Влияние любви на исторический процесс

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 31 Января 2014 в 19:35, курсовая работа

Краткое описание

Любовь – феномен человеческих отношений, занимающий умы многих мыслителей на протяжении нескольких тысячелетий. На тему любви было выдвинуто множество теорий. Кто-то пытался разделить любовь на виды, выделяя родительскую любовь, любовь к отечеству, любовь к противоположному полу и анализировать их по отдельности, другие (как например Владимир Соловьев) рассматривали любовь как уникальную целостностною универсалию мира.

Вложенные файлы: 1 файл

В.Соловьев.doc

— 112.50 Кб (Скачать файл)

Введение

 

 

Любовь – феномен  человеческих отношений, занимающий умы  многих мыслителей на протяжении нескольких тысячелетий. На тему любви было выдвинуто множество теорий. Кто-то пытался разделить любовь на виды, выделяя родительскую любовь, любовь к отечеству, любовь к противоположному полу и анализировать их по отдельности, другие (как например Владимир Соловьев) рассматривали любовь как уникальную целостностною универсалию мира.

Действительно, проблема, затронутая автором, актуальна во все  времена и поэтому не может оставить нас равнодушными. К ней обращались многие писатели, поэты, философы и журналисты. Такие как: У. Шекспир, Ф. М. Достоевский, А.И. Куприн, Н. А. Бердяев, Э. Фромм, С. Л.Франк и др.

Похожие и не менее  значимые идеи развивались авторами другого выдающегося трактата, посвященного любви, немецким философом, представителем Мюнхенской школы феноменологии Д. фон Гильдебрандом (1889-1977). В книге Метафизика любви (1971) . Еще одна знаменательная работа, посвященная в 20 в. любви, Искусство любить (1956), принадлежит Э.Фромму, который соединил идеи позднего З.Фрейда о либидо и эросе с классическими философскими представлениями о любви.У Платона любовь — это отношение любящего к возлюбленному; отношение неравных. Аристотель же настаивает на том, что в дружелюбии (а влюбленность, как он считал, похожа на чрезмерную дружбу) проявляется уравненность, хотя и у Аристотеля подспудно чувствуется, что речь во многом идет об отношениях старшего и младшего

Позиция Владимира Соловьёва, изложенная им в философском труде «Смысл любви» на мой взгляд достойна особой проработки и анализа.

 

В наше время, когда человек  отделил себя культурой от природы, когда социальное оказывает глубочайшее  влияние на индивидуальное, зачастую вытесняя его,  человек ищет те смыслы, которые определят его существование в мире. Одним из этих смыслов человек считает любовь, так и не имея возможности постигнуть суть любви. В данном реферате, я предприняла попытку ответить на вопрос «Что такое любовь», анализируя труд Владимира Соловьёва «Смысл любви».

            Владимир Соловьёв сделал попытку с религиозной позиции охарактеризовать любовь. Приступая к изучению данного труда, я изначально была не согласна с какой бы то ни было религиозной теорией любви, однако работа Соловьёва оказала значительное влияние на мою позицию.

              Цель исследования:

Проанализировать  тему жизни и любви в творчестве Вл.Соловьева

              Задачи:

1.Выяснить как влияет любовь на исторический процесс

2.Определить в чем состоит смысл любви в индивидуальной жизни человека.

3.Узнать о полном и слабом осуществлении любви в действительности

              Предмет исследования: любовь и жизнь в творчестве Вл.Соловьева

            Изучение данной темы основано на использовании частно-научных методов исследования: логический, сравнительный, метод анализа, статистический, конкретно-социологический и другие.

 

 

 

1.Влияние любви на исторический процесс                                            

 

Обыкновенно смысл половой  любви (за половой любовью, за неимением  лучшего названия, подразумевается исключительная привязанность – как обоюдная, так и односторонняя – между лицами разного пола, могущими быть между собой в отношении мужа и жены, нисколько не предрешая при этом вопроса о значении физиологической стороны дела) полагается в размножении рода, которому она служит средством. В.С.Соловьев считает этот взгляд неверным – не на основании только каких-нибудь идеальных соображений, а прежде всего на основании естественно-исторических фактов. Что размножение живых существ может обходиться без половой любви, это ясно уже из того, что оно обходится без самого разделения на полы. Значительная часть организмов, как растительного, так и животного царства, размножается бесполым образом: делением, почкованием, спорами, прививками. Правда, высшие формы обоих органических царств размножаются половым способом. Но, во-первых, размножающиеся таким образом организмы, как растительные, так отчасти и животные, могут также размножаться и бесполым образом (прививка у растений, партеногенезис у высших насекомых), а во-вторых, оставляя это в стороне и принимая как общее правило, что высшие организмы размножаются при посредстве полового соединения, мы должны заключить, что этот половой фактор связан не с размножением вообще (которое может происходить и помимо этого), а с размножением высших организмов. Следовательно, смысл половой дифференциации (и половой любви) следует искать никак не в идее родовой жизни и ее размножения, а лишь в идее высшего организма.

 

Вообще все животное царство с рассматриваемой стороны развивается в следующем порядке. Внизу огромная сила размножения при 12полном отсутствии чего-нибудь похожего на половую любовь (за отсутствием самого деления на полы); далее, у более совершенных организмов, появляется половая дифференциация и соответственно ей некоторое половое влечение – сначала крайне слабое, затем оно постепенно увеличивается на дальнейших степенях органического развития, по мере того как убывает сила размножения (т.е. в прямом отношении к совершенству организации и в обратном – к силе размножения), пока, наконец, на самом верху – у человека – является возможною сильнейшая половая любовь, даже с полным исключением размножения. Но если, таким образом, на двух концах животной жизни мы находим, что с одной стороны, размножение без всякой половой любви, а с другой стороны – половую любовь без всякого размножения, то совершенно ясно, что эти два явления не могут быть поставлены в неразрывную связь друг с другом, - ясно, что каждое из них имеет свое самостоятельное значение и что смысл одного не может состоять в том, чтобы быть средством другого.

 

То же самое выходит, если рассматривать половую любовь исключительно в мире человеческом, где она несравненно более, чем  в мире животном, принимает тот  индивидуальный характер, в силу которого именно это лицо другого пола имеет для любящего безусловное значение, как единственное и незаменимое, как цель сама в себе.

 

Тут мы сталкиваемся с  популярной теорией, которая, признавая вообще половую любовь как средство родового инстинкта, или как орудие размножения, пытается, в частности, объяснить индивидуализацию любовного чувства у человека как некоторую хитрость или обольщение, употребляемое природой или мировой волей для достижения ее особых целей. В мире человеческом, где индивидуальные особенности получают гораздо больше значения, нежели в животном и растительном царстве, природа (иначе – мировая воля, воля в жизни, иначе – бессознательный или сверх сознательный мировой дух) имеет в виду не только сохранение рода, но и осуществление в его пределах множество возможных частных или видовых типов и индивидуальных характеров. Но кроме этой общей цели – проявление возможно полного разнообразия форм – жизнь человечества, понимаемая как исторический процесс, имеет задачей возвышение и усовершенствование человеческой природы. Так как в человечестве дело идет не только о произведении потомства вообще, но и о произведении этого наиболее пригодного для мировых целей потомства и так как данное лицо может произвести это требуемое потомство не со всяким лицом другого пола, а лишь с одним определенным, то это одно и должно иметь для него особую притягательную силу, казаться ему чем-то исключительным, незаменимым, единственным и способным дать высшее блаженство.

 

Если б эта теория была верна, то отсюда логически следовало бы, что степень этой любовной индивидуализации, или сила любви, находится в прямом отношении со степенью типичности и значительности происходящего от нее потомства: чем важнее потомство, тем сильнее должна была бы быть любовь родителей, и, обратно, чем сильнее любовь, связывающая двух данных лиц, тем более замечательного потомства должны бы мы были ожидать от них по этой теории.

 

Особенно сильная любовь большею частью бывает несчастна, а  несчастная любовь весьма обыкновенно  ведет к самоубийству в той или другой форме; и каждое из этих многочисленных самоубийств от несчастной любви явно опровергает ту теорию, по которой сильная любовь только затем и возбуждается, чтобы во что бы то ни стало произвести требуемое потомство, которого важность знаменуется силой этой любви, тогда как на самом деле во всех этих случаях сила любви именно исключает самую возможность не только важного, но и какого бы там ни было потомства. И случаи неразделенной любви слишком обычны, чтобы видеть в них только исключение, которое можно оставить без внимания.

 

Если весь смысл любви  в потомстве и высшая сила управляет  любовными делами, то почему же вместо того, чтобы стараться о соединении любящих, она, напротив, как будто  нарочно препятствует этому соединению, как будто ее задача именно в том, чтобы во что бы то ни стало отнять самую возможность потомства у истинных любовников. Невозможно признать прямого соответствия между силою индивидуальной любви и значением потомства, когда самое существование потомства при такой любви - лишь редкая случайность. А в тех редких случаях, когда необычайно сильная любовь производит потомство, оно оказывается самым заурядным.

 

Видеть смысл половой  любви в целесообразном деторождении – значит признавать этот смысл  только там, где самой любви вовсе нет, а где она есть, отнимать у нее всякий смысл и всякое оправдание. Эта мнимая теория любви, сопоставленная с действительностью, оказывается не объяснением, а отказом от всякого объяснения.

 

В истории половая  любовь не является средством или орудием исторических целей; она не служит человеческому роду. Поэтому когда субъективное чувство говорит нам, что любовь есть самостоятельное благо, что она имеет собственную ценность для нашей личной жизни, то этому чувству соответствует и в объективной действительности тот факт, что сильная индивидуальная любовь никогда не бывает служебным орудием родовых целей, которые достигаются помимо нее. В истории половая любовь никакой роли не играет и прямого действия на исторический процесс не оказывает: ее положительное значение должно корениться в индивидуальной жизни.

 

 

 

2. Смысл любви  в индивидуальной жизни человека

Смысл человеческой любви  вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. На этом общем основании можно  разрешить и специальную нашу задачу: объяснить смысл половой любви. Недаром же половые отношения не только называются любовью, но и представляют, по общему признанию, любовь по преимуществу, являясь типом и идеалом всякой другой любви.

Ложь и зло эгоизма  состоят не в том, что человек слишком высоко себя ценит, придает себе безусловное значение и бесконечное достоинство: в этом он прав, потому что всякий человеческий субъект как самостоятельный центр живых сил, как возможность бесконечного совершенства, как существо, могущее в сознании и в жизни своей вместить абсолютную истину, - всякий человек в этом качестве имеет безотносительное значение и достоинство, есть нечто безусловно незаменимое и слишком высоко оценить себя не может. Непризнание за собою этого безусловного значения равносильно отречению от человеческого достоинства; это есть основное заблуждение и начало всякого неверия: кто так малодушен, что даже в самого себя верить не в силах -  как может он поверить во что-нибудь другое? Основная ложь и зло эгоизма не в том абсолютном самосознании и самооценке субъекта, а в том, что, приписывая себе по справедливости безусловное значение, он несправедливо отказывает несправедливо в этом значении; признавая себя центром жизни, каков он и есть в самом деле, он других относит к окружности своего бытия, оставляет за ними только внешнюю и относительную ценность.

 

Разумеется, в отвлеченном, теоретическом сознании всякий человек, не помешавшийся в рассудке, всегда допускает полную равноправность других с собою; но в сознании жизненном, в своем внутреннем чувтсве и на деле, он утверждает бесконечную разницу, совершенную несоизмеримость между собой и другими: он сам по себе есть все, они сами по себе – ничего. 3

 

Между тем именно при  таком исключительном самоутверждении  человек и не может быть в самом деле тем, чем он себя утверждает. То безусловное значение, та абсолютность, которую он вообще справедливо за собой признает, но несправедливо отнимает у других, имеет сама по себе лишь потенциальный характер, - это только возможность, требующая своего осуществления. Бог есть все, т.е. обладает в одном абсолютном акте всем положительным содержанием, всею полнотою бытия. Человек вообще (и всякий индивидуальный человек в частности), будучи фактически только этим, а не другим, может становиться всем, лишь снимая в своем сознании и жизни ту внутреннюю грань, которая отделяет его от другого. «Этот» может быть «всем» только вместе с другими, лишь вместе с другими может он осуществлять свое безусловное значение – стать нераздельною и незаменимою частью всеединого целого, самостоятельным живым и своеобразным органом абсолютной жизни. Истинная индивидуальность есть некоторый определенный образ всеединства, некоторый определенный способ восприятия и усвоения в себе всего другого. Утверждая себя вне всего другого, человек тем самым лишает смысла свое собственное существование, отнимает у себя истинное содержание жизни и превращает свою индивидуальность в пустую форму. Таким образом, эгоизм никак не есть самосознание и самоутверждение индивидуальности, а напротив – самоотрицание и гибель.

 

Есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подорвать эгоизм, и действительно  его подрывает, именно любовь, и главным  образом любовь половая. Ложь и зло  эгоизма состоят в исключительном признании безусловного значения за собою и в отрицании его у других; рассудок показывает нам, что это неосновательно и несправедливо, а любовь прямо фактически упраздняет такое несправедливое отношение, заставляя нас не в отвлеченном сознании, а во внутреннем чувстве и жизненной воле признать для себя безусловное значение другого. Познавая в любви истину другого не отвлеченно, а существенно, перенося на деле центр своей жизни за пределы своей эмпирической особенности, мы тем самым проявляем и осуществляем свою собственную истину, свое безусловное значение, которое именно и состоит в способности переходить за границы своего фактического феноменального бытия, в способности жить не только в себе, но и в другом.

Информация о работе Влияние любви на исторический процесс