“Русская идея” в философии Н.А. Бердяева

Революции в  христианской  истории  всегда  были судом над  историческим  христианством,  над  христианами,  над  их  изменой  христианским заветам,  над их искажением христианства. Именно для христиан революция  имеет  смысл  и  им  более  всего  нужно  его  постигнуть, она есть вызов и напоминание  христианам  о неосуществленной ими правде.  Принятие истории  есть  принятие  и революции, принятие ее смысла, как катастрофической прерывности  в судьбах греховного  мира.  Отвержение  всякого  смысла  революции  неизбежно  должно  повести  за  собой  и  отвержение истории.  Но революция ужасна и  жутка,  она  уродлива  и  насильственна,  как уродливо   и   насильственно   рождение ребенка, уродливы и насильственны муки рождающей матери,  уродлив и подвержен насилию рождающийся  ребенок.  Таково  проклятие  греховного  мира.  И на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса. Смешны и жалки суждения о ней с точки зрения нормативной,  с  точки  зрения   нормативной религии и морали, нормативного понимания права и хозяйства.  Озлобленность деятелей революции не  может  не  отталкивать,  но  судить  о  ней  нельзя исключительно с точки зрения индивидуальной морали.

Бесспорно, в  русской  революции  есть  родовая  черта  всякой революции.   Но  есть  также  единичная,  однажды  совершившаяся, оригинальная  революция,  она  порождена  своеобразием русского исторического  процесса  и единственностью русской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет. Для   народного   сознания   большевизм был русской  народной революцией, разливом буйной, народной стихии, коммунизм же пришел от инородцев, он   западный,  не  русский  и  он  наложил  на революционную народную  стихию  гнет  деспотической  организации, выражаясь  по ученому,  он рационализировал  иррациональное. 

Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской  революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед  русским  государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен   коммунистической диктатурой,  которая  нашла  лозунги,  которым  народ  согласился подчиниться.  Церковь потеряла руководящую роль в народной жизни. Подчиненное положение  церкви в отношении к   монархическому государству,  утеря  соборного  духа,  низкий  культурный уровень  духовенства  -  все  это  имело   роковое   значение.   Не   было организующей,  духовной  силы.  Христианство  в России переживало глубокий кризис. В  коммунизме  есть  здоровое,  верное  и  вполне согласное  с христианством понимание жизни  каждого человека,  как служения сверхличной цели,  как служения  не  себе,  а великому целому.  Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности,  ее духовной свободы. В коммунизме есть также верная идея, что человек призван в соединении  с другими людьми  регулировать  и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея, нашедшая  себе  самое радикальное выражение у христианского мыслителя Н. Федорова,   приняла  почти   маниакальные  формы и превращает человека  в орудие  и средство  революции.

     Движение к   социализму  -  к  социализму  понимаемому  в  широком,  не  доктринерском смысле - есть  мировое явление.  Этот мировой  перелом к новому обществу,  образ которого еще   не   ясен,   совершается  через   переходные  стадии.  Такой переходной  стадией  является то, что называют  связанным, регулированным,   государственным  капитализмом. Это тяжелый процесс,  сопровождающийся абсолютизацией  государства. В советской России   этой  стадии,  которая  не  есть  еще  социализм,  очень  благоприятствуют старые традиции  абсолютного государства.  В   том, что  происходит  в   советской  России,  есть много  элементарного, элементарного цивилизирования  рабоче-крестьянских масс, выходящих  из  состояния  безграмотности.  В  этом  нет  ничего специфически коммунистического.  Но процесс цивилизирования совершается  через замену  для  масс  символики религиозно-христианской,  символикой марксистски-коммунистической.  Ненормальным, болезненным является то,  что приобщение масс к цивилизации происходит при совершенном разгроме  старой  русской  интеллигенции.  Революция,  о  которой интеллигенция  всегда  мечтала,  оказалась  для  нее концом.  Это определилось древним расколом русской истории,  вековым  расколом интеллигенции  и народа,  а также бессовестной демагогией,  через которую победили русские коммунисты.  Но это привело к тому,  что оказался   страшный   недостаток   интеллигентских  сил.  Русский коммунизм,  если  взглянуть  на  него  глубже,  в  свете  русской исторической  судьбы,  есть  деформация  русской  идеи,  русского мессианизма и универсализма,  русского  искания  царства  правды, русской идеи,  принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы.   

Россия – клубок противоречий.

Я горячо люблю Россию, хотя и странной любовью,

  и верую в великую, универсальную  миссию 

русского  народа. Я не националист,

  но русский патриот.

Н. А. Бердяев

Российская империя заключает  в себе очень сложный национальный состав, она объединяет множество  народностей.  Но она не может быть рассматриваема, как механическая смесь народностей - она русская по своей основе и задаче в мире.  В основу русской идеи легло создание русского человека,  как всечеловека. И  если  русский  империализм  не  будет  выражением этого русского народного духа, то он начнет разлагаться и приведет к распадению России.

     Главная беда  России - в слабости русской воли, в недостатке общественного самовоспитания  и  самодисциплины.  Русскому  обществу недостает характера,  способности определяться изнутри.  Русского человека слишком легко  заедает "среда",  и он  слишком подвержен эмоциональным  реакциям на все внешнее.

Наша православная идеология  самодержавия такое же явление беpгосударственного духа,  отказ народа и общества  создавать государственную жизнь. Русская душа хочет священной общественности, богоизбранной власти.  Природа русского  народа  сознается, как  аскетическая,  отрекающаяся  от земных дел и земных благ. Русский народ не хочет быть мужественным строителем,  его природа определяется  как женственная,  пассивная и покорная в делах государственных,  он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия -земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти так  характерна для  русского  народа и для русской истории.  Это вполне подтверждается и русской революцией,  в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива,  в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери.  Русский народ хочет быть землей,  которая  невестится, ждет мужа. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования.

     Эта тайна  связана с особенным соотношением  женственного и мужественного  начала в русском народном  характере. Та же антиномичность проходит через все русское бытие.  Россия - самая не шовинистическая страна  в мире.  Русские почти стыдятся того, что они русские,  им чужда национальная гордость и часто даже - увы! -чуждо национальное достоинство. Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм,  наклонности насильственной русификации.  Русский не выдвигается,  не выставляется, не презирает других.  В русской стихии поистине есть  какое-то национальное бескорыстие, жертвенность.

     Таков один  тезис о России,  который с  правом  можно  было высказать.  Но есть  и  антитезис,  который   не менее обоснован. Россия - самая  националистическая страна в  мире, страна невиданных эксцессов  национализма,  угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой  все  национализировано  вплоть до вселенской церкви Христовой, страна,  почитающая себя единственной призванной  и отвергающая всю Европу,  как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель.  Обратной стороной русского  смирения  является необычайное русское  самомнение.  Самый смиренный и есть самый великий, самый   могущественный,   единственный    призванный. "Русское" и есть праведное,  доброе,  истинное,  божественное. Церковный национализм - характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество.  Но тот же национализм царит и в господствующей церкви. Тот же национализм проникает и в славянофильскую идеологию,  которая  всегда  подменяла вселенское русским.

     Как понять  эту загадочную  противоречивость  России,  эту одинаковую верность  взаимоисключающих о ней тезисов?  И здесь, как и везде,  в  вопросе о свободе и рабстве  души России,  о ее странничестве  и ее неподвижности,  мы сталкиваемся  с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий - в несоединенности  мужественного и женственного в русском духе и русском характере.  Безграничная свобода оборачивается безграничным  рабством,  вечное  странничество - вечным застоем, потому  что  мужественная   свобода   не   овладевает женственной национальной стихией в России изнутри. Отсюда вечная зависимость от иногороднего.  В терминах  философских это значит, что Россия  всегда чувствует мужественное начало себе трансцендентным, а не имманентным, привходящим извне.

      Славянофилы  хотели оставить русскому народу свободу религиозной совести,  свободу думы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русским народом. Тут мы с новой стороны подходим  к основным противоречиям России.  Это все та же разобщенность мужественного и  женственного  начала  в  недрах русской стихии  и русского духа.  Русский дух,  устремленный к абсолютному во всем, не овладевает мужественной сферой относительного и серединного,  он отдается во власть внешних сил.

Недостаток  мужественного  характера  и  того  закала личности, который  на  Западе   вырабатывался   рыцарством, - самый опасный недостаток русских, и русского народа и русской интеллигенции. Сама любовь русского человека к родной земле  принимала форму,  препятствующую развитию мужественного личного духа. Во имя этой любви,  во имя припадания к лону матери отвергалось в России рыцарское начало. Русский дух был окутан плотным покровом национальной матери,  он тонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой и влажностью,  в ней много еще плоти и  недостатка духа.  Но плоть и кровь не наследуют вечности, и вечной может быть только Россия  духа.  Россия  духа  может  быть раскрыта путем  мужественной  жертвы жизнью в животной теплоте коллективной родовой плоти.  Возрождение России к новой  жизни может быть связано лишь с мужественными, активными и творящими путями духа,  с раскрытием Христа внутри человека и народа,  а не с натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей. Это - победа огня духа над влагой  и  теплом  душевной плоти.

Русская нелюбовь к идеям  и равнодушие к идеям нередко  переходят в равнодушие к истине.  Русский человек не очень  ищет истины, он ищет правды,  которую мыслит то религиозно,  то морально, то социально,  ищет спасения.  Русский народ, быть может, самый духовный народ в мире.  Но духовность его плавает в какой-то стихийной душевности, даже в телесности. В этой безбрежной духовности  мужественное начало не овладевает женственным началом,  не оформляет его. А это значит, что дух не овладел душевным.  На этой почве рождается недоверие, равнодушие и враждебное отношение к мысли, к идеям. На этой же почве рождается и давно известная слабость русской воли,  русского характера.

Николай Александрович писал: “Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб”. В последние годы жизни Россия представлялась ему освободительницей мира от гитлеровского фашизма. Сходство двух тоталитарных режимов забывалось. Жила вера, ни на чем не основанная, в близость больших перемен во внутренней политике большевистской партии. Тогда-то Бердяев написал книгу, одну из последних своих книг, - “Русская идея”, где выразил неожиданную для него славянофильскую веру в особое религиозно-историческое призвание России. “Русский народ принадлежит к религиозному типу”... “Этические идеи русского человека очень отличны от этических идей западных народов, и это более христианские идеи”. И русская идея более “общинна”, чем западная. Вот почему для “нового Иерусалима” “путь уготовляется в России”. Социальная революция в России есть этап на этом пути.

     Многие друзья и ученики Бердяева  были глубоко и тяжело поражены  этим последним уклоном учителя.  Особенно странно было, что Бердяев,  который всю жизнь шел против  течений, господствующих вокруг него, оказался вторящим толпе и властителям текущего дня. Впрочем, чем дальше развертывались события, тем более разочаровывался Бердяев в своих ожиданиях от Советского Союза. Уже он поднимал голос в защиту свободы слова, попираемой в России. Друзья передают, что под конец от его первоначального энтузиазма ничего не осталось...

Заключение.

     Русская идея никогда не оставалась статичной. Она постоянно уточнялась духовными воителями нации, развивалась ими, впитывая чаяния и упования простых людей.

     Коренной пересмотр национальной идеи, ее кардинальное переосмысление, вообще говоря, невозможны в рамках данной нации. Замена национальной идеи невозможна потому, что для этого должен измениться состав нации, ее история. Смена общественно-политического строя не меняет глубинного смысла и содержания национальной идеи, ибо, как показывает история, подобного рода историческая трансформация в подавляющем большинстве стран происходит эволюционным путем, постепенно, в течение длительного исторического периода, на протяжении которого в нее вносятся необходимые поправки и дополнения. Изменение же общественно-политического порядка революционным или насильственным путем ведет, по необходимости, и к насилию над национальной идеей, ее грубейшему искажению и попранию.

     Причем, прежде  чем произойдет идейно-духовная  контаминация, определенные политические  силы стремятся осуществить насилие  над многими представителями  нации, т.е. пытаются в исторически  короткий срок “переосоздать”  человека, сформировать “новую личность”,  коей и навязать “новую”, искусственно  сфабрикованную идеологию. С помощью последней и насилуют вековую идею нации. Как показала новейшая история России, подобного рода рискованные упражнения с народом и его идеей добром не кончаются: они отбрасывают нацию и его духовную жизнь далеко назад. И тогда вновь возникает вопрос о сущности национальной идеи и способах ее воплощения.