Болезнь и возвращение к политической деятельности

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 20 Октября 2014 в 23:15, реферат

Краткое описание

В 1930 году Рузвельт избирается губернатором штата Нью-Йорк на второй срок со значительным преимуществом – в 725 тысяч голосов. При вступлении в должность Рузвельт выразил пожелание, которое вскоре переросло в практические действия: «Одна из обязанностей государства заключается в заботе о тех своих гражданах, которые оказались жертвами неблагоприятных обстоятельств, лишающих их возможности получать даже самое необходимое для существования без помощи других. Эти обязанности признаются в каждой цивилизованной стране. Помощь этим несчастным гражданам должна быть представлена правительством не в форме милостыни, а в порядке выполнения общественного долга»

Вложенные файлы: 1 файл

Мидтерм по ПЖ.docx

— 67.88 Кб (Скачать файл)

Враждебное отношение к Рузвельту, в частности У. Р. Херста, предполагало, что все возможности херстовской газетной империи, владевшей в 1935 г, помимо 26 ежедневных газет, издававшихся в 19 городах США, также несколькими информационными синдикатами, радиостанциями и кинокомпаниями, использовались для того, чтобы обрабатывать во враждебном по отношению к Белому дому духе миллионы американцев*. В августе 1935 г. редакторы всех херстовских газет получили распоряжение своего издателя именовать в редакционных комментариях и статьях рузвельтовский "новый курс" "нечестным курсом". Враждебность "2% американского общества" к Рузвельту не ограничивалась злобной критикой: в 1937 г. в одном из пресс-бюллетеней газетного синдиката Макклюра, распространявшихся по меньшей мере среди 270 американских газет, было процитировано высказывание правоэкстремистского дельца из компании "Американ сайанамид", который заявил на званом обеде в Нью-Йорке, что "параноик, обитающий в Белом доме, губит нацию" и что "пара точно адресованных пуль может оказать величайшую услугу стране".

* (So bell R. Op. cit. P. 27.)

Ф. Рузвельт не оставался в долгу. Сознательно пытаясь вбить клин в отношения между рядовыми газетчиками и владельцами газет и сохранить первых в своем "лагере", Рузвельт мог делать заявления, подобные тому, которое было им сделано в 1935 г. в ходе ежегодного съезда Американской ассоциации преподавателей журналистского мастерства: "До каких пор вынужден оставаться в штате газетной редакции человек и, дабы не потерять работу, писать по указке свыше, вещи, в правдивость которых он лично не верит или которые он лично не считает справедливыми?" Когда корреспонденты задавали ему вопрос, на который он не был склонен отвечать, президент язвительно выражал сочувствие репортерам по поводу того, что им приходится задавать "глупейшие вопросы", навязанные их боссами. Выражая "соболезнование" журналистам по поводу того, что над ними пытаются властвовать диктаторски настроенные владельцы и редакторы газет, Рузвельт с тонким расчетом подключал "работающую прессу" к числу своих сторонников.

В ходе пресс-конференции, состоявшейся в Начале 1939 г., Рузвельт заявил, что "довольно большое число владельцев газет сознательно вводят в заблуждение американский народ, сознательно! Я всегда предполагал и до сих пор верю в то, что внешняя политика Соединенных Штатов не должна быть замешана в... газетное политиканство... Передо мной сейчас лежит около восьми или десяти газет. И ни в одной из них нет статьи или заголовка, который, мягко выражаясь, не создавал бы ошибочного представления, ни в одной... Это является результатом сознательного искажения фактов, имеющихся фактов... Американский народ начинает осознавать, что все, что он читал и слышал от агитаторов... из числа владельцев газет, является чистейшей чепухой - ч-е-п-у-х-о-й, чепухой, однако эти агитаторы рассчитывают на невежество, предубеждения и страхи американцев и действуют не по-американски"*. Рузвельт не скрывал своей личной антипатии к крупнейшим издателям США - У. Р. Херсту и Г. Люсу. О Херсте он говорил: "Я иногда думаю, что Херст нанес больше вреда делу демократии и цивилизации в Америке, чем любые три его современника, взятые вместе". О Г. Люсе и одном из его изданий - журнале "Тайм" Рузвельт говорил: "Начиная с первого номера "Тайма", я обнаружил, что единственным секретом финансового успеха журнала является политика умышленного преувеличения или искажения. Не обращайте на него внимания. Я лично не обращаю". Но это было неправдой - он обращал.

* (Keogh J. Op. cit. P. 28-29.)

Впрочем, Рузвельт мог обрушиться иногда и на рядового репортера, если излишне настырное поведение этого человека или написанная им статья вызвали его недовольство, и тогда президент не знал пощады. Одного из журналистов, фельетониста Дж. О'Доннела, вызвавшего у него особую ярость, Рузвельт "наградил" железным крестом, дав понять, что своими статьями тот оказывает услугу фашистской Германии. Говорят, что возмущенный задававшим неуместные вопросы журналистом Рузвельт предложил тому напялить дурацкий колпак и занять место в углу зала.

 

Сложные аспекты и противоречия рузвельтовского "нового курса" стали основной темой выступлений периодической печати и радио США с первых дней рузвельтовской администрации, но ни одной газете, ни одному журналу не удалось дать сколько-нибудь четкой и исчерпывающей характеристики этой "программы возрождения нации" или хотя бы ее конкретных направлений и целей. Причиной тому было отсутствие ясного представления о программе действий не только у органов массовой информации, но даже у самого Рузвельта и его ближайших советников. "Новый курс" представлял собой, по сути дела, комплекс отдельных, не всегда взаимосвязанных идей и предложений, которые после одобрения их в законодательном порядке составляли основу "нового курса". А поскольку эти идеи и предложения выдвигались, во всяком случае на первых порах, чуть ли не каждый день, то и ежедневная периодическая печать США изобиловала комментариями - "однодневками", не претендовавшими на глубокий или хотя бы логически последовательный анализ происходившего. Сам термин "новый курс", предложенный Рузвельтом и его помощниками, был, однако, оперативно подхвачен прессой, падкой до всего "нового", и с ее помощью превратился вскоре в символ исторической вехи между гибельным старым государственным курсом и политикой новой администрации. Буржуазно-либеральные круги страны и их органы печати видели в "новом курсе" прежде всего попытку оздоровления существующей системы и установления некоей "социальной гармонии" в ее рамках. Херстовская пресса перепевала на все лады утверждение Национального комитета республиканской партии, что введение планируемой экономики в США ведет прямым путем к уничтожению капиталистической системы и "победе социализма". 6 июля 1936 г. газета "Чикаго трибюн" информировала читателей о том, что "Москва дала указание красным в Соединенных Штатах поддерживать Рузвельта" против республиканского кандидата А. Лэндона. А "Вашингтон пост" назвала выступление Рузвельта по поводу выдвижения его съездом демократов на второй срок "речью, прокладывающей дорогу к фашизму". И вновь, комментируя общественный настрой незадолго до выборов 1936 г., журнал "Тайм" констатировал: "Вне зависимости от партийной принадлежности и района проживания все члены "высшего класса", за небольшим исключением, сегодня открыто ненавидят Франклина Рузвельта".

Основным решением правительства Ф. Рузвельта и лично президента, вызывавшим наиболее яростные нападки на американский внешнеполитический курс и являвшимся, по существу, главной причиной яростной антирузвельтовской кампании в монополистических кругах и в значительной части американской буржуазной прессы, было решение об установлении дипломатических отношений с Советским Союзом и признании Советского правительства. В марте 1931 г. анализом передовых статей в 183 газетах было установлено, что лишь 13% газет США поддерживали идею установления дипломатических отношений между СССР и США, тогда как 63% выступали за сохранение прежней политики в отношении СССР. В октябре 1933 г., незадолго до подписания соглашения об установлении дипломатических отношений между СССР и США, проведенным опросом среди 1100 газет было установлено, что за признание СССР выступают издатели 63% из них, тогда как против признания лишь 27%*. Столь разительная перемена в отношении буржуазной печати к СССР за два с половиной года объяснялась, как представляется, опасениями за дальнейший ход международных событий, вызванными приходом к власти в Германии фашистов, а также экономическими, внешнеторговыми расчетами.

* (Stoessinger J. G. Op. cit. P. 142-143.)

В прогрессивной и либерально-буржуазной печати США оживленно комментировалось заявление М. М. Литвинова в Лондоне о готовности СССР разместить за рубежом заказы на сумму примерно 1 млрд дол. Американские деловые круги или, во всяком случае, значительная их часть явно опасались остаться в стороне от ожидаемого ими потока заказов в случае сохранения ненормального положения в межгосударственных отношениях между СССР и США. В условиях продолжающегося кризиса Соединенные Штаты продолжали испытывать крайнюю нужду во внешних рынках сбыта не находившей спроса внутри страны продукции. Позиция этих кругов была весьма наглядно отражена в политическом рисунке, опубликованном журналом "Нейшн" 29 ноября 1933 г. На этом рисунке Россия была изображена сидящим в кресле бородатым мужиком. Возле кресла стояла "американская пресса" в образе раскормленной матроны, которой "американский бизнес" шептал на ухо, скосив глаза на "Россию": "Будь к нему добра, дорогая". Коль скоро Советский Союз сможет сыграть важную, если не решающую роль в создании десятков тысяч новых рабочих мест и тем самым помочь в сокращении армии безработных, писали авторы в различных либерально-буржуазных и прогрессивных изданиях США, развитие политических и торгово-экономических отношений с ним следует лишь приветствовать. "Опасным красным, - "шутила" газета "Эль-Пасо геральд", - можно считать такого красного, который появится в Соединенных Штатах без заказа на машинное оборудование"*.

* (Ibid. P. 143.)

Официальное признание Соединенными Штатами Советского Союза, объявленное 17 ноября 1933 г., нашло поддержку у широких слоев американской общественности и значительной части прессы. "Без сомнения, наиболее явным и важным аспектом возобновления отношений является его влияние на мировую ситуацию, - писал журнал "Нью рипаблик". - Лет через двадцать историки, вспоминая сегодняшний день, вполне вероятно, придут к выводу, что возобновление дипломатических отношений между Соединенными Штатами и Россией было одним из двух или трех наиболее выдающихся событий за пятнадцать лет, прошедших со дня окончания (первой мировой) войны"*. Журнал выражал уверенность, что большинство американцев разделяет такую точку зрения. Судя по реакции крупных американских газет в различных уголках страны, отношение большей части американской общественности к этому шагу рузвельтовской администрации было несомненно позитивным. Заголовки статей, опубликованных в тот памятный день, говорили сами за себя: "Начало новой эры" ("Бостон геральд"), "Акт здравого смысла" ("Балтимор сан"), "Триумф реализма" ("Кливленд плейн дилер"), "Все будут надеяться на лучшее" ("Индианаполис стар"), "Конец ненормального положения" ("Сент-Пол пайонир пресс"). Газета "Нью-Йорк таймс" вновь и вновь напоминала читателям о готовности СССР закупить в США товаров более чем на полмиллиарда долларов и характеризовала русских как надежных партнеров в финансовых делах.

* (New Republic. 1933, November 29. P. 61.)

"Можно лишь предполагать, насколько иным был бы мир, если бы Советскому Союзу и  Соединенным Штатам удалось бы  эффективно сотрудничать в 30-х  гг. в вопросе сдерживания подъема  держав фашистской оси и предотвращения таким образом последовавших вскоре бедствий, - справедливо писал Дж. Стоссинджер. - Нет сомнения в том, что остаточные проявления старых клише помешали такому истинному сотрудничеству"*. Лишь живучестью подобных клише в сознании довольно большого числа американцев можно объяснить тот факт, что даже в 1938 г. около 30% американцев не знали, кому отдать предпочтение в "возможной войне" между Советским Союзом и гитлеровской Германией. Сохранению этих старых клише и стереотипов способствовали в особенности периодические издания, контролируемые и финансируемые правыми кругами США.

* (Stoessinger J. G. Op. cit. P. 145.)

Биржевой крах 23 октября 1929 г. и последовавшее за ним разорение буквально за одну ночь сотен тысяч мелких вкладчиков капитала, владельцев мелких и средних предприятий приучили американцев к мысли о том, что беда может поджидать человека ежеминутно и обрушиться на него внезапно и безжалостно, не оставляя надежд на спасение. Сложная международная обстановка 30-х гг., приход к власти в Германии Гитлера и открыто проповедуемый им агрессивный курс, мюнхенское соглашение, открывшее "зеленую улицу" территориальным притязаниям Германии в Европе, и практическое начало реализации агрессивных планов гитлеровцев с захвата в 1938, г. принадлежавших Чехословакии Судет продемонстрировали американцам (как, впрочем, и всему миру) неминуемость, возможно даже в недалеком будущем, катастрофических событий. Так что к происшедшему в тот памятный и вошедший в американскую историю вечер 30 октября 1938 г. американцы были подсознательно готовы.

В девятом часу вечера, когда миллионы американцев уселись перед своими радиоприемниками с намерением скоротать остаток дня в кругу семьи, радиотеатр "Меркьюри", возглавляемый режиссером Орсоном Уэллсом, начал передачу инсценировки романа Г. Уэллса "Война миров". Надо сказать, что этой радиопередаче предшествовала довольно кропотливая подготовительная работа по переводу языка повествовательного литературного произведения на язык радиорепортажа "с места происшествия". Кроме того, место действия было перенесено из Англии в Соединенные Штаты, в штаты Нью-Джерси и Нью-Йорк. Явно предвидя нежелательные последствия, О. Уэллс вставил в радиосценарий четыре объявления от радиостанции Си-Би-Эс, в которых слушатели предупреждались, что идет передача художественного произведения.

"Успех" радиопередачи, на который рассчитывали ее  организаторы, превзошел все ожидания. После концерта и сообщения  о погоде, изредка прерываемые  рекламными объявлениями в эфир  пошли сообщения радиокомментатора  о поездке основных персонажей  постановки - Карла Филлипса и профессора Пирсона к месту приземления странного предмета. Дальнейшее происходило на фоне тревожных сигналов сирен и гула огромной массы людей. (К этому времени, по позднейшим подсчетам, радиопередачу слушало около 6 млн человек.)

Комментатор: ...Я пододвину микрофон поближе. Вот так. (Пауза.) Сейчас мы находимся на расстоянии не более двадцати пяти футов. Теперь вы слышите? О, профессор Пирсон!

Пирсон: Да, г-н Филлипс?..

Комментатор: Вы по-прежнему считаете, что это метеор, профессор?

Пирсон: Я даже не знаю, что и думать. Металлическая поверхность явно неземного происхождения... на земле такого не найдешь. Трение при входе в земную атмосферу обычно повреждает поверхность метеорита. А у этого предмета поверхность гладкая и, как вы видите, цилиндрической формы.

Комментатор: Минутку! Что-то происходит! Леди и джентльмены, это потрясающе! Верхняя часть предмета начинает отвинчиваться изнутри. Предмет, судя по всему, сделан из металла!

Голос комментатора прорывается сквозь возбужденные крики толпы.

Комментатор: Леди и джентльмены, я не видел ничего более ужасного... Подождите минутку! Что-то выползает из отверстия в верхней части. Что-то или... кто-то. Я вижу два блестящих диска, выглядывающих из черной дыры отверстия... неужели это глаза? Возможно, это лицо. Возможно... (Слышны крики ужаса.).

Комментатор (захлебываясь, его будто выворачивает наизнанку): О боже, что-то вроде серой змеи выползает из черного отверстия. Вот еще одно и еще! Это похоже на щупальца. Теперь мне видно и все тело. Оно большое, пожалуй, с тушу медведя, и лоснится, точно мокрый ремень. Но лицо. Оно... оно неописуемо. С трудом заставляю себя смотреть на него. Глаза черные и блестят, как змеи. Треугольный рот со слюной, капающей из бесформенных губ, которые дрожат и пульсируют...

Информация о работе Болезнь и возвращение к политической деятельности