Болезнь и возвращение к политической деятельности

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Октября 2014 в 23:15, реферат

Краткое описание

В 1930 году Рузвельт избирается губернатором штата Нью-Йорк на второй срок со значительным преимуществом – в 725 тысяч голосов. При вступлении в должность Рузвельт выразил пожелание, которое вскоре переросло в практические действия: «Одна из обязанностей государства заключается в заботе о тех своих гражданах, которые оказались жертвами неблагоприятных обстоятельств, лишающих их возможности получать даже самое необходимое для существования без помощи других. Эти обязанности признаются в каждой цивилизованной стране. Помощь этим несчастным гражданам должна быть представлена правительством не в форме милостыни, а в порядке выполнения общественного долга»

Вложенные файлы: 1 файл

Мидтерм по ПЖ.docx

— 67.88 Кб (Скачать файл)

Болезнь и возвращение к политической деятельности

Август 1921 года оказался трагическим для Рузвельта, его семьи и сторонников. Во время летнего отдыха на яхте он решил искупаться в холодной воде. По возвращении почувствовал себя плохо, отказали ноги. Прошло несколько дней, пока врачи смогли поставить диагноз – полиомиелит. Рузвельт, по свидетельству близких, проявил железную волю и огромные усилия в ежедневных физических упражнениях. От своих друзей Рузвельт узнал о существовании заброшенного курорта Уорм-Спринг («Горячий ключ») на юге США, в штате Джорджия. Там он организовал курорт для больных, а себе построил небольшой дом. В результате многочисленных тренировок Рузвельт смог держаться на воде «Горячих ключей». Но желание самостоятельно ходить не сбылось. Ему наложили на ноги специальные ортопедические приспособления, и с помощью тяжелой палки и при поддержке кого-то из сыновей он смог передвигаться без коляски. Окружающие не ощущали его недуга. Он оставался активным, доступным для общения, не делал себе никаких скидок ни в работе, ни при встречах с людьми.

В 1930 году Рузвельт избирается губернатором штата Нью-Йорк на второй срок со значительным преимуществом – в 725 тысяч голосов. При вступлении в должность Рузвельт выразил пожелание, которое вскоре переросло в практические действия: «Одна из обязанностей государства заключается в заботе о тех своих гражданах, которые оказались жертвами неблагоприятных обстоятельств, лишающих их возможности получать даже самое необходимое для существования без помощи других. Эти обязанности признаются в каждой цивилизованной стране. Помощь этим несчастным гражданам должна быть представлена правительством не в форме милостыни, а в порядке выполнения общественного долга»

Биографы Рузвельта особо выделяют его выступление по национальному радио 7 апреля 1932 года. «В переживаемое нами тяжелое время, – говорил губернатор, – нужны планы, в которых возлагается надежда на забытого человека, находящегося в основе социальной пирамиды». Это уже было заявкой не только на улучшение дела в штате Нью-Йорк, но и во всей стране.

«Великая депрессия»

Кризис перепроизводства вызвал резкое ухудшение положения в стране. Гувер – президент республиканцев – полагал, что «то правительство лучше, которое правит меньше». И стихия перепроизводства, массовые спекуляции в биржевых и банковских операциях все сильнее опутывали страну. Привлекал и его предвыборный лозунг: «Новый курс». Он основывался на необходимости регулирующей роли правительства, дабы от стихии перепроизводства перейти к регулированному процессу восстановления производства, решению вопросов безработицы, оказанию помощи фермерам, бездомным, необходимости преодолеть спекулятивные устремления биржевиков, банкиров, остановить падение цен и восстановить покупательную способность населения.

Многие элементы «Нового курса» возникали как ответы на вызовы времени, другие носили экспериментальный характер, проходили проверку на практике. Вводилось немало новшеств – общественные работы, гражданский корпус охраны природы, система социального обеспечения, кодексы честной конкуренции на производстве и др. Некоторые законы разрабатывались по инициативе конгрессменов и получали одобрение президента.

 

С 1933 Рузвельт пользовался трибуной Белого дома для воздействия на общественное мнение. Своими речами и выступлениями на пресс-конференциях он постепенно убеждал общественность в том, что Германия, Италия и Япония представляют угрозу безопасности США. В октябре 1937, после нападения Японии на Северный Китай, Рузвельт настаивал на необходимости принятия мер по изоляции стран-агрессоров. Однако общественность отреагировала негативно, и президенту пришлось снова убеждать страну в важности перехода от политики изоляционизма к политике коллективной безопасности. Между тем в 1938 и 1939 ему удалось добиться увеличения финансирования на нужды армии и флота.

К декабрю 1940 Великобритания оказалась не в состоянии платить наличными за товары военного назначения. Выступая по радио и на пресс-конференциях, Рузвельт активно пропагандировал программу «ленд-лиза», в соответствии с которой США могли бы сдать в аренду Великобритании военное снаряжение и получить за него оплату после окончания войны. В марте 1941 соответствующий закон был одобрен значительным большинством голосов в обеих палатах Конгресса. Экономические ресурсы Америки стали использоваться для нанесения поражения странам Оси. Рузвельт также расширил район использования военных американских патрульных судов, сопровождавших торговые корабли, вплоть до Исландии и приказал американским военным судам открывать огонь по кораблям стран Оси, оказавшимся в этих водах.

В эти месяцы противники Рузвельта, создавшие комитет «Америка превыше всего», обвинили президента в деятельности по подготовке нации к войне. В ходе публичных дебатов Рузвельт отказывался обсуждать этот вопрос и настаивал, что речь идет о безопасности страны. Вместе с тем, он по дипломатическим каналам предпринял все для того, чтобы избежать войны с Японией, которая воспользовалась положением в Европе для вторжения во французский Индокитай как плацдарм для последующего продвижения в Сингапур и голландскую Ост-Индию. Переговоры все еще продолжались, когда 7 декабря 1941 японцы нанесли удар по вооруженным силам США в Перл-Харборе. Четыре дня спустя, 11 декабря 1941, Германия и Италия объявили войну США.

Американцы, лично общавшиеся со своим президентом и имеющие возможность составить о нем впечатление на основе собственного опыта общения с ним, исчислялись всегда сотнями или, в лучшем случае, тысячами. Остальные же, составляющие народ Соединенных Штатов, узнают о человеке, распоряжающемся их судьбами, от журналистов. Хорошо, если какой-то, желательно достаточно продолжительный, отрезок допрезидентской жизни "народного избранника" протекал на глазах широкой общественности. Но в истории Соединенных Штатов бывало, и не раз, когда главой Белого дома становился человек, в прошлом лишь изредка мелькавший на периферии политической жизни страны, а затем усилиями, причем весьма энергичными, средств массовой информации оказывавшийся в центре общественного внимания уже со всеми "обретенными" с помощью журналистов личными достоинствами и даже заслугами перед американской нацией. Шли годы, и к старому и долгое время остававшемуся единственным средству массовой информации - периодической печати - прибавилось радио. "Всего лишь пять лет назад, - отмечал Франклин Рузвельт в начале 1929 г., - 95 из ста человек черпали свои аргументы из передовых статей и информационных материалов ежедневной прессы, сегодня же по крайней мере половина избирателей, сидящих у своих очагов, слушает слова, произнесенные непосредственно политическими лидерами обеих партий, и решает скорее на основе того, что она слышит, чем того, что она читает"***.

* (Barber J. D. The Pulse of Politics. Op. cit. P. 246.)

 

** (Когда Ф. Рузвельт вступил  в борьбу за Белый дом в 1932 г., расходы обеих ведущих буржуазных  партий США на ведение предвыборной  борьбы с использованием возможностей  радио превысили затраты на  любую другую статью расходов предвыборной кампании.)

15 февраля 1933 г., за две  недели до вступления Ф. Рузвельта  на пост президента США, была  совершена попытка покушения  на его жизнь. Остававшиеся до  въезда в Белый дом дни Рузвельт  посвящал выступлениям перед  американской общественностью, в  ходе которых он разъяснял  самые общие контуры намеченных  им мер по борьбе с охватившим  страну экономическим кризисом. Очередное выступление должно  было состояться в парке Бейфронт (Майами, штат Флорида). Рузвельт прибыл туда в открытом автомобиле и, оставаясь сидеть в нем, обратился к 10-тысячиой аудитории с речью. Закончив ее под аплодисменты собравшихся, он подозвал находившегося поблизости мэра Чикаго А. Чермака и вступил с ним в беседу. В этот момент на находившийся неподалеку стул взобрался мужчина небольшого роста и выпустил в направлении машины Рузвельта пять пуль. Было ранено пять человек, причем А. Чермак смертельно. Рузвельт остался невредим. Покушавшимся оказался 32-летний безработный каменщик из штата Нью-Джерси Джузеппе Зангара, собиравшийся до этого, как он сам признал, убить президента Г. Гувера, но, соблазненный более теплой погодой в курортном городе Майами, в последний момент решил избрать Своей жертвой Ф. Рузвельта. Немногим более чем через месяц после совершения покушения Зангара был казнен на электрическом стуле за убийство Чермака. До последних минут своей жизни он выражал сожаление, что ему не удалось убить Рузвельта.

Франклин Рузвельт не был новичком на американской политической арене: в администрации В. Вильсона он занимал пост заместителя министра военно-морского флота США, был даже кандидатом от демократической партии на пост вице-президента США в 1920 г., а в годы, непосредственно предшествовавшие приходу в Белый дом, занимал Политически очень влиятельный пост губернатора штата Нью-Йорк. К президентской предвыборной кампании 1932 г. речь шла не о том, что его знали недостаточно хорошо в стране, а скорее о том, что к этому времени уже сложилось достаточно четкое представление о его качествах как политического деятеля, разделившее политические и деловые круги США на два подчас противоположные по своей оценке Рузвельта лагеря, причем в антирузвельтовском лагере оказалось немало влиятельных и опытных людей. На первых порах отрицательное отношение к Рузвельту проявлялось лишь в сдержанно высказываемых сомнениях в его способности быть эффективным президентом США, подобных тому, которое сделал уже в 30-х гг. пользовавшийся заслуженным авторитетом дальновидного и опытного журналиста Уолтер Липпман, назвавший Рузвельта приятным человеком, который очень хотел бы стать президентом США, не обладая для этого необходимыми качествами (позднее Липпман коренным образом изменил свою точку зрения на Рузвельта). Как и следовало ожидать, после первых же реальных шагов рузвельтовской администрации, необходимых с точки зрения президента и его советников для решения стоящих перед страной острых экономических проблем, но затронувших интересы монополистической буржуазии, сдержанность и рассудительность в критике президента полностью сошли на пет. Многие решения Рузвельта стали именоваться в печати примерами "ползучего социализма" или "делового фашизма", проявлениями тоталитаризма. Отражая позицию недовольной рузвельтовской экономической политикой части общества, консервативная пресса обвиняла президента в том, что он выступает против "американского образа жизни", называла его "непрактичным", "ненадежным", "не знающим, чего хочет" государственным деятелем. Уолтер Липпман предъявил Рузвельту обвинение, что своими действиями и решениями тот удовлетворяет свое давно питаемое чувство мести по отношению к деловому сообществу страны*. "Нью-Йорк таймс", представлявшая противоположный лагерь сторонников Рузвельта и предпринимаемых его администрацией шагов по нормализации экономической ситуации, писала в то же время, что Рузвельт превратил беспрецедентный в истории США кризис в свой личный триумф, поскольку "он казался американскому народу человеком, оседлавшим ураган и укротившим бурю. Страна была готова и даже стремилась признать любое руководство. От президента Рузвельта она получила серию быстро следующих одно за другим заявлений и достижений, которые дали основание миллионам его соотечественников считать его посланцем небес"**. Причина столь различного отношения к личности и действиям Рузвельта заключалась не столько в неспособности определенных кругов и лиц проявить объективность, непредубежденность, сколько в невозможности однозначного отношения к нему. "Много книг будет написано о Франклине Рузвельте, но не будет и двух книг, которые рисовали бы его одинаково, - писала Ф. Перкинс, занимавшая пост министра труда в рузвельтовском кабинете в течение всех 12 лет его президентства. - Он был наиболее сложным из всех знакомых мне людей"***.

* (Tugwell Rexford G. Roosevelt's Revolution; The First Year - A Personal Experience. New York, 1977. P. 93.)

** (Manchester William. The Glory and the Dream; Л Narrative History of America, 1932-1972. Boston, 1974. P. 90.)

*** (Agar Herbert. The United States; The Presidents, the Parties and the Constitution. London, 1950. P. 679.)

Проявлявшуюся на первых порах сдержанность в критике личности и решений президента Рузвельта деловыми кругами и средствами массовой информации можно объяснить, помимо понимания всеми серьезности сложившейся в стране ситуации и поддержания хотя бы внешне видимости "национального единства" в целях спасения системы, и тем, что Рузвельту удалось найти верный тон (об эффективности или неэффективности предлагаемых им путей решения проблем говорить было тогда еще рано) в общении с широкой аудиторией своих соотечественников путем умелого приспособления к своим нуждам возможностей средств массовой информации. "Новый курс" Рузвельта охватывал, таким образом, и взаимоотношения Белого дома с прессой.

В день инаугурации, после исполнения духовым оркестром популярной песенки "Счастливые деньки вернулись вновь", американцы услышали по радио приятный баритон нового президента, уверенно произнесшего: "Наступило время, чтобы сказать вам правду, всю правду открыто и смело. Не пристало нам также уклоняться от честной оценки ситуации, в которой находится сегодня наша страна. Эта великая нация выстоит, как она выстояла в прошлом, возродится и будет процветать". И затем была произнесена фраза, звучавшая заклинанием и вынесенная на следующий день в заголовки газетных статей и радиокомментариев: "Единственное, чего нам следует опасаться, это страх". Рузвельт заверял американцев в наличии у страны всех необходимых средств и возможностей для преодоления экономического кризиса*. В ближайшее после инаугурационного дня воскресенье Рузвельт выступил с первой из завоевавших широкую популярность в стране "бесед у камина", для передачи которой в эфир был использован один из подвалов Белого дома. Камин в этом подвале действительно был, но никому не пришло в голову разжечь в нем огонь. Рядом с президентом сидела Элеонора Рузвельт, его жена, и молча что-то вязала. Ведущий радиопередачи подал знак, и в миллионах домов раздался голос Ф. Рузвельта. Впоследствии журналисты писали, что у слушателей возникло впечатление, будто президент заглянул к ним "на чашку чая" и решил поделиться своими заботами. Сложнейшие финансовые проблемы, понимание которых предполагало наличие у слушателей если не специального университетского образования, то по крайней мере знания основ банковского дела, были преподнесены на уровне, доступном пониманию каждого. И вновь прозвучал призыв к доверию и мужеству, без которых невозможен успех в борьбе с кризисом. В ходе второй "беседы у камина" в июле 1933 г., посвященной проблемам социального вспомоществования, Рузвельт остановился на полуфразе и попросил стакан воды. Радио донесло до слушателей бульканье наливаемой в стакан воды и обыденную ремарку президента: "Друзья мои, сегодня в Вашингтоне очень жарко".

* (Flynn John T. The Roosevelt Myth. New York, 1948. P. 7-8.)

Позднее Ф. Перкинс писала, вспоминая о президентской манере радиовыступлений и реакции на них слушателей: "Его голос и выражение лица, когда он говорил (в микрофоны. - Э. И.), были голосом и мимикой близкого друга... Его лицо расплывалось в улыбке и светлело, будто он сидел с ними (слушателями. - Э. И.) на крылечке или в гостиной. Люди чувствовали это, и это привязывало их к нему чувством признательности... Я видела мужчин и женщин, собравшихся вокруг радиоприемника, даже тех, кто его не любил или был в числе его политических противников, и слушающих его с приятным, радостным чувством общности и дружбы с ним"*. Даже с учетом того, что эти восхищенные отзывы принадлежали близкому к Рузвельту человеку, нельзя не признать, что президент, без сомнения, был незаурядным актером, способным заставить людей верить в то, что он говорил.

* (Perkins Frances. The Roosevelt I Knew. New York, 1946. P. 71-73.)

 

Рузвельту удалось передать чувство уверенности в способность нового правительства решить сложные экономические проблемы и представителям прессы в лице встречавшихся с ним на пресс-конференциях журналистов. Заголовки статей и репортажей в газетах, вышедших после первой "беседы у камина" и первой президентской пресс-конференции, были спокойными и внушающими уверенность в завтрашнем дне американской экономики, хотя ни о каком решении сложных проблем в столь короткие сроки, естественно, не могло идти и речи. (Многие экономические проблемы периода "Великой депрессии" оставались нерешенными вплоть до начала второй мировой войны и вступления в нее Соединенных Штатов.)

* * *

Начиная со своей первой пресс-конференции, созванной 8 марта 1933 г., Ф. Рузвельт отменил требование своих предшественников о заблаговременном представлении вопросов в письменном виде и заверил журналистов, что те всегда могут задавать ему любые и самые неожиданные вопросы. Согласно своему обещанию Рузвельт регулярно, дважды в педелю, встречался с корреспондентами, в результате чего Белый дом стал источником не менее двух-трех тем газетных статей ежедневно. На многих журналистов производили впечатление и свободная и в то же время уважительная форма общения президента с ними, и его чувство юмора, и то, что чуть ли не с первого дня президент обращался к каждому из них по имени, хотя число присутствовавших на пресс-конференции представителей печати и радио достигало порой двухсот человек. Дж. Поллард, посвятивший многие годы исследованию взаимоотношений Белого дома с прессой, считал, что никому из других президентов США не удалось даже приблизиться к Рузвельту "по количеству, размаху, драме или привлекательности" проводимых им пресс-конференций"*. Проведение пресс-конференций Ф. Рузвельт считал "искусством особого рода"; они нередко проходили на лоне природы, в президентской резиденции в Гайд-парке, где обсуждение важных вопросов принимало нередко форму дружеских пикников.

Информация о работе Болезнь и возвращение к политической деятельности