Болезнь и возвращение к политической деятельности

* (New York Herald Tribune. 1952, December 31.)

Конечно, Ф. Рузвельт особенно выделялся на фоне трех своих предшественников в Белом доме. В ходе встреч с журналистами он проявлял именно те качества, которых так недоставало Гардингу, Кулиджу и Гуверу. Президенту доставляло огромное удовольствие скрещивать шпаги остроумия и находчивости с представителями прессы, ощущать то восхищение, которое вызывали у них его удачные, порой язвительные ответы. По свидетельству Л. Ростена, "его ответы были быстрыми, уверенными, разъясняющими. Он располагал исчерпывающей информацией. Он проявлял впечатляющее понимание общественных проблем и административных методов руководства. Он был прост, общителен, весел. Когда он избегал ответа на вопрос, это делалось открыто. Он вел себя самым непринужденным образом"*. И вместе с тем процедура президентских пресс-конференций не оставляла никаких сомнений в том, кто является на них хозяином положения: она подчинялась строгим правилам, сформулированным самим Рузвельтом. Его можно было цитировать, лишь получив соответствующее разрешение или же в случае распространения официального текста президентского заявления. Он нередко подсказывал журналистам структуру их будущих статей: "Если бы мне пришлось писать эту статью, я бы написал ее так..." - и уж заодно диктовал им предложения, с которых должна была начинаться, по его мнению, статья.

* (Progressive. 1972, November. P. 31.)

Именно при Рузвельте получила распространение практика проведения "бэкграундеров" - неофициальных пресс-конференций, участники которых негласно договаривались не ссылаться на президента как источник полученной ими в ходе такой встречи информации, соблюдая так называемое правило Лэндли (названное по имени предложившего такую процедуру журналиста). Особого мастерства достигло применение практики намеренных "утечек информации", которыми Белый дом пользовался как для апробации общественной реакции на готовящееся решение или акцию администрации, так и для дискредитации политических противников. Известен случай, когда, усмотрев в поведении Джозефа Кеннеди, отца будущего президента США Дж. Ф. Кеннеди, амбициозные намерения, Рузвельт дал указание своему пресс-секретарю С. Эрли довести неофициально до сведения оппозиционно настроенной к Белому дому газеты "Чикаго трибюн" информацию о планах Кеннеди-старшего воспользоваться постом посла США в Великобритании в качестве ступеньки в Белый дом. Информация была опубликована и серьезно повредила амбициозным планам Кеннеди. Еще одним новшеством, введенным в практику при Ф. Рузвельте, было разрешение министрам и руководителям ведомств проводить свои собственные пресс-конференции.

Представителям прессы никогда не передавалась полная стенограмма президентских пресс-конференций. В одном из случаев, когда подробная стенограмма одной из президентских пресс-конференций была затребована палатой представителей американского конгресса для включения ее в "Конгрешнл рекорд", Рузвельт ответил отказом, заявив, что он не хочет создавать прецедента, так как это заставило бы его проявлять большую сдержанность в ответах на вопросы, а также вынудило бы постоянно готовиться к пресс-конференциям. Для этого, поставил точку президент, он просто не располагает временем. По окончании пресс-конференций нередко были слышны аплодисменты, которыми довольные журналисты награждали президента. Только за первые четыре года пребывания в Белом доме Ф. Рузвельт провел почти 340 пресс-конференций*, не считая других выходов на широкую общественность страны с использованием каналов радио, возможностями которого президент пользовался, как никто другой за всю историю страны. (Мало кто помнит, что он был первым президентом США, появившимся на телевизионном экране: Эн-Би-Си передала 30 апреля 1939 г. выступление Рузвельта на церемонии открытия Всемирной выставки в Нью-Йорке.)

* (За 12 лет пребывания в  Белом доме Рузвельт провел  в общей сложности 998 пресс-конференций. Не регламентируемые характерными уже для нашего времени строго расписанными программами радио иди телепередач, пресс-конференции Рузвельта могли продолжаться в зависимости от необходимости от пяти минут до часа.)

Из исторических трудов и других источников известно о рузвельтовских "беседах у камина", называемых чуть ли не основной и наиболее эффективной формой общения президента со своими соотечественниками. Достаточно много писалось и о пропагандистской эффективности этих бесед, хотя за 12 лет президент провел в общей сложности не так уж и много таких бесед - во всяком случае, не более 30 (в трудах американских авторов называется и меньшее количество, поскольку нет единого мнения, какие из них подпадают под эту рубрику). Однако, как отмечали американские исследователи, "жившие в те годы люди были под впечатлением, что ФДР (Франклин Д. Рузвельт. - Э. И.) чуть ли не постоянно общался с ними посредством "бесед у камина"*. Получасовые беседы президента передавались по радио в самое удобное для слушателей время - с 9 до 11 часов вечера, охватывая самую массовую в истории радиовещания США аудиторию - до 64% владельцев радиоприемников**. В 1941 г., согласно подсчетам Э. Барноу, аудитория радиослушателей, внимательно следивших за всеми выступлениями президента, насчитывала в среднем 50-60 млн человек, а президентское обращение к нации и к конгрессу после нападения японцев на Перл-Харбор услышали по радио почти 80% американских семей. К началу 1942 г. в США насчитывалось уже 55 млн радиоприемников из 100 млн радиоприемников, зарегистрированных во всем мире****.

* (Mirrow N. N., Martin J. В., Mitchell С. М. Presidential Television. New York, 1973. P. 30.)

** (В 1933 г, т. е. в год вступления  Ф. Рузвельта на пост президента  США, 20,4 млн американских семей владели 22 млн радиоприемников***.)

*** (So bell R. Op. cit. P. 148.)

**** (Barnow E. The Golden Web. Oxford Univ. Press, 1968. P. 152; Rolo Charles J. Radio Goes to War. New York, 1942. P. 12.)

Уже к концу первых ста дней пребывания в Белом доме, пишет У. Бинкли, "достаточно было Рузвельту посмотреть в сторону микрофона или заявить, что он может опять выступить по радио, как конгрессмены сдавались". А газета "Нью-Йорк таймс" писала: "Использование (Рузвельтом) этого нового инструмента политических дискуссий является откровенным намеком конгрессу на то, что президент может обратиться к этому средству, если возникнет необходимость в поддержке законопроекта, который он вносит, но который законодатели не расположены утверждать"*. Отдавая себе отчет в силе своего влияния на радиослушателей, Рузвельт, столкнувшись с излишней строптивостью законодателей, мог даже пригрозить им передать решение того или иного вопроса "американским домохозяйкам" и таким образом добивался позитивного решения конгресса.

* (Binkley W. President and Congress. New York, 1962. P. 35; Sussman Leila A. FDR and the White House Mail. Public Opinion Quarterly. 1956; Spring. P. 14.)

С учетом усиливавшегося с течением времени враждебного отношения к нему со стороны владельцев большинства американских органов периодической печати Рузвельт, стремясь завоевать общественную поддержку проводимому его администрацией политическому и экономическому курсу, сделал основную ставку на радио, назвав его "одним из наиболее эффективных средств распространения информации: оно не может ни представить в ложном свете, ни исказить"*. (В этих условиях можно понять то беспокойство, с которым он воспринимал сообщения об учащавшихся случаях приобретения радиостанций газетными цепями.) Общественная роль и значение радио в жизни американцев росли вместе с количеством радиостанций: в 1935 г. их в стране было 605, а всего лишь через 5 лет, в 1940 г., - 814.

* (Cornwell E. Op. cit. P. 255.)

В годы пребывания Ф. Рузвельта в Белом доме, в условиях широкой популярности президента в стране, глубокого уважения, которое питало к нему большинство рядовых американцев, а также чрезвычайности событий, происходивших в те годы как в самих США, так и на международной арене, трудно было представить себе возможность того, что какая-то радиостанция, воспользовавшись своим неписаным правом, откажет президенту в трансляции его выступления в эфир. Однако не особенно полагаясь на свое, также неписаное право запрашивать у радиостанций удобное для себя время выступлений по радио, президент не гнушался пользоваться самым откровенным нажимом на владельцев радиостанций. Федеральная комиссия по связи (ФКС), в ведении которой находятся все вопросы деятельности радиостанций (а ныне и телестанций), включая выдачу лицензий на право функционирования и предоставление диапазонов вещания, комплектовалась самим президентом и, следовательно, полностью зависела от Белого дома. Конечно, в подобных условиях, как писал журнал "Бродкастинг" 24 ноября 1969 г., владельцы радиостанций "склонны, хотя, возможно, и бессознательно, подумать дважды, прежде чем принять безрассудные решения"*, грозящие опасностью правительственного возмездия. Нажим, к которому прибегал по необходимости Ф. Рузвельт, выражался в том, что владельцам радиостанций давали понять, при каких обстоятельствах инициатором того или иного решения Федеральной комиссии по связи, противоречащего их интересам, может оказаться Белый дом. В то же самое время Рузвельт отверг предложение радиомагнатов ввести в практику регулярные еженедельные выступления президента по радио, сославшись на то, что слишком частое появление его голоса в эфире может надоесть американцам.

* (Public Opinion Quarterly. 1956, Spring. P. 14.)

Требования, предъявляемые Федеральной комиссией по связи к радиостанциям, запрашивающим лицензию на функционирование, были сформулированы в 1929 г. следующим образом: "Радиостанции получают лицензии на право обслуживать общественность, а не для того, чтобы содействовать Удовлетворению частных или корыстных интересов отдельных личностей или групп. Понятие общественного интереса предусматривает именно это, и ничто иное... В этих условиях нет места для функционирования радиостанций под исключительным контролем или в частных интересах личностей или групп, когда это касается характера программ..." В более позднем своем решении, принятом в 1941 г., т. е. еще при Ф. Рузвельте, Федеральная комиссия по связи заявляла! "Радио может служить инструментом демократии лишь в том случае, когда его деятельность посвящается передаче информации и обмену идеями в духе справедливости и объективности. Действительно свободное радио не может быть использовано для пропаганды суждений лица, обращающегося за лицензией. Оно не может быть использовано в целях поддержки кандидатов друзей того, кто обращается за лицензией. Оно не может быть использовано в целях поддержки предпочитаемых им принципов. Короче говоря, радиостанция не может выступать в роли адвоката... Свобода слова на радио должна быть достаточно широка, чтобы предоставлять полную и равную возможность доведения до сведения общественности всех аспектов проблем общественного звучания... Главное - общественный, а не частный интерес"*. Формулировка требований, предъявляемых ФКС к радиостанциям (а позднее и к телестанциям), предоставила исполнительной власти и президенту США практически неограниченные возможности для оказания давления на владельцев радиостанций и для всевозможных злоупотреблений. От использования этих возможностей не был в состоянии отказаться ни один президент США со времен Франклина Д. Рузвельта.

* (Friendly Fred W. The Good Guys, the Bad Guys and the First Amendment. New York, 1976. P. 19-22.)

* * *

Тонким психологическим расчетом веяло от высказывавшегося Рузвельтом на первых порах пребывания в Белом доме сожаления по поводу того, что ему редко приходится слышать критику в свой адрес, и от обращения к прессе с призывом почаще критиковать его, дабы предупредить от возможных ошибок. В 1933 г. этот призыв еще не казался неуместным и даже способствовал повышению популярности президента среди журналистов, хотя еще с тех пор, когда Рузвельт был губернатором штата Нью-Йорк, было известно о его крайней нетерпимости к критике. Р. Тагуэлл, один из ближайших сподвижников Рузвельта, автор многих книг о нем, примкнувший позднее к лагерю активных критиков президента, писал, что тот "рассматривал критику в свой адрес как недружественный акт в лучшем случае и как злобное действие в худшем. Он положительно не любил вмешательства с чьей-либо стороны в его намерения или разбора мотивов его действий, т. е. он считал себя исключением, личностью, не подлежащей критике. Тех, кто не признавал этого и не предоставлял ему такого иммунитета от критики, он запоминал на всю жизнь. Он никогда не забывал плохого отношения к нему"*. Но столь же верно было то, что тем, кто не подвергал сомнению его действия и решения и считал его выдающейся личностью, предоставлялась возможность быть рядом с ним на протяжении долгих лет.

* (Hardin Charles. Presidential Power and Accountability. Univ. of Chicago Press, 1974. P. 25.)

Имя президента практически не сходило с первых страниц американских газет все 12 лет его пребывания в Белом доме: в среднем ежегодно публиковалось не менее 110 статей, посвященных лишь личности президента Рузвельта. Своеобразным свидетельством уважительного отношения рядовых журналистов к президенту было неизменное соблюдение ими неписаного "джентльменского" соглашения фотографировать парализованного Рузвельта только по грудь. (Можно себе представить, принимая во внимание нравы прессы США, сколько скандальных, неприятных для Рузвельта кадров могло быть опубликовано, если бы рядовые фоторепортеры и журналисты не испытывали столь искреннего уважения к нему. Как это не похоже на отношение прессы к Дж. Форду и Дж. Картеру, в годы пребывания которых в Белом доме пресса, казалось, специально следила за каждым шагом президента, чтобы улучить момент и запечатлеть его в неловкой позе, с комическим выражением лица, в испуге, падении, изнеможении и т. п. Сегодня подобное неуважительное отношение к главе государства фигурирует в сознании обывателя, да и в высказываниях самой прессы в качестве чуть ли не самого убедительного свидетельства "свободы печати" и "всеобщей демократии" в Соединенных Штатах.) Именно личными симпатиями рядовых газетчиков и репортеров к Рузвельту объясняет, в частности, У. Бинкли тот факт, что "ни один президент не получал на протяжении такого продолжительного периода в условиях мирного времени столь благоприятного освещения своих планов в прессе"*.

* (Binkley W. The Powers of the President; Problems of American Democracy. New York, 1973. P. 278.)

Однако вместе с тем надо отметить, что ни один президент США не получал на протяжении такого продолжительного периода столь большого количества неблагожелательных и, более того, крайне злобных оценок в прессе, как Франклин Рузвельт. Уже начиная с 1934 г. обращение к прессе с просьбой почаще критиковать его лично и предпринимаемые им действия было бы не только неуместным, но и излишним, поскольку "новый курс" Рузвельта, сам президент и его ближайшие советники стали и вплоть до смерти президента в 1945 г. оставались объектом небывалой по своим масштабам и применявшимся средствам враждебной критики. В 1935 г. 60% американских газет выступали против Рузвельта, отражая взгляды их владельцев, связанных тесными узами политических и финансовых интересов с крупными монополиями.

В двух статьях, опубликованных в мае 1936 г. в журнале "Харперс" и в сентябре 1938 г. в журнале "Нью рипаблик", американский публицист Маркие Чайлдс, лично знавший президента, подверг анализу ту часть американского общества, которая не скрывала своей ненависти к Рузвельту, и пришел к выводу о том, что этой "фанатической ненавистью" (никаким другим словом нельзя охарактеризовать это отношение, подчеркнул он) охвачены "тысячи мужчин и женщин, принадлежащих к американскому высшему классу". "Это страсть, это ярость абсолютно безосновательная... она пронизывает, в большей или меньшей степени, весь верхний слой американского общества. Это чувство стало их idee fixe". M. Чайлдсу принадлежит определение этого верхнего слоя как "2% американского общества". Поистине поразительно, с какой готовностью подхватывались этой частью американцев и контролируемой ими прессой все самые грязные слухи о президенте, включая даже те, которые распространялись геббельсовской пропагандой. Уильям Рэндолф Херст собственноручно писал передовые статьи, публиковавшиеся всеми принадлежавшими ему газетами, со злобной критикой президента и его "нового курса". В преддверии выборов 1936 г. по указанию хозяина газеты полковника Р. Маккормика телефонистки коммутатора "Чикаго трибюн" отвечали звонившим мелодичными голосками: "Доброе утро! Знаете ли вы, что у вас осталось лишь (указывалось точное количество) дней, чтобы спасти нашу страну?" М. Чайлдс писал, что Рузвельт так и не смог понять, за что "его собственный класс, привилегированное сословие, люди с положением были столь враждебно настроены к нему".

Попять причины такого отношения Рузвельт не мог, но и простить тоже. Даже в тех случаях, когда президент высказывался критически о прессе, его критика адресовалась не "работающей прессе", как называют в США рядовых журналистов, а их хозяевам. "Это в большинстве случаев не человек, сидящий за письменным столом. Это не репортер. Это ведет к владельцу газеты... Вы знаете очень хорошо, что заведующие специальными бюро пишут то, что им приказывают писать владельцы газет, и они опускают половину правды", - разъяснял Рузвельт механику организации направленной против него кампании в прессе. Подобное отношение президента к газетным магнатам па протяжении всего его пребывания в Белом доме объяснялось и тем, что фаворитами "большой прессы" США неизменно оказывались его политические противники: 57% газет США поддерживали в 1936 г. республиканского кандидата А. Лэндона, 64% - республиканского кандидата У. Уилки в 1940 г, и 61% - республиканского кандидата Т. Дьюи в 1944 г.