Незамечание юридического
аспекта языка в отечественной
лингвистике явственно обнаруживает
себя на разных фонах. Наиболее
значимы из них следующие три.
Первый - очевидная социальная,
политическая4 и коммуникативно-языковая
актуальность теоретического и
практического характера; она
проявляется, в частности, в
социальной заявке на разработку
юрислингвистических вопросов в юриспруденции,
средствах массовой информации, некоторых
сферах политики.
Значимость юридического
аспекта языка имеет как универсальный,
так и конкретно-исторический
характер. Языковое общение - одна
из форм социального взаимодействия,
носящего нередко конфликтный
характер, неизбежно рождает потребность
его “юридизации”. В самом языке
во многих его сферах всегда
существовала тенденция к регламентации,
в результате которой стихийная
нормативность, как правило, сменяется
кодификацией, сначала рекомендательной,
а затем и более жесткой.
Так, например, было с русской
орфографией. Она пережила этапы
стихийности, которая развилась
до этапа жесткой регламентация
на уровне орфографических кодексов,
неоднократно сменявших друг
друга, и, наконец, достигла
этапа “юридического”, связанного
с участием орфографии в реализации
образовательного права в советском
и постсоветском обществах (мы
имеем в виду ее роль в
разного рода экзаменах). Стихийное
регулирование по мере накопления
и углубления конфликтных ситуаций
все более стимулирует процессы
собственно “юридизации” языка,
отношений людей в связи с
использованием языка и т.п., которые
являются весьма специфическими
и поэтому требующими от юриспруденции
особого отношения. Либерализация
российской общественной жизни
и особенно актуализация проблемы
“права человека” породила массу
конфликтов, и прежде в рамках
закона о защите чести и
достоинства личности, где роль
языка и речи является нередко
определяющей. Неразработанность лингвистических
аспектов права является определенным
стимулом увеличения их числа,
с одной стороны, и стремления
уклониться от обращения в
суд с другой, что придает проблемам
разработки лингвистических аспектов
права обостренно социальный
характер. Не случайно, что первой
отечественной работой, посвященной
конкретно-практическим аспектам
взаимодействия правоведения с
лингвистикой, стала вышедшая из
печати в серии “Журналистика
и закон” в издательстве “Права
человека” книга [изд. М: 1997] в
которой проблема словесного
оскорбления личности, представляемая
в данной работе в лингвоюридическом
аспекте, заняла центральное положение.
Вторым фоном является
зарубежная юрислингвистика: в
западноевропейской и американской
литературе юридический аспект
языка и лингвистический аспект
права представлены более широко
и разнообразно, особенно активно
разрабатываются вопросы юридической
герменевтики и логики (интерпретации,
аргументации, лингвистической экспертизы
и мн. др.). Полное и глубокое
представление о зарубежной лингвоюристике
(и отчасти - юрислингвистики)
дает научно-аналитический обзор
[Юридические понятия и язык
права, изд. СПб: 1986] (составитель
С.В. Лёзов), в котором приводится
большой библиографический список
работ зарубежных авторов5.
Третий фон - непосредственно
юриспруденция, которая уже давно
разрабатывает лингвистические
аспекты права6, и это само по
себе делает необходимым постановку
вопроса о теоретическом и
практическом взаимодействии двух
наук. В настоящее время эту
проблему ставят исключительно
теоретики права, чаще всего
подчеркивающие приоритетную специфику
юриспруденции и обходящие или
упрощенно трактующие специфику
лингвистическую, хотя отдельные
авторы поднимаются над одноаспектным,
так сказать, “ведомственным”
видением роли лингвистики в праве.
Ср. мнение С.С. Алексеева, которое высказано
в связи с оценкой известной работы доктора
юридических наук А.А. Ушакова, посвященной
лингвистическим аспектам права [2 стр.
67]: “...А.А. Ушаков рассматривает законодательную
стилистику (стилистику законодательной
речи) в качестве теории, одновременно
относящейся и к юридической науке, и к
лингвистической науке, к литературоведению.
Действительно, на стыках наук возникают
специфические научные дисциплины. Однако
это не должно приводить к смешению научных
аспектов в теоретическом анализе. Ведь
дисциплины, возникающие на стыках наук,
имеют комплексный характер: в их рамках
строго различаются науковедческие ракурсы
(планы). А каждая наука имеет свою систему
понятий, свой категориальный аппарат,
при помощи которого осваиваются факты
действительности” [3; с. 287-288]. И все же
в большинстве правоведческих работ, касающихся
языкового аспекта права, наблюдается
тенденция отвлечения от собственного
лингвистического своеобразия при рассмотрении
языко-правовой сферы и сосредоточения
на “юридизированном” состоянии языка,
определяемом его местом в системе права.
Своеобразие определяется естественными
закономерностями языка, доступными лишь
собственно лингвистическим методам..
Необходимость широкого диалектического
взаимодействия обоих аспектов - лингвистического
им юридического - представляет собой
кардинальное основание для выделения
таких промежуточных дисциплин, как юрислингвистика
и лингвоюристика.
Таким образом, несмотря
на всю теоретическую и практическую
значимость проблемы, связанной
с квалификацией специфической
природы юридического языка, она
не стала осознанно вычлененным
объектом исследования в лингвистической
науке. В этой ситуации вполне
закономерным становится тот
факт, что данную проблему, лингвистическую
по сути, решают (точнее сказать
- вынуждены решать) юристы, некоторые
из которых - отметим еще раз
- осознают не только юридический,
но и лингвистический ее статус.
Весьма примечательной в этой
связи нам представляется следующий
тезис в его логическом развитии.
Начальник отдела лингвистической
экспертизы законопроектов Правового
управления Аппарата Государственной
Думы в своем пособии, обобщая
опыт работы своего управления,
справедливо отмечает в “преамбуле”:
“Поднимаемые в нашей работе
проблемы, связанные с необходимостью
более внимательного отношения
к языку законодательства, особенно
актуальны в связи с тем,
что до сих его специфика
не исследована в должной мере
учеными-лингвистами” /выделено нами.
- Н.Г./ [4; с.5]. На эту тему, как полагает
автор (вслед за А.С. Пиголкиным,
доктором юридических наук), имеется
“всего лишь несколько статей”,
и самое примечательное здесь
в том, что они принадлежат
вовсе не “ученым-лингвистам”,
как можно было бы ожидать
из приведенного тезиса, а исключительно
юристам.
Глава II Юридическая лингвистика
– самостоятельная юридическая
наука
§1 Предмет и метод юрислингвистики
Объектом юрислингвистики
являются взаимоотношения языка
и закона. Юрислингвистика изучает
отношение языка к закону. Юридический
аспект языка - предмет юрислингвистики.
Юридический аспект
языка - это, во-первых, те естественные
языковые проявления, которые "сами
в себе" содержат элементы права,
в каждом из которых можно
увидеть определенные потенции
юридизации. Говоря о юридизированных
проявлениях естественного языка,
мы прежде всего имеем в
виду языковые нормы, как стихийные,
так и – особенно - кодифицированные.
В определенном смысле их приближение
к юридической сфере означает
необходимость достаточно высокой
степени канонизации естественных
"прав" языка и носителей
языка, в антрополингвистическом
(социальном) плане здесь следует
говорить о правах пользователей
языка на удобное (недискриминационное)
пользование им. Но несомненно
право на существование имеет
и онтологическое понимание языка
как объекта правовой защиты.
Во-вторых, в сферу юрислингвистики
входят те закономерности естественного
языка, которые лежат или должны
лечь в основания текста закона,
во многом определяющие как
его создание, так и применение
в юридической практике.
С позиций лингвистики
первый аспект может быть назван
юридическим аспектом языка, в
этом аспекте предметом юрислингвистики
являются процессы, ведущие к
юридизации языка и отношений
людей по поводу языка. Еще
раз подчеркнем: предпосылки и
возможности юридизации языка
(и социальных отношений между
носителями языка) вытекают из
самого языка и определяются
им - его собственными особенностями,
законами и нормами; второй - металингвистическим
аспектом юридического языка,
его онтологической базой является
юридический язык.
В первом аспекте
язык, носители языка - субъекты
и объекты права, во втором
аспекте язык представлен как
средство, с одной стороны, создания
и понимания закона (законотворческая
и интерпретационная функции
естественного языка в юридической
сфере) и, с другой стороны,
- применения закона, где язык - предмет
(или средство) экспертизы (лингвоэкспертная
функция практического знания
языка и теоретических знаний
о языке, требующих обращения
к специальной лингвистической
компетенции).
В онтологическом основании
языко-правовой сферы как предмета
юрислингвистики лежит механизм
нормообразования в языке, в
котором заложены (в той или
иной степени) потенции и начальные
элементы собственно юридической
нормативности. Первые (с точки
зрения последних) представляют
собой стихийно-естественные начала
права, являющегося рационально-искусственным
образованием. Так же, как стихийные
(неписаные) моральные нормы узакониваются
каноническим правом, стихийные
нормы языка трансформируются
в законы, регулирующие взаимоотношения
человека и языка или взаимоотношения
людей в связи с использованием языка,
а в некоторых случаях - взаимоотношения
различных сфер языка.
Закономерности языка
как структурно-семантического образования,
с одной стороны, и закономерности
его стихийного речевого функционирования,
с другой стороны, в "нормальном"
варианте детерминируют их рациональную
языковую кодификацию, которая
в свою очередь естественно
перерастает в кодификацию юридическую.
"Естественно" - в рациональном
регистре означает, конечно, то, что
кодификатор основывает свою
деятельность на знании (предполагающем
предварительное изучение) стихийных
закономерностей устройства и
функционирования языка: он выбирает
из возможных вариантов оптимальный,
соответствующий обеим детерминантам.
Неформальный, сущностный
учет интересов языка в языко-правовом
пространстве предполагает прежде
всего учет диалектического единства
результатов воздействия двух
детерминант языковых норм - системной
и функциональной, - действующих
далеко не всегда синхронно
и непротиворечиво. К примеру,
орфографические нормы вовсе
не обязательно носят отражательный
(по отношению к законам языка
как системно-структурного образования),
так как во многом они вытекают
из традиций письменно-речевой
деятельности, и по этой причине
они могут быть достаточно
условными по отношению к ним,
вследствие чего перед кодификатором-лингвистом
всегда стоит непростой вопрос:
на какую норму ориентироваться.
Стоят они и перед пользователями
языка. Например, издатель Пушкина
вынужден решать, писать ли строку
"Евгения Онегина" Бывало, он
еще в постеле, ориентируясь
на традицию передачи "еще пушкинского"
написания В ПОСТЕЛЕ (отражающего
определенные грамматические нормы
того времени) или на современные
нормы, прямо детерминированные
структурными особенностями современного
русского языка. Соотношение данных
детерминант вообще и для данного
случая в частности - проблема
сугубо лингвистическая. Юридический
ее аспект возникает в том
случае, если возникнет необходимость
придать выбору написания правовой
характер, например - в инструкции
для издателей последнем может
быть вменено либо строго следовать
современным нормам, либо авторским
написаниям (в том числе авторам
прошлого века). Очевидно, что и
то и другое юридическое решение
было с точки зрения лингвистики
(в данном случае - уже юрислингвистики)
достаточно примитивным, упрощающим
языковую сторону вопроса, ибо
лингвист хорошо представляет, что
многоплановое устройство языка
делает нелигитимной (=объективно
нефункциональной) одноплановую его
регламентацию, следовательно, он
должен ("по определению") настаивать
на более гибкой регламентации,
учитывающей интересы языка -
а именно, более или менее гармонического
соотношения противоречивых планов
языка, обеспечивающих его динамическое
(само)равновесие и (само)развитие.
В данном конкретном случае - это
равновесие интересов творческих
пользователей языка и консервативных
интересов нормативной стороны
языка, стоящей на страже интересов
взаимопонимания; понятно, что
последняя функция предполагает
ограничение "чрезмерно творческого"
отношения к языковым нормам.
В этих условиях рассчитывать
на простую (с точки зрения
лингвиста - непрофессиональную) регламентацию
не приходится, что и предполагает
необходимость участия в разработке
норм языкового права лингвистов,
а именно - юрислингвистов. Последние,
разумеется, ясно понимают принципиальную
необходимость подхода к юридической
регламентации не только со
стороны языка, но и со стороны
права, подходя, исходящего из
системы существующих законов и юридической
практики, и необходимость в связи с этим
аспектом определенного упрощения объективно
сложных, диалектически устроенных стихийных
закономерностей языка. Но именно в рамках
такого понимания юрислингвисты должны
противостоять упрощению языка при его
правовой регламентации.