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. P. 10, 95; см. также: Dahl R. Op. cit. P. 3.

27) Об этом см. в: Mommsen M. Das politische System Rußlands // Ismayr W. (Hrsg.). Die politischen Systeme Osteuropas. Wiesbaden: VS Verlag, 2009. S. 420 ff.

28) Idem. Wer herrscht in Rußland? Der Kreml und die Schatten der Macht. München: Verlag C.H. Beck, 2004. S. 17 ff.

29) Idem. Die Exekutive im russischen Regierungssystem und das Tandem Putin/Medvedev // Россия: итоги последнего десятилетия… С. 272-305.

30) Idem. Rußlands gelenkte Demokratie. Das Tandem Putin - Medvedev // Stimmen der Zeit. 2009. Bd. 5. № 227. S. 314.

31) Heinemann-Grüder A. Kontrollregime. Russland unter Putin & Medvedev // Osteuropa. 2009. Bd. 9. № 59. S. 27-48.

32) Независимая газета. 2005. 12 октября.

33) Mommsen M. Wer wird Russland regieren? Die Kreml-AG // Schreiber N. (Hrsg.). Russland. Der Kaukasische Teufelskreis oder Die lupenreine Demokratie. Klagenfurt: Wieser Verlag, 2008. S. 26-49.

34) Idem. Rußlands gelenkte Demokratie… S. 314 ff.

35) Независимая газета. 2008. 1 июля.

36) Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 5 ноября 2008 года (http://archive.kremlin.ru/text/appears/2008/11/208749.shtml); см. также: Schröder H.-H. “Change” auf Russisch? Medvedevs erste Botschaft an die Föderalversammlung // Russland-Analysen. 2008. № 173. 14 November.

37) Медведев Д. Россия, вперед! (http://news.kremlin.ru/transcripts/5413).

38) Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 12 ноября 2009 года (www.kremlin.ru/transcripts/5979); см. также: Schröder H.-H. Modernisierung “von oben”. Medvedevs zweiter Bericht zur Lage der Nation // Russland-Analysen. 2009. № 192. 20 November. S. 2 ff.

39) См.: Яковлев А. Омут памяти. От Столыпина до Путина. М.: Вагриус, 2002.

40) См.: Almond G.A. Introduction: A Functional Approach to Comparative Politics // Almond G.A., Coleman J.S. (Eds.). The Politics of the Developing Areas. Princeton: Princeton University Press, 1960; Easton D. A Systems Analysis of Political Life. New York: Wiley, 1965.

41) Пути российского посткоммунизма / Под ред. М. Липман, А. Рябова. М.: Издательство Элинина, 2007. С. 88.

42) См.: Oates S., McCormack G. The Media and Political Communication // White S., Sakwa R., Hale H. (Eds.). Developments in Russian Politics 7. Basingstoke: Palgrave, 2009. P. 118-134.

43) Mommsen M., Nußberger A. Op. cit. S. 52 ff.

44) Московский комсомолец. 2010. 16 февраля.

45) См.: Evans A. Russian Society and the State // White S., Sakwa R., Hale H. (Eds.). Op. cit. P. 99-117.

46) Hale H.E. Russia’s Political Parties and their Substitutes // Ibid. P. 81-98.

47) Петров Н. Корпоративизм vs регионализм // Pro et Contra. 2007. Т. 11. С. 75-89.

48) Sejnis V. Zehn Jahre parlamentarische Erfahrung im postsowjetischen Russland - eine (persönliche) Zwischenbilanz // Bos E., Mommsen M., Steinsdorff S. von (Hrsg.). Das russische Parlament. Schule der Demokratie? S. 100.

49) Stykow P. “Einiges Russland”: Die “Partei der Macht” als Staatspartei? // Russland-Analysen. 2006. № 115. S. 2-5; Idem. Russland vor der Wahl? Die Neuordnung des Parteiensystems // Russland-Analysen. 2007. № 127. S. 3-6.

50) Heinemann-Grüder A. Op. cit. S. 43.

51) Mommsen M. Wer herrscht in Rußland? S. 122 ff.

52) О термине “силоварх”, предложенном Даниэлем Трисманом,  см.: Johnson’s Russia List. 2007. № 6. January 10; cм.  также: Mommsen M., Nußberger A. Op. cit. S. 70.

53) Mommsen M. Wladimir Putin - Zerstörer der Demokratie und Begründer einer Oligarchie der Geheimdienste // Bos E., Helmerich A. (Hrsg.). Zwischen Diktatur und Demokratie. Staatspräsidenten als Kapitäne des Systemwechsels in Osteuropa. Berlin, 2006. S. 46 ff.; Huskey E. The Politics-Administration Nexus in Post-Communist Russia // Rowney D., Huskey E. (Eds.). Russian Bureaucracy and the State: Officialdom from Alexander III to Vladimir Putin. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2009. P. 253 ff.

54) См.: Ledeneva A. How Russia Really Works. The Informal Practices That Shaped Post-Soviet Politics and Business. Ithaca: Cornell University Press, 2006.

55) Hensell S. Op. cit. S. 116 ff.

56) См.: Зудин А. Режим Владимира Путина: контуры новой политической системы. М.: Московский Центр Карнеги, 2002.

57) Петров Н. Указ. соч. С. 85.

58) Руднева Е. Семь тучных // Ведомости. 2007. 1 июня.