Рыцарская культура

Я готов был воспевать,

Но в награду мог  стяжать

Только боль обиды злой,

Дайте ж наконец покой!

Я роптать на вас не смел,

Но уж песни-то отпел!

 

                              (Пейроль)

 

       Сирвентес  - песня, в которой  поднимаются   уже  социальные  вопросы,

главный из которых: кто больше  достоин  любви  -  учтивый  простолюдин  или

бесславный барон?

 

- Перигон? Порой бесславно

Жизнь ведет свою барон,

Он и груб и неумен,

А иной виллан бесправный

Щедр, учтив, и добр, и смел,

И в науках преуспел.

Что Донне можете сказать:

 Кого из этих двух  избрать,

Когда к любви ее влечет?

 

 

 

- Мой сеньор! Уже издавна

Был обычай заведен

(И вполне разумен он!):

Если Донна благонравна,

С ровней связывать удел

Тот обычай повелел.

Как мужику любовь отдать?

Ведь это значит потерять

И уваженье и почет...

 

                    (Дальфин и Перигон)

       Наличие  в провансальской поэзии таких  форм, как тенсона, сирвентес и

плач, свидетельствует о  том,  что  хотя  любовная  тема  и  занимала  в  ней

господствующее положение, она не  являлась  единственной.  Трубадуры  охотно

откликались на злобу дня, касались в своих песнях  вопросов  политических  и

социальных.

       Трубадуры   были  первыми  куртуазными   лириками  Европы.   За   ними

последовали немецкие миннезингеры  -  «певцы  любви».  Однако  в  их  поэзии

чувственный элемент играл  меньшую роль, нежели в поэзии романской, и  скорее

преобладал морализаторский  оттенок, например:

 

Те времена прошли давно

Когда-то, Бог свидетель,

Царили в мире заодно

Любовь и добродетель.

Все в грех теперь погружено

Любить грешно и жить грешно.

Губительный владетель,

Грех греху радетель...-

 

 

       и религиозный  подтекст:

 

Святого нашего креста                                             Кто в

суете земных утех,

И ты достоин,

Погрязнуть рад.

Когда твоя душа чиста,                                            Ты плащ с

крестом надел

Отважный воин.                                                        Во

имя добрых дел.

Такое бремя не для тех,

            Напрасен твой обет,

Кто                                                                глуповат,

Когда креста на сердце нет.

 

       Творчество  трубадуров, труверов, миннезингеров  можно назвать  первым

великим расцветом  европейской  лирики,  за  которым  последовал  еще  более

могучий расцвет, порожденный  эпохой Возрождения.

 

4.2.  Рыцарский куртуазный  роман

       В XII в.  возник новый литературный жанр - рыцарский роман.  Создание

романа предполагает не только вдохновение  и  особое  творческое  восприятие

мира,  но  и  обширные  знания.  Авторами  были  чаще  всего  ученые   люди,

пытавшиеся примирить  идеалы куртуазности и всеобщего  равенства  перед  Богом

с реальными  придворными  обычаями  и  нравами  эпохи;  идеалы  куртуазности

являлись своеобразным протестом  против не  очень  поэтичной  повседневности.

Эта специфическая  мораль  рыцарства  была  утопична,  но  именно  она  была

отражена в  романе.

       Первые  романы появились во Франции,  в  англо-нормандской  культурной

среде, как своеобразный сплав  кельтских эпических  преданий,  позднеантичных

латинских  пересказов  Гомера,  Вергилия,  Овидия,  увлекательных  рассказов

крестоносцев о неведомых  странах и провансальских куртуазных песен.

       Одним  из создателей рыцарского романа  был Кретьен де  Труа  (30-90-е

гг. XII в.). Сюжеты его многочисленных произведений прочно вошли  в  арсенал

европейской словесности, но наиболее знаменит «Ивейн, или Рыцарь со  львом».

Сюжет и герои романа связывают  его с  британским  циклом  о  короле  Артуре,

сенешале Кее, королеве Геньевре, рыцарях Ивейне, Ланселоте и других.  Важной

приметой  того  мира,  в  котором  живут   и   действуют   герои,   является

переплетение  реалистических  и  фантастических   элементов.   По   описанию

турниров, многолюдных  охот,  осад  можно  составить  представление  о  быте

обитателей средневековых  городов и замков, его праздничности; вместе  с  тем

чудесное встречается  в романе на каждом  шагу  (вся  природа  заколдована  и

населена загадочными  существами) и, передается через  будничное,  обыденное.

Мир, созданный фантазией  Кретьена де Труа, - воплощение  рыцарственности,  и

действия героев, живущих  в этом  мире,  направлены  на  совершение  подвига,

«авантюры». При этом не любовь толкает рыцаря на «авантюру», хотя  любовь  к

даме играет  в  романе  олень  большую  роль,  ибо  способность  к  любви  -

непременное качество настоящего рыцаря, - им движет страсть к  приключениям,

в  ходе  которых  он  оттачивает  воинское  мастерство,  воспитывает   волю,

демонстрирует мужество. В  то же время в романе «Ивейн» Кретьен  показал,  что

сам по  себе  подвиг  бессмыслен,  что  «авантюры»  непременно  должны  быть

внутренне исполнены смысла, целенаправленны: это защита  оклеветанной  дамы,

спасение родственников  друга, избавление от костра девушки.  Благородство  и

самоотречение Ивейна иносказательно подчеркнуто  в  романе  его  дружбой  со

львом, царем зверей, спасение которого является определяющим в  формировании

характера героя. И показательно,  что  не  воинские  свершения,  а  полезные

целенаправленные  действия  приводят  героя  к  нравственному  совершенству,

делая его истинным рыцарем, не только  смелым  и  ловким,  но  и  обладающим

душевной широтой и  благородством.

       Еще   более  сложные   приемы   раскрытия   человеческого   характера

использовались  Кретьеном  де  Труа  в  «Повести  о  Граале»,   где   подвиг

«повышенной  трудности»  обрекает  героя  на  аскетизм.  Но  это  совсем  не

христианская  аскеза   ради   грядущего   собственного   спасения,   глубоко

эгоистическая по своим внутренним побуждениям, а  величайшая  собранность  и

целеустремленность.   Персиваль   покидает   свою   подругу,   движимый   не

мистическим религиозным  порывом, а сложным комплексом чувств, где  скорбь  о

брошенной матери и желание  помочь дяде  Королю  Рыболову  занимает  одно  из

первых мест. Королевство  же  Грааля  помещено  в  некоторую  топографическую

неопределенность, ибо оно  везде, где есть подлинная рыцарственность,  где  в

чести справедливость и доброта, скромность и мужество, и нигде,  коль  скоро

эти высокие нравственные качества отсутствуют.

       Совершенно  иная  тональность  у   другого   прославленного   романа

Средневековья - «Тристана  и Изольды», в  основу  которого  легли  ирландские

сказания о несчастной любви двух молодых прекрасных сердец. В сюжете  романа

отсутствует рыцарская «авантюра» и  на  первый  план  выдвинут  неразрешимый

конфликт между индивидуальными  побуждениями героев и общепринятыми  нормами.

Пагубная страсть юноши  Тристана и королевы Изольды толкает  их  на  попрание

вассального и супружеского долга, на  цепь  притворств  и  обманов.  Поэтому

общая тональность книги  приобретает трагический  оттенок:  герои  гибнут  не

под ударами более сильных  противников, они становятся жертвой  судьбы,  рока.

И если в куртуазной лирике трубадуров конфликт между силой  большого  чувства

и его  незаконностью  намеренно  снимался,  то  в  рыцарском  романе  акцент

делался  на  том,  что  подлинная  любовь  неизбежно  незаконна,  а   потому

трагична.

       И в  романе о Тристане и Изольде,  и в произведениях Кретьена  де  Труа

не было  полного  слияния  с  идеологией  рыцарства;  мировоззрение  авторов

оказывалось шире, демократичней  и гуманней узкой сословной идеологии.

       Все   эти  наивные  рассказы  о   зловредных  великанах,  справедливых

королях,  мудрых  отшельниках,  великодушных  рыцарях,  о  любви  светлой  и

самоотверженной  отразили  определенный  этап   самосознания   рыцарства   и

передали следующим эпохам высокое  представление  о  человеческом  долге,  о

чести, благородстве, бескорыстии,  подвижничестве,  о  сострадании,  т.е.  о

том, что стало  называться  трудно  определимым,  но  всем  понятным  словом

«рыцарственность».

 

       4.3. Миннезанг

       Немецкая  рыцарская культура и литература  XII—XIII  вв.  развивается

под  влиянием  Франции,  «классической»  страны  эпохи  феодализма.   Поэзия

немецкого  рыцарства,  в  некоторой  части  имея  характер  переводной   или

подражательный,  в  лучших  своих  достижениях  возвышается   до   подлинной

творческой самостоятельности.

       Немецкая  рыцарская лирика носит название  миннезанг, т.  е.  «любовная

песня» (от слова Minne — «любовь»).  Ее  древнейшие  памятники  относятся  к

1170-м  годам.  Около   этого  времени  почти   одновременно   возникают   два

направления рыцарской любовной песни.  Одно,  более  архаическое  по  своему

стилю, теснее примыкает к  народной песне и еще  почти  не  затронуто  новыми

идеями рыцарского служения даме. Другое стоит под непосредственным  влиянием

поэзии провансальских трубадуров и их французских  подражателей.  «Народное»

направление миннезанга зарождается  на  юго-востоке,  в  Баварии,  Австрии  и

Швабии,  где  еще  господствуют  архаические,  более  национальные  вкусы  и

влияние новой, куртуазной культуры носит лишь очень поверхностный  характер.

Его  главные  представители  —  поэты  Кюренберг,  Дитмар  фон  Аист  и  др.

«Куртуазное» направление  возникает в западных  областях  Германии,  в  более

передовых прирейнских  землях,  где  раньше  распространились  пришедшие  из

Франции идеи и вкусы и  рыцарская поэзия перестроилась  по  новым  французско-

провансальским образцам.  Родоначальники  этого  направления  —  прирейнские

рыцари Генрих фон Фельдеке и Фридрих фон Хузен. В 1180—1190  гг.  куртуазное

направление миннезанга распространяется на восток и охватывает всю  Германию

(Генрих фон Морунген, Рейнмар  фон Хагенау и др.).  Однако  до  высших  своих

достижений рыцарская  лирика поднимается  лишь  в  результате  синтеза  обоих

направлений,  куртуазного  и  народного,  в  творчестве  Вальтера  фон   дер

Фогельвейде, величайшего  немецкого лирического поэта  средневековья.

       Песни  миннезингеров архаического стиля  обычно являются однострофными

стихотворениями простейшей метрической  конструкции,  объединенными  парными

рифмами, часто  неточными;  строение  стиха  определяется  числом  ударений,

тогда как число неударных  слогов между ударениями может быть различным  (так

называемый «акцентный стих»). Все эти формальные особенности, характерные  и

для немецкой народной песни, в поэзии куртуазного стиля исчезают.  Как  и  в

народной  лирике,  в   стихотворениях   этого   рода   всегда   наличествует

объективный   элемент   повествования,   лирический   сюжет    или    четкая

драматическая  ситуация.  Например,  у  Дитмара:  «Стояла  женщина  одна   и

смотрела через поле и  ждала своего  милого.  Вот  она  увидела  пролетающего

сокола: «Счастлив ты, сокол! Ты можешь лететь, куда захочешь.  Ты  выбираешь

в лесу дерево, которое тебе нравится. Так поступила  и  я.  Я  избрала  себе

мужа... А теперь мне завидуют прекрасные женщины».

       Весьма  часто  у  поэтов  «архаического»  стиля  встречаются  «женские

песни», один из жанров «объективной  лирики»,  наиболее  распространенный  в

народной поэзии; обычно это  жалоба покинутой или одинокой  женщины.  В  ряде

случаев  мужская  и  женская  строфы  объединяются  в  драматической   форме

диалога. Многие стихотворения  открываются «природным  зачином»  —  описанием

прихода весны или осени, которому соответствует душевное  настроение  поэта,

пробуждение любви или  любовная тоска.  Такой  «психологический  параллелизм»

является типичным признаком  народной песни.

       Концепция  любви этих поэтов, в  особенности   наиболее  архаичного  из

них, Кюренберга, существенным образом отличается от провансальской  доктрины

рыцарского служения даме. Песня нередко обращена к девушке, а не к  замужней

женщине. Любовь не  ограничивается  возвышенным  томлением,  а  стремится  к

чувственному   удовлетворению.    Томление,    любовная    тоска    являются

преимущественным   уделом   женщины,   мужчина-поэт   обыкновенно   остается

победителем  в  любовной  борьбе,  «Женщину  и  сокола  легко   приручить»,—

заявляет Кюренберг. «Кто сумеет их приманить, того они сами  будут  искать».

Эти более примитивные  любовные отношения, еще лишенные налета  куртуазности,

вполне  соответствуют  нормальным  бытовым  отношениям  между   мужчиной   и

женщиной в средневековом  обществе.

       Таким  образом, лирические строфы поэтов  «архаического» направления по

своему  идейному  содержанию  и   стилю   заметно   отличаются   от   лирики

провансальских трубадуров и их немецких  подражателей.  Они  приближаются  к

типу   простейших   двустиший   и   четверостиший   любовного    содержания,