Архитектура и строительство первой трети XVIII века в Москве и других городах. Зарудный Иван Петрович, Мичурин Иван Фёдорович

Так что же все-таки представляла собой  московская архитектура елизаветинского  времени, настоящая московская, а  не импортированная из Петербурга? В области жилой архитектуры  Москва показывает архаичность и  традиционность: здесь продолжают строить  палаты в духе XVII в., декорированные в соответствии с неким общим  представлением о барокко. Иногда эти  палаты ставят на красную линию улицы, в чем проявляется влияние  европейской регулярности вообще и  Петербурга в частности, а иногда и прячут по-старому в глубину участка, устраивая, правда, перед палатами некое подобие парадного двора. Таких палат сохранилось менее десятка, и все они вряд ли свидетельствуют о том, «что скоро Рим пред нами постыдится» - эти слова Ломоносова, сказанные о Царскосельском дворце, к Москве отнести трудно.

Самыми представительными выглядят палаты 1750-х гг. в Б.Афанасьевском переулке, палаты Птицына (1754) на Николоямской улице и палаты в Газетном переулке (сер. XVIII в.). По уровню барочности фасадного декора эти дома соответствуют стилю аннинского Петербурга (то есть запаздывает лет на 10-20), а по композиции недалеко ушли от палат конца XVII столетия.

Если резюмировать ситуацию с московскими  палатами, то окажется, что они как  будто нарочно отворачиваются от стиля Растрелли, от его легкости. Но это нежелание входить в  моду и есть, по всей видимости, девиз  московской архитектуры елизаветинского  времени: Москва становится на два десятилетия  столицей архаики, главной школой среди  региональных школ, размножившихся именно в середине столетия в крупных  и даже мелких городах России. Здесь  сказались сразу два фактора: с одной стороны, централизация  империи сделала свое дело и самые  передовые силы в архитектуре  централизованно подпали под  влияние Растрелли, а с другой стороны, некоторое ослабление давления со стороны центра в царствование Елизаветы дало возможность проявляться  местным чертам.

Эти местные черты, заметные в палатах, особенно должны были проявиться в  храмостроении. Начать с того, что в православной и царственной Москве при Елизавете не было построено ни одного пятиглавого храма, тогда как сама Елизавета и ее ведущие архитекторы, Растрелли, Чевакинский и Квасов, двадцать лет решали вопрос о сочетании барочной архитектуры и традиционного пятиглавия («Великолепными верхами восходят храмы к небесам» -Ломоносов). А Москва как будто не знает об этом (только под самый конец периода Ухтомский спроектировал пятиглавый собор в комплексе Госпитального дома), и пятиглавые храмы появятся только в 1760-е гг.: Климента папы Римского (1762-1770) в Москве и в усадьбе Спас-Косицы (после 1761). Это же не высказанная, но ясная позиция!

Она состоит, на наш взгляд, в том, что московские зодчие и заказчики  елизаветинского времени продолжают по молчаливому сговору решать задачи, которые перед ними поставила  эпоха Петра и Анны. Они решают эти старые задачи и не очень обращают внимание на то, что царский двор в московских резиденциях, городские  власти и отдельные вельможи (вроде  Шереметева в Кускове) пытаются воспроизводить новый большой стиль Растрелли. Растрелли и его манера существуют в одном измерении, а остальная  Москва - в другом. Влияние Растрелли, конечно же, имело место, но оно  наслаивалось на местную традицию. Если сводить эту архитектуру  к формуле, то елизаветинское барокко - это аннинское барокко, подпавшее  под влияние Растрелли.

Среди церковных построек Москвы и  окрестностей наиболее интересны центрические храмы, которых, впрочем, немного. Они  в наибольшей степени связаны  с уже упомянутыми «старыми задачами», прежде всего - с проблемой создания европейской по смыслу и композиции версии православного храма. Эта  задача, общая для нарышкинского стиля и архитектуры Петра и Анны, прямо протвоположна елизаветинскому пятиглавию: при создании последнего идут поиски композиционно-знакового сочетания традиции и нового, католического в основе, стиля (как в Смольном монастыре), тогда как в целиком европейской и, более того, протестантской линии (продолженной в Москве) пытаются православие сплавить с европейской иконографией.

Можно указать, прежде всего, на Смоленскую церковь (1746-1748) в Троице-Сергиевой  лавре, построенную по заказу А.Г.Разумовского: эта купольная ротонда с едва намеченными ризалитами и вогнутыми  поверхностями между ними кажется  исключительно московским памятником, продолжающим нарышкинские композиции в новом стиле. В Петербурге такой храм появиться не мог, как не могла появиться в северной столице и церковь Никиты Мученика на Старой Басманной, основу композиции которой составляет восьмигранник с узкими диагональными гранями, который усложнен выступами алтаря и притвора и дополнен портиками по бокам. Эта трехчастная композиция с центричной основой восходит к храмам петровского времени.

К нарышкинским схемам восходят и некоторые усадебные храмы, среди которых выделяются два тетраконха: немного наивная церковь Покрова в Покровском-Рубцове (1745-1748) и великолепная по пропорциям и декору Никольская церковь в Федоровском (1754). Можно указать еще на крестообразную в плане Покровскую церковь (ок. 1756) в усадьбе Перхушково. Однако подобных оригинальных композиций в Москве было не так уж много, а большая часть храмов города и подмосковных усадеб в принципе восходят к нарышкинскому стилю конца XVII в. и выработанному тогда типу храма «восьмерик на четверике». Москва дает целую серию храмов, развивающих ранне-петровскую версию этого типа (с полукруглыми фронтончиками-полуглавиями на фасадах четверика и ложными люкарнами над гранями восьмерика). К этому варианту принадлежат церкви Параскевы Пятницы на Пятницкой улице (1739-1744, не сохр.), Ильи Пророка на Торгу в Серпухове (1748), Троицы в усадьбе Голочелово (1752) и Николая в усадьбе Николо-Архангельское (1760-е ?).

Есть еще целая группа храмов типа «восьмерик на четверике», купола которых украшают люкарны, в чем можно видеть влияние композиций Растрелли. Люкарны видим в разрушенных церквах: Евпла на Мясницкой (1750-1769), Иоанна Предтечи в Кречетниках и Ипатия чудотворца в Китай-городе (1755-1756). В необычном по композиции храме Николы Заяицкого, завершение которого сооружено Д.В.Ухтомским, основание купола прорезано частыми люкарнами, в чем можно видеть влияние растреллиевского купола Нового Иерусалима.

Между этими двумя основными  группами находятся как редкие церкви с купольной кровлей и маленьким  восьмериком (церковь Алексея Митрополита), так и такие скромные храмы  типа «восьмерик на четверике», как  Сергия в Крапивках (1749), Спаса на Болвановке(1749-1755) и Пахомия (1753-1755) над южными воротами Высоко-Петровского монастыря и десятки им подобных. Это и есть основной материал елизаветинского барокко в Москве и Подмосковье.

Отдельный сюжет -московские колокольни. Чаще всего это довольно скромные сооружения в духе плоскостного барокко, такого, что трудно отличить: аннинское  перед нами время или елизаветинское. Таковы, например, колокольни церквей  Николая в Блинниках (1749) и Николая  в Подкопаеве (1759). Более сложный вариант с колоннами, а не пилястрами представляют колокольни церквей Петра и Павла на Новой Басманной (1740-1745) и Никиты Мученика на Старой Басманной, а также надвратная колокольня с церковью Захарии и Елизаветы в Донском монастыре. Есть еще, правда, сложная по композиции колокольня с церковью Михаила Архангела в Андреевском монастыре (1748), но она напоминает, скорее, развернутый в звонницу тип храма «восьмерик на четверике», только дополненный портиками с трех сторон.

Все эти памятники, достойные осмотра  и изучения, распадаются на небольшие  группки, но при общем рассмотрении образуют единый массив немного архаичной  архитектуры, которая спокойно решает подвернувшиеся задачи. Эта архитектура не декларирует своей отсталости или традиционности, она традиционна по своей природе, а потому спокойно объединяет уже давно известные формы и только что заимствованные из петербургской архитектуры школы Растрелли.

Перед нами феномен московской отсталости, пример «оставленности» старой столицы в елизаветинское время. Эта «оставленность» рождает ту неторопливую поступательность зодчества, которую обычно мы наблюдаем в провинции. Москва в этот период сама является провинцией и потому опаздывает с усвоением новых форм или замыкается в воспроизведении форм уже освоенных ранее. Но этот период был одновременно временем аккумуляции сил: уже сразу после отставки Растрелли Москва даст новое направление своему зодчеству.

3. Некоторые выдающиеся памятники архитектуры России первой трети XVIII века

Дворец А. Меншикова

Дворец сподвижника Петра I А. Д. Меншикова на Васильевском острове  — одно из первых каменных жилый зданий Петербурга. Сравнительно хорошо сохранившееся до нашего времени, это здание является ценнейшим памятником гражданской архитектуры петровского времени. Постройка дворца была начата в 1710 году по проекту архитектора Д. Фонтана и продолжена архитектором Г. Шеделем. Первоначально дворец состоял из основного корпуса на набережной и флигелей, ограничивавших с севера, запада и востока небольшой двор, окруженный открытой галереей на колоннах. На прилегавшей ко дворцу обширной территории был разбит регулярный сад со скульптурой, фонтанами, гротом и оранжереями, а со стороны Невы устроена пристань, что позволяло малым судам причаливать близ парадного подъезда.

Архитектурное убранство фасадов  главного корпуса и боковых крыльев  с поэтажно расположенными пилястрами, резными из камня капителями, междуэтажными  тягами и простыми наличниками окон типично для русской архитектуры  петровского времени. Центральная  часть дворца завершалась аттиком  со скульптурой, боковые ризалиты —  изогнутыми фронтонами, увенчанными  княжескими коронами.
Здание Меншиковского дворца на протяжении XVIII века претерпело ряд переделок. В начале 1720-х годов архитектором Г. Шеделем был пристроен двухэтажный западный корпус и заложен симметричный ему восточный корпус. Постройка последнего осуществилась лишь в 1758–1760 годах.
Новые изменения во внешний облик здания были внесены в 1730–1740-х годах, вскоре после передачи дворца в ведение Сухопутного шляхетского корпуса.

Здание Академии художеств

Здание  Академии художеств — одно из самых выдающихся произведений русского зодчества XVIII века, глубокое по замыслу и по оригинальности планового решения. В архитектурном пейзаже Университетской набережной ему принадлежит очень важное место. Великолепный вид на здание открывается с противоположного берега Невы — с Английской набережной. Построенное в 1764–1788 годах, оно является одним из первых в России сооружений, созданных в архитектурных формах раннего классицизма. В начале XVIII века участок на Васильевском острове между 3-й и 4-й линиями занимали дома петровских вельмож — Г. И. Головкина, В. Л. Долгорукова и А. Г. Долгорукова. После основания Академии эти дома были переданы в её пользование, а затем снесены для постройки нового здания по проекту, разработанному архитекторами А. Ф. Кокориновым и Ж.-Б. Валлен-Деламотом.

В первую очередь были возведены  корпуса, обращенные в сад и на 3-ю и 4-ю линии, а также дворовые корпуса. В 1788 году здание было закончено  постройкой, но фасады и некоторые  внутренние помещения в большей  своей части не были отделаны. Строительные работы закончились только в 1810 году.
Плановое решение здания своеобразно: в основной прямоугольник вписаны парадный круглый и четыре прямоугольных служебных двора. Расположение внутренних помещений, разнообразных по размерам и конфигурации, тщательно продумано. Парадные помещения — вестибюль нижнего этажа, парадная лестница, залы бельэтажа — отличаются богатством оформления и совершенством композиции.


Из четырех фасадов здания наиболее торжественно решен главный. Его  центр отмечен ризалитом и  портиком из тосканских колонн, несущих  треугольный фронтон. Здесь нашли  свое отражение мотивы, характерные  для архитектуры барокко. Криволинейным  в плане выступам первого этажа  противопоставлены изогнутые, плавные  линии боковых частей ризалита, венчающего карниза и аттика над ним.
Круглый двор (диаметром около 40 метров) вначале был связан с набережной сквозным проездом, превращенным в 1817 году в вестибюль — единственное помещение, сохранившее до настоящего времени свой первоначальный облик.
Верхний парадный вестибюль частично перестроен. В его композицию включена ионическая колоннада, поддерживающая хоры. Рядом с вестибюлем расположена чугунная лестница, сооруженная в 1817–1820 годах по проекту А. А. Михайлова 2-го.

Стены расписаны по эскизам А. Е. Егорова, А. И. Иванова, В. К. Шебуева и украшены барельефами работы В. И. Демут-Малиновского, И. П. Мартоса, С. С. Пименова и. П. Прокофьева.
Художественный интерес представляет анфилада залов второго этажа вдоль главного фасада, так называемые Рафаэлевские и Тициановские залы, отделанные в 1830–1834 годах по проекту К. А. Тона, центральный круглый конференц-зал (переделанный А. И. Резановым в 1864 году, но сохранивший живописный плафон работы В. К. Шебуева), боковые восьмигранный и круглый залы. К. А. Тон является также автором проекта домовой церкви, законченной в 1837 году.
Оформление залов библиотеки было выполнено по проекту Д. И. Гримма (1860-е годы) и В. А. Щуко (1914 год).


Здание Двенадцати коллегий

Здание  «Двенадцати коллегий» — ценнейший  образец гражданской архитектуры  первой трети XVIII века и одно из самых  ранних сооружений на стрелке Васильевского  острова. Оно предназначалось для  высших органов государственного управления — Сената и коллегий, учрежденных Петром I взамен «приказов». Вначале Сенат и коллегии располагались на Петербургской стороне в мазанковом здании, построенном по проекту Д. Трезини.

Здание состояло из расположенных  по одной оси двухэтажных корпусов, имеющих самостоятельные крыши. 
Тот же композиционный прием лег в основу решения каменного здания коллегий, заложенного в 1722 году. 
В 1724 году, уже после начала строительных работ, состоялся первый в России архитектурный конкурс на разработку проекта здания «Двенадцати коллегий». В нем приняли участие архитекторы Д. Трезини, Т. Швертфегер, Б. Растрелли и др.

Ни один из этих проектов не был  утвержден. Нижний этаж возводился на основе проекта Трезини, архитектурный же облик верхних этажей сложился в результате переработки варианта, предложенного Швертфегером. Строительством коллегий руководил Доменико Трезини, а после его смерти в 1734 году — Джузеппе Трезини. Здание коллегий состоит из двенадцати связанных воедино самостоятельных корпусов. Громадный по протяженности главный фасад обращен на восток. По первоначальному замыслу вдоль него, на месте Менделеевской линии, должен был проходить судоходный канал к так называемому старому Гостиному двору, расположенному в обширном квартале, ныне занятом библиотекой Академии наук и рядом других зданий. Как это видно из сохранившихся изображений «Двенадцати коллегий», канал был вырыт, но не на всем протяжении, и впоследствии он был засыпан.

В нижнем этаже здания «Двенадцати  коллегий» предполагалось разместить лавки. Вдоль всего фасада тянулась открытая аркада. Декоративные детали верхних этажей здания — плоские  лопатки, фигурные наличники и аттики, украшенные лепкой, — характерны для  петровского зодчества, как характерна и окраска фасада в два цвета. Внутренняя отделка, относящаяся ко времени сооружения здания, сохранилась  лишь в Петровском зале.