Эстетическая программа журнала "Отечественные записки"

Следует особенно подчеркнуть ту настойчивость, с  которой «Отечественные записки» борются за героя из масс, против титанических, исключительных личностей. Так, журнал ставил в особую заслугу Решетникову то, что он рисует не жизнь титанов, а «обыденных смертных, которых мириады кишат повсюду». Эти же мысли развиваются и в анонимной рецензии, принадлежащей, по всей вероятности, Скабичевскому, посвященной творчеству Эркман-Шатриана (1871, № 8). «Героем поэтического произведения, — указывает автор рецензии, — может быть не один только герой, в истинном значении слова, т. е. обладающий необыкновенными умственными и нравственными силами, но и всякий заурядный человек массы, жизнь впервые показала нам, что драматические коллизии заключаются не, в одних только титанических жизненных столкновениях... но в самой обыденной будничной канители, разыгрывающей ежедневно потрясающие трагедии, героями которых является та самая пестрая толпа слуг, факельщиков, могильщиков, воинов, поселян, которая в старинных трагедиях стояла на заднем плане, прислуживая главным героям и их величию». Эти высказывания имели для «Отечественных записок» принципиальное значение именно в связи с формировавшейся в этом журнале беллетристической школой, герои которой содержали в себе полемический «запал» против литературы, не способной отрешиться от «титанизма». Не трудно догадаться, что речь идет о беллетристике «Дела». Именно ей адресуются постоянные упреки Щедрина в ходульности героев, в декламации, в отсутствии художественной правды.

Но особенной  настойчивостью в этом отношении  отличался Скабичевский, который, начиная со статьи «Новое время и старые боги» (1868, № 1), взывал к изображению не титанических личностей, а обычных, заурядных людей, к необходимости «находить человека в слабом, беспомощном, загнанном и забитом труженике, и карать мерзавца, как бы ни был этот мерзавец красив, умен и энергичен». Чтобы быть хорошим человеком, замечал критик «Отечественных записок», нет необходимости иметь «титанические силы». Причем «Отечественные записки» увязывают эти литературные задачи с практическими задачами русского общества. Журнал считает, что поиски борцов-титанов, их апологетика ведут «к бесплодному отчаянию и разочарованию» и в конечном счете к потере веры в людей. Именно в этом Скабический видел основной практически-политический недостаток беллетристики «Дела».  Вызывая огонь на себя, критик осмелился даже провести параллель между «тенденциозными романистами вроде Бажина,  Шеллера, Омулевского» и беллетристикой «Русского вестника», одинаково далекими от правды жизни, хотя и руководствовались они разными идейными соображениями. Такая позиция «Дела» может, по мнению Скабичевского, привести к вредному «самообольщению».

Таким образом, программа изображения народной жизни и героя из демократической среды определилась в «Отечественных записках» достаточно четко.

Одновременно  «Отечественные записки» определяют не только «угол зрения» на народную жизнь, но и тональность ее изображения. Журнал говорит о необходимости объективного исследования жизни простолюдинов, без идеализации и поверхностного окарикатуривания, не «ташкентствуя» и не «лебезя», не «нагибаясь» и не «кокетничая». Верность тона в отношении к народу «Отечественные записки» иллюстрируют опять-таки произведениями Решетникова,  в творчестве которого «по преимуществу сказался тот плодотворный поворот нашей беллетристики», указанный в статье «Напрасные опасения». Решетников, отмечает анонимный рецензент «Подлиповцев» (1867), относится к народу «с необыкновенною простотою и правдивостью», он нисколько не идеализирует крестьян, «не выставляет слащавыми мужичками или сахарными пейзанами» .

Литературно-художественная программа «Отечественных записок», как видим, в некоторых существенных моментах была полемична по отношению к журналу «Дело». Но разрабатываемые журналом Благосветлова принципы изображения народа и интеллигенции во многом сходились с тем, что предлагали демократической литературе «Отечественные записки». Пафос журнальной  деятельности, считало «Дело», должно составлять исследование экономического положения страны, от которого зависит решение других общественных вопросов. «Публицист нашего времени, — подчеркивал Шелгунов в статье "Русский индивидуализм" (Дело, 1868, № 7), — публицист, какой требуется теперешним моментом русской общественной жизни, должен быть прежде всего человеком самого серьезного экономического воспитания. Перелом, совершающийся в русской жизни, есть перелом экономический, следовательно, нам нужны и писатели экономические! На все вопросы мы должны смотреть или исключительно с экономической точки зрения, или с преобладающим экономическим оттенком. Как только мы сойдем с этого пути, мы впадем немедленно в ошибку и все наши выводы будут ложными. Чтобы действовать в духе своего времени, публицисты наши должны обратиться к примеру писателей, сошедших со сцены. Они должны проникнуться экономической теорией и иметь способность отыскивать и создавать параллели при разрешении социальных вопросов». И далее Шелгунов настаивал на том, что публицист должен понимать, «насколько экономические законы управляют социальной жизнью общества». Говоря о деятелях, «сошедших со сцены», Шелгунов, конечно, в первую очередь имел в виду Чернышевского, имя которого находилось под цензурным запретом. Однако своеобразие социально-экономической позиции журнала Благосветлова заключалось в том, что в нем материал, связанный с исследованием крестьянской жизни, не пользовался какой-либо «привилегией» по сравнению с другим. Заявляя о настоятельной необходимости «добросовестного исследования вопросов, вытекающих из условий современной русской жизни», об изучении «внутренней жизни России», «Дело» интересуется вообще отношениями труда и капитала, считая что, крестьянский вопрос должен в настоящее время уступить свое первенство «рабочему вопросу». Объяснялось это своеобразной социологической позицией журнала, особым оттенком его просветительской идеологии. Не вдаваясь в подробности, поскольку это тема самостоятельного исследования по философии русского просветительства, следует отметить, что первостепенным фактором прогресса , «Дело» считало ум, , знание, идею, в противоположность чувству, которому отдавала предпочтение, к примеру, литература и журналистика; славянофильской и народнической ориентации или толстовство. Это течение просветительства более характерно для русской общественной мысли и отражает специфические черты общественного сознания крестьянской России. К нему тяготели и «Отечественные записки», что служило одним из поводов для полемических выпадов «Дела», постоянно декларировавшего свое ультразападничество.

«Человеческий ум есть главный фактор прогресса», — заявлял Шелгунов в статье «Социально экономический фатализм», характерной для просветительства «Дела». Только ум может избавить общество от социально-экономического фатализма, направив общественное развитие в необходимое для счастья человека русло. Вот кредо шелгуновской статьи: «Указывая направление, в каком пойдет социально-экономическая жизнь человечества, мы должны указать все прогрессивные элементы этого поступательного движения. А потому, указывая на силу социально-экономического фатализма, творящего социально-экономический круговорот, мы не можем не обратиться еще раз к основному фактору прогресса — к человеческому уму. Только ум есть двигающая сила, только интеллект двигает человечество. Прочно не то, что создается фатализмом, а что создается сознанием. Мы должны совершать сознательно свой путь и заменить фаталистическую силу силою собственного сознающего ума. Тогда на помощь прогрессивному фатализму явится новый элемент, который выразится в руководящем принципе, и вот тот пункт, с которого совершится поворот умственной жизни человечества. Темная фаталистическая сила сменится сознанием».

Такими людьми, «сознательно перестраивающими свою социально-экономическую  жизнь» на началах ума, во имя счастья большинства, являются «новые люди», представители интеллектуального труда. Из работников же «мускульного труда», с которыми «Дело» связывает прогресс общества, журнал отдает предпочтение рабочему, у которого умственный элемент более развит, чем у крестьянина. На этой основе «Дело» вступает в полемику со статьей; «Напрасные опасения», уличая «Отечественные записки» в славянофильских поползновениях.. Этому посвящены «Внутренние обозрения» Гайдебурова в ноябрьском и декабрьском номерах «Дела» за 1868 год. Обозреватель категорически отвергает мысль о том, что литература должна обратиться к народу, исходя из того, что народ невежественен, что «крестьянская среда настоящего времени пропитана насквозь такими недостатками, которые нужно искоренять, а никак не поддерживать»⁷⁸. Но «Отечественные записки» и не призывали к поддержке народных недостатков, тут «Дело» просто-напросто в азарте полемики перехлестнуло через край. Критика «Делом» поэтизации нравственных достоинств народа в целом была справедлива. Но адресатом ее, конечно, «Отечественные записки» этого периода, чуждые славянофильских и сугубо народнических теорий, быть никак не могли. Это уж было от лукавого! Это шло от ортодоксального понимания славянофильства, которое Гайдебурову чудилось за каждым упоминанием слова «народ». «Понятное дело, — заключал обозреватель, — что мы не имеем в виду устранять от участия в специально-крестьянских интересах ни литературу вообще, ни беллетристику в частности; напротив, мы считаем такое участие в высшей степени необходимым; но это не значит, что мы желаем указывать нашей литературе на народ как единственный источник для ее существования. Говорить это — значит невольно впадать в тон славянофильских теорий, хотя бы это происходило и в силу иных побуждений, не имеющих ничего общего со славянофильскими». А вскоре Шелгунов, солидаризируясь с «Отечественными записками», заявит о том, что нового героя, нового «задумавшегося Рудина» надо искать в народной среде, «в том источнике, в котором отыскивал его Решетников». Но художественной реализации этого заявления в журнале «Дело» так и не суждено было сбыться.

Охарактеризованная  ситуация обусловила и тематические предпочтения беллетристики «Дела», сосредоточившей свое внимание на отображении жизни разночинной интеллигенции (в том числе —  «новой» женщины, которая, по мнению журнала, «при настоящих условиях своей жизни всего легче может сделаться «новым человеком») и рабочего вопроса. Крестьянская тема не стала в этом журнале ведущей, подчиняющей весь идейно- эстетический комплекс. В центре внимания «Дело» был не мужик-крестьянин, а разночинная интеллигенция. Расхождения в эстетической позиции, обусловили впоследствии и литературно-художественную практику русских журналов.  Специфика функционирования литературной школы в журнале «Отечественные записки» проявляется и в том, что эстетические принципы ее, при всем их единстве, отражая социодинамику массово-коммуникативного искусства, находились в постоянном движении, эволюционировали в зависимости от практически-политических задач, которые возникали перед «Отечественными записками» на том или ином отрезке их истории. Это проявилось, в частности, в художественном решении главнейших проблем, волновавших беллетристов «Отечественных записок»: проблемы интеллигенции и положительного героя (деятеля) и проблемы народа и принципов изображения народной жизни. Активизация с начала 70-х годов народнической общественной мысли вносила существенные коррективы в ту программу реалистического воспроизведения действительности, которая была намечена в статье Салтыкова-Щедрина «Напрасные опасения», определившей основные черты складывающейся беллетристической школы «Отечественных записок». Произошла, в частности, «переакцентировка» проблематики. Вопросы, связанные с жизнью интеллигенции, главенствующие в беллетристике журнала конца 60-х — начала 70-х годов, отодвинулись на„вторрй план, уступив приоритет проблемам жизни крестьянства. Вместе с этим интерес к народной жизни получил «специализацию» в соответствии с теми краеугольными камнями, которые лежали в основе народнической социально-экономической доктрины. Точкой приложения художественно-аналитической мысли сотрудников «Отечественных записок» становится община и воздействие на нее плутократизма.

Художественный  материал в беллетристике журнала  начинает подчиняться единой проблеме, которая ранее отсутствовала или находилась в зачаточном состоянии, — проблеме социально-нравственных влияний утверждающегося капитализма. Процесс вырастания кулака из крестьянской среды и разложения деревенской общины, столкновение интересов трудового крестьянства и кулачества, изображение хищнической природы капитализма и влияние «чумазого» на нравственность мужика - все: эти тематические линии журнальной беллетристики появляются под непосредственным воздействием народничества. Но художественная реализация их шла под непосредственным руководством Щедрина и по его программе, сформулированной в письмах к Энгельгардту: выяснить, как новое экономическое состояние «ложится на жизнь народа», как живет народ, «не имея разумных данных, которые могли бы питать эту жизнь, давать ей элемент возможности развития» . 

Философские статьи, характеризующие  идейно-эстетическую позицию «Отечественных записок»

«Отечественные  записки", — отмечает М.В. Теплинский, — пропагандировали, достижения революционно-демократической критики, разъясняли и пропагандировали смысл классического груда Чернышевского — его диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности". Основные темы, поднимаемые в это время на страницах журнала: значение литературы в общественной жизни (в особенности в период спада общественного движения), сознательная тенденциозность и народность литературы, ее специфика. Все это было  прямым продолжением и развитием проблем, поднятых впервые Белинским, Чернышевским, Добролюбовым». К этому стремились и другие сотрудники «Отечественных записок», имевшие отношение к критике. И.С, Курочкин, заявивший о своей приверженности к идеям автора «Эстетических отношений искусства к действительности», заведует библиографическим отделом в некрасовском журнале. Талантливого пропагандиста эстетическая теория революционной демократии нашла в лице Н.К. Михайловского. Обозревая архив Михайловского, Н.С. Русанов еще в 1914 году

обратил внимание на то, с каким огромным уважением  относились к нему основатели «Отечественных записок». Позднейшие разыскания и публикации подтвердили это. «Уже к середине 1869 года, — отмечал В. Евгеньев-Максимов, — Михайловский занимал совершенно исключительное положение среди прочих сотрудников некрасовского журнала». Да и сам Щедрин  признавался, что свела их с Михайловским в одном журнале не только судьба, но и общность воззрений. Доказательством верности эстетическим заветам Чернышевского является, в частности, статья «Что такое прогресс?» (1869), рассматриваемая обычно как кредо Михайловского социолога-идеалиста. Михайловский материалистически решал основной вопрос эстетики — об отношении искусства к действительности. Он говорил о социально-историческом содержании понятия красоты, слагающемся «путем комбинирования тех приятных ощущений, которые получает на своем веку и на своем месте каждая индивидуальная и социальная единица». Каждый класс или сословие составляет вполне определенное мнение, например, о красоте человеческого тела. «Если данная социальная группа в течение нескольких поколений испытывала наслаждение власти, она необходимо внесет соответственный элемент в свой идеал красоты: величественную поступь, повелительные жесты и взгляды, гордый поворот головы». А так как понятие о красоте развивается в процессе общественной дифференциации, то эти элементы не вводят в эстетический опыт народа.