Эволюционный позитивизм Герберта Спенсера

смотрели на нее как на философию будущего, были естественно  склонны  видеть

везде следы  ее прогресса, и везде, где они  находили мнения, согласные с нею,

они приписывали  их влиянию ее основателя. Это - общее  свойство всех учеников

и последователей, всегда преувеличивать значение учения их учителя и считать

его  основателем  всех  поучаемых  им  доктрин.  Имя  Конта   в   умах   его

последователей  связано с понятием о научном  мышлении,  потому  что  большая

часть его последователей усвоила  себе впервые научное мышление  из  того

изложения, какое  он ему дал в  своих  сочинениях.  Под  неизбежным  влиянием

такой ассоциации идей последователи Конта всегда вспоминают своего  учителя,

как только они  наталкиваются на образ мышления, имеющий некоторое сходство с

научным мышлением, описанным  их  учителем;  вследствие  этого  они  склонны

думать, что Конт и в  умах других людей вызвал те же понятия, какие он вызвал

в умах их самих. Однако  подобные  суждения  в  большинстве  случаев  лишены

всякого основания. Что Конт дал общее изложение доктрины и  метода  науки  -

это, конечно, верно; ошибка состоит  в том, что нельзя  всех,  кто  принимает

эту доктрину и следует  этому методу, называть учениками  Конта.  Ни  процессы

их исследований, ни их мнения относительно природы  человеческого  знания  и

его границ не изменились сколько-нибудь заметно сравнительно с тем, в  каком

положении находились они  до Конта. Если их можно назвать "позитивистами", то

только в том смысле, в каком все люди науки  всегда  были  более  или  менее

последовательными  позитивистами;  но  считать  их   учениками   Конта   это

равносильно тому, если бы мы стали- называть его учениками тех,  кто  жил  и

умер прежде самого Конта. Конт вовсе не говорит того, чего  требуют  во  имя

его некоторые из его приверженцев. Он говорит: "Il y a sans  doute  beaucoup

d'analogie entre ma philosophie positive  et  ce  que  les  savants  anglais

entendent, depuis Newton surtout, par  philosophie  naturelle"  ("Есть,  без

сомнения, большое сходство между  моей  позитивной  философией  и  тем,  что

английские ученые разумеют - особенно со времен  Ньютона  -  под  философией

естественной") (См. Avertissement). Далее он указывает на  "grand  mouvement

imprime a l'esprit humain, il y a deux siecles, par  l'action  combinee  des

preceptes de Bacon, des conceptions  de  Descartes  et  des  decouvertes  de

Galilee, comme le moment ou l'esprit de la philosophie positive a commence a

se prononcer dans le monde" ("великое  движение,  возникшее   в  человеческом

уме, два  века  тому  назад,  под совокупным  воздействием  учений  Бэкона,

умозрений Декарта  и открытий Галилея, как на  момент,  когда  впервые  начал

проявляться в  мире дух позитивной философии"). Из  этого  видно,  что  общие

процессы исследования и способ объяснения  явлений,  которые  Конт  называет

позитивной философией, им самим признаются за результат  двухвековой  работы;

по его признанию, они ко времени его труда достигли уже заметного развития и

составляли собою  наследство всех людей науки.

     Задача,  принятая  на  себя  Контом,  состояла  в   том,   чтобы   дать

философскому  мышлению и методу  более  совершенную  форму  и  организацию  и

приложить их к  истолкованию тех классов явлений, которые еще не были изучены

научным образом. Такой замысел полон  величия,  а попытка осуществить его

является предприятием, заслуживающим удивления и одобрения. У  Бэкона  также

был подобный план, он  также  стремился  к  организации  наук  и  также  был

убежден, что "физика (естественные науки) есть мать  всех  наук";  в  то  же

время он был  убежден, что науки могут подвигаться  вперед только при  условии

общего союза  и взаимной связи, причем указал и  на то, в чем должен  состоять

этот союз и  связь. Он понимал, что  нравственная  и  политическая  философия

может расти и процветать только в том случае, если она берет  свои  корни  в

естественной  философии; таким образом, он как  бы предвидел  идею  социальной

науки, возникающей  из наук естественных. Однако состояние  знаний в его время

воспрепятствовало ему пойти дальше этого  общего  умозрения,  и,  по  правде

сказать, достойно удивления то обстоятельство, что  он мог зайти так  далеко.

Вместо смутной  и неопределенной идеи  Конт  дал  миру  идею  ясно  и  вполне

определенную. В  развитии этой концепции Конт обнаружил  замечательную  широту

воззрений, недюжинную оригинальность, громадную находчивость и выходящую  из

ряда  вон  способность  к  обобщениям.  Его  система  позитивной  философии,

рассматриваемая сама по себе, независимо от того,  верна  ли  она,  является

творением, полным величия. Но, признавая за Контом неоспоримое право на наше

удивление за его  концепцию, за его усилия осуществить  ее  и  за  то  умение,

какое обнаружил  он в этой попытке, надо еще  спросить:  имел  ли  он  удачу?

Мыслитель, реорганизующий научный метод и знание своего  века  и передающий

своим последователям эту новую  организацию,  которую  те  и  принимают,  по

справедливости  может  считаться  главой  школы,  а  его  преемники  -   его

учениками. Но если среди его преемников есть такие, которые  принимают  этот

метод и эти  знания века, но отвергают предложенную им реорганизацию, то эти,

очевидно, не могут  считаться  его  учениками.  Что  можно  сказать  в  этом

отношении  о  Конте?  Есть  небольшое  число  людей,  которые  почти  вполне

принимают его учение, и они, конечно, по справедливости могут называться его

учениками. Есть другие, которые принимают, как истинные, некоторые  из  этих

принципов, но все  остальное  отвергают;  эти  если  и  могут  считаться  его

учениками, то только отчасти. Наконец, есть еще и такие,  которые  отвергают

все  существенное  в  его  учении:  эти,  очевидно,  должны  считаться   его

противниками. Все  члены этого последнего класса остаются в том же положении,

в каком они  были бы, если бы Конт  ничего  совсем  не  писал.  Отвергая  его

реорганизацию наук, они принимают эти науки  в том виде, как они существовали

до него, как  общее достояние, завещанное прошедшим  настоящему. Их согласие с

этой научной  доктриной вовсе не ставит их в  положение учеников  относительно

Конта. К этому классу принадлежит большинство людей науки. К этому же классу

принадлежу и  я.

     Переходя  теперь к тому, что лично касается  меня в этом вопросе, я укажу

сначала  на  главные  общие  принципы,  относительно  которых  Конт   вполне

солидарен с  мыслителями, ему предшествовавшими, и относительно которых  и  я

сам с ним  вполне солидарен.

     Конт  полагает, что источником всякого  знания является опыт;  я   держусь

того же мнения, но я держусь его смысле более  широком, чем Конт, потому  что

я не только думаю, что все идеи, приобретенные индивидами, а  следовательно,

и  все  идеи,  переданные  прошедшими  поколениями,  происходят   из   этого

источника,  но  я  также  полагаю,  что   самые   способности,   облегчающие

приобретение  этих идей, являются продуктом  накопленного  и  организованного

опыта, переданного  нам от предшествовавших  рас  (см.  Основания  психологии

Герберта Спенсера). Но доктрина, что всякое  знание  берет  свое  начало  из

опыта, обоснована вовсе не Контом, да он и сам не приписывает  ее  себе.  Он

говорит, что "tous les bons esprits, repetent, depuis Bacon, qu'il n'y a  de

connaissances reelles que celles qui reposent sur des fait  observes"  ("все

здравые умы  повторяют со времен Бэкона, что  нет иных действительных  знаний,

кроме  тех,  которые  основываются  на  наблюдаемых  фактах").  Сверх  того,

отличительный характер английской школы психологов и состоит главным образом

в разработке этой доктрины и в ее окончательном  установлении. Насколько  мне

известно, Конт, приняв эту доктрину, не сделал ничего такого, что  могло  бы

придать ей большую  достоверность и определенность. Да он и не мог бы сделать

ничего подобного, так как он отвергает ту часть  науки о духе,  которая  одна

только может  доставить доказательства в пользу этой доктрины.

     Далее,  Конт держится того мнения, что  всякое знание относительно  и   не

идет дальше знания одних феноменов; в этом я  с ним вполне согласен.  Но  кто

станет утверждать, что относительность всякого  знания провозглашена  впервые

Контом? Среди  тех, кто более или менее  последовательно  придерживался  этой

доктрины,  сэр  Вильям  Гамильтон  насчитывает  Протагора,  Аристотеля,  св.

Августина,  Боэция,  Аверроэса,  Альберта  Великого,  Жерсона,   Меланхтона,

Скалигера, Фр. Пикколомини, Джордано  Бруно,  Кампанеллу,  Бэкона,  Спинозу,

Ньютона,  Канта.  Сам  Вильям  Гамильтон  в  своей  Философии  безусловного,

напечатанной  впервые в 1829 г., дал научное доказательство этому  убеждению.

Конт, получив  эту  доктрину  от  своих  предшественников  вместе  с  другими

мыслителями, не сделал, насколько мне известно, ничего такого, что подвинуло

бы вперед это  учение. В сущности, он и не мог  ничего сделать в  его  пользу,

потому что, как  мы уже сказали, он  не  признает  возможности  того  анализа

мышления, который  заключает в себе доказательства относительности всех наших

знаний.

     Конт  требует,  чтобы  при  объяснении  различных  классов  явлений   не

прибегали к  помощи метафизических сущностей, рассматриваемых  в  качестве  их

причин; я также  полагаю,  что  употребление  подобных  сущностей  -  хотя  и

удобно, если не необходимо для целей  мышления  -  с  научной  точки  зрения

вполне незаконно. Мнение это, в сущности, есть не что  иное, как следствие из

предыдущего, и  оно должно быть принято и откинуто вместе с ним.  Но,  как  и

предыдущее, мнение это с большим или меньшим  постоянством  поддерживалось  в

продолжение нескольких веков. Сам Конт цитирует любимое  выражение  Ньютона:

"О! Физика, берегись  метафизики!".  Доктрина  эта,  как  и  предыдущая,  не

получила от Конта никакого более  солидного  обоснования.  Он  всего  только

снова высказал ее. Сделать большее он был не в состоянии,  потому  что  и  в

этом случае, как и  в  прежних,  его  скептицизм  относительно  субъективной

психологии лишал  его возможности доказать, что эти  метафизические  сущности

суть простые  символические концепции, не допускающие  поверки.

     Наконец,  Конт верит в неизменность  законов  природы,  в  постоянство   и

единообразие  отношений между явлениями. Но и  до него многие также  верили в

это. Предположение  это, что  во  Вселенной  существует  неизменный  порядок,

принятое даже теми, кто не имеет претензии считать  себя учеными, сохраняло в

течение веков  силу принципа или постулата, который  некоторые ученые  считали

приложимым только к явлениям мира неорганического, тогда как  другие  ученые

признавали его  всеобщим. Наследуя эту доктрину  от  своих  предшественников,

Конт оставил  ее такой же, какой и усвоил. Хотя ему удалось открыть несколько

новых законов, я, однако, не думаю,  чтоб  ученые  признали,  что  он  своим

доказательством сделал индукцию более достоверной  в данном  случае;  ему  не

удалось доказать этого положения и посредством дедукции, как это легко можно

было бы сделать, указав на то обстоятельство, что постоянство  и единообразие

отношений между  явлениями есть неизбежное следствие  постоянства силы.

     Таковы  принципы, служащие исходной точкой  отправления Конта, и принципы

эти отнюдь не могут  считаться исключительной собственностью  его  философии.

"Но быть  может, - возразят мне, - какая надобность  во всех этих  замечаниях,

так как ни один образованный читатель не станет приписывать  Конту  открытия

этих истин?" На это я отвечу, что хотя никто из  учеников  Конта  не  станет

приписывать этому  философу открытия истин, о которых  идет речь, и хотя никто

из противников  в лагере теологов, как бы ни был  он несведущ в области  науки

и философии, не станет  считать  Конта  первым  человеком,  высказавшим  эти

истины, однако существует сильное стремление  связывать  всякую  доктрину  с

именем того, кто изложил  ее с особенным успехом в  более  близкое  время,  и

такое   стремление   иногда   вносит    ложное    представление    даже    в

высокопросвещенные умы. У нас  под  рукой  доказательство  того,  на  чем  я

настаиваю. В указанном  выше номере Revue des Deux Mondes, на стр. 936, можно

прочитать  следующее:  "Toute  religion,  comme  toute  philosophie,  a   la

pretention de donner  une  explication  de  l'univers;  la  philosophie  qui

s'appelle positive se distingue de toutes les philosophies et de toutes  les

religions en ce qu'elle a renonce  a  cette  ambition  de  l'esprit  humain"

("Всякая  религия,  как   и  всякая  философия,  имеет   претензию   объяснять

Вселенную; философия,  называемая  позитивною,  отличается  от  всех  других

философий  и  религий  тем,  что  она   отказалась   от   этого   притязания

человеческого ума"). Остальная  часть параграфа посвящена объяснению доктрины

об относительности наших  знаний. Следующий параграф  начинается  так:  "Tout

imbu de ces idees, que nous exposons sans les discuter pour  le  moment,  M.

Spencer divise" ("Весь  проникнутый этими идеями,  которые   мы  излагаем  без

всякого обсуждения в настоящую минуту, г-н Спенсер  разделяет...")  и  т.  д.

Теперь я спрашиваю, не способны ли эти  выражения  и  эти  идеи  породить  и

укрепить то ошибочное впечатление, которое  я хочу рассеять. Я ни  на  минуту