Культ неба в Китае

                                       Культ неба  в  Китае

В  Китае  есть  высшее  божественное  начало – Небо.  Это  высшая  верховная  всеобщность,  абстрактная  и  холодная,  строгая  и  безразличная  к  человеку.  Её  нельзя  любить,  с  ней  нельзя считаться,  ей  невозможно  подражать,  как и нет смысла  ею  восхищаться.  В китайской религиозно-философской мысли существовали,  кроме Неба,  и Будда,  и Дао.  Однако,  не  они,  а именно  Небо  центральной категорией  верховной всеобщности  в Китае. Примечателен  тот факт,  что к буддийским  и даосским  монахам китайцы относились  с нескрываемым  пренебрежением,  без должного  уважения  и почтения.  Что касается  конфуцианских ученых,  чаще  всего выполнявших важнейшие функции  жрецов  во  время  культовых отправлений  в  честь  Неба,  то  они  всегда  считались  привилегированным  сословием  в  Китае.

Культ  Неба  появился  в  Китае  начиная  с  эпохи  Чжоу,  и  долгое   время  существовал  вместе  с  культом  первопредка  Шанди.  Чжоусцы  приписывали  им  одни  и  те  же  функции  и  равно  считали  верховной  божественной  силой.  С  точки  зрения  американского  синолога  Г.Крила,  земледельцы-чжоусцы  поклонялись  небу  как  верховному  божеству.  После  завоевания  Инь  они  нашли,  что  иньский  верховный  бог  Шанди  в  общем  соответствует  их  Небу,  в результате  чего  они  и  идентифицировали  Небо  и  Шанди,  как это  делали  римляне  с  греческими  богами.

С  течением  времени  культ  Неба  окончательно  вытеснил  культ  Шанди  в  главной  функции  верховного  божества.  Как  Л.С.  Васильев  пишет  в  своей  книге,  Небо  было  верховной  божественной силой.  Подобно  Шанди,  оно  обладало  свойством  карать  непокорных  и  нерадивых,  награждать  послушных  и  достойных,  покровительствовать  мудрым  и честным.  Но  в  отличии  первопредка  Шанди, Небо представляло  уже  совсем  иное  явление. Оно  выступало  в  качестве  абстрактной  регулирующей  силы,  было  олицетворением  разума,  целесообразности  и  высшей  справедливости.

В полном  соответствии  со  всем  уже  выработавшимся  стилем  древнекитайской  цивилизации  культ Неба  не  приобрел  в Чжоуском  Китае  ничего  сверхъестественного  или  мистического.  Напротив,  обожествление  Неба,  с  самого  начала  имело  несколько  рационалистический  характер.  Даже  тот  факт,  что  Небо  в  представлении  чжоусцев  ассоциировалось  с  некой  верховной  всеобщностью,  стоявшей  над  земным  миром,  и  то,  что  чжоуский  правитель  по  традиции  уже  считался  не  потомком  Шанди,  а  «сыном  Неба» -- все  это  не  придавало  культу  Неба  заметного  мистического  оттенка.  Все  отчетливо  представляли,  что  «сын  Неба» -- это  не  более  как  аллегория,  как  символ  подчиненности  земного  правителя  высшим  небесным  силам,  ему покровительствующим.

Культ  Неба  с  этого  времени  стал  важнейшей  прерогативой  и  обязанностью  китайского  императора.  Он  один  имел  право  и  должен  был  отправлять  все  обряды  этого  культа  в  полном  объеме.  А  отправление  этих  обрядов всегда  считалось в Китае делом первостепенного государственного  значения.  В свою  очередь «веления» Неба  стали считаться законом для страны,  «воля»  Неба – священной, а признаки  небесной  активности – свидетельством  одобрения  или  гнева  Неба.

Как  пишет  Е.И.  Кычанов,  из  числа  выработанных  западночжоускими  идеологами  узаконений  власти  вана,  центральное  место,  несомненно,  принадлежит  утверждению,  что  в  последнем  была  воплощена  связь  чжоусцев  с  космическим  порядком. Ван представлялся земным  аналогом  Неба,  верховного  божества  в религии чжоуского правящего рода,  в котором древние признавали  личное  начало,  наделенное  рядом чисто этнических  предикатов.  Небо  и Ван выступали как два мироустроителя,  носящие имена «верхнего»  и «нижнего» владык.

В  раннечжоуском  периоде  ведущее  место  отправления  культов  занимали  ритуалы  жертвоприношений  Небу.  У  иньцев  жертвоприношения  совершали  те  же  лица,  что  и  гадания.  В  эпоху Чжоу  жрецы-гадатели  постепенно  теряли  свой  статус,  тогда как   жрецы-чиновники,  напротив,  со  временем  поднимались все выше,  заняв в чжоуском  Китае положение важного звена в системе государственного  аппарата.  Такие жрецы являлись главными  и  единственными  служителями  тех  важнейших  государственных  и  общественных  культов,  которые  стали  играть  важную  роль  в  эпоху  Чжоу,  к  ним  относится  культ  Неба.

В  обязанности  жрецов-чиновников  в  дни  ритуалов  в  честь  Неба  входили  заботы  о  подготовке  храма  или  алтаря,  о  расставлении  ритуальной  утвари,  о  подборе  животных  и  предметов  для  жертвоприношения,  о  создании  условий  для  соблюдения  поста,  омовения  и  облачения.  Строгое  соблюдение  церемониала  считалось  важнейшим  делом.  

По  сравнению  с  эпохой  Шан-Инь,  в  эпоху  Чжоу,  количество  обрядов  и  ритуалов  резко  возросло.  Только  терминов,  обозначающих  разные  виды  ритуалов  и  жертвоприношений,  можно  насчитать  в  чжоуских  книгах  несколько десятков.

Основными  объектами  жертвоприношений  издревле  было  все  самое  лучшее,  самое  ценное.  Как  правило,  это  были  лошади  и  быки  определенной  масти  и  возраста,  в  ритуалах  рангом  пониже – бараны,  свиньи,  собаки  и  куры.  Важную  роль  играло  зерно  разных  сортов,  особенно  просо.  Из  проса  выделывали  вино,  которое  тоже  занимало  значимое  место  среди  изысканных  блюд,  предлагавшихся  вниманию  богов.  Жертвенная  пища  и  все  остальное  угощение  подавались  на  великолепных  блюдах  и  в  сосудах  из  нефрита  и  бронзы,  причем  количество  предлагаемых  даров  находилось  в  строгом  соответствии  со  значением  божества.  Самые  обильные  жертвоприношения  обычно делались  Небу.

Жертвоприношения  совершались  либо  в  специальных  храмах,  либо  на  алтарях  под  открытым  небом.  С  жертвенными  продуктами  тоже  поступали  по-разному.  Их  либо  сжигали,  топили,  закапывали  в  землю,  либо  торжественно  поедали  на  сопровождавшем  ритуал пиршестве после формального предложения в качестве  жертвы.  Кровью  жертвенных  животных,  которая считалась священной и обладавшей  большой магической  силой,  участники жертвоприношений  мазали  губы,  а так же  различные ритуальные  предметы --  барабаны и колокола,  предназначавшиеся  для  изгнания  злых  духов,  или  черепашьи  панцири,  использовавшиеся  для  гаданий.  Что  касается  принесения  в  жертву  людей,  то  в  эпоху  Чжоу  это  осуждалось  и  почти  полностью  прекратилось.

Огромную  роль  играла  ритуальная  символика.  Дошедшие  до  нас  памятники  древнекитайского  искусства,  в  первую  очередь  изделия  из  бронзы  и  нефрита  с  рисунками  и  орнаментом,  обязательно  несли  смысловую  нагрузку,  связанную  с  ритуальной  символикой.  Символом  Неба  считался  круг,  это могло  быть  как  изображение  на  сосуде,  так  и  отдельные  диски  из  нефрита.

Как  упоминалось,  Небо  в  чжоуском  Китае  выступало  в  виде  абстрактной  регулирующей  силы  и  было  олицетворением  разума  и  высшей  справедливости.  Позже,  после  распространения  в  Китае  учения  Конфуция,  конфуцианцы  еще  усилили  эти  рационалистические  черты  культа  Неба,  превратив  его  в  своеобразный  символ  верховного  божественного  порядка,  в  главный  регулятор  вселенной,  центром  которой, конечно, считался Китай.   При  этом – в  полном  соответствии  с  общим  духом  и  основной  направленностью  учения – конфуцианство  почти  совсем  исключило  из  сферы  своих  интересов  отношение  к  Небу,  как  к  элементу  великой  Природы.  Небо  воспринималось  конфуцианцами лишь  в  качестве  основной  пружины  социальной  жизни,  верховного  регулятора  человеческой  жизни  на  земле.  Соответственно  были  выработаны  и  нормы  взаимоотношений  людей  с  Небом. 

По  традиции,  свято  соблюдавшейся  и  возвеличенной  конфуцианством,  главным  агентом  общества  в  его  общении  с  Небом  выступал  правитель. Верховный  правитель  Китая,  «сын  Неба»,  не  только  почитался в качестве  родоплеменного  главы  и  первосвященника  чжоусцев,  но  и  выступал  в  виде  посредника  между  миром  людей  и  миром  богов  и  духов.  Усилиями  конфуцианцев  «сын Неба» был возвеличен  еще более.  С течением  времени он  превратился в фактически  единственного  носителя  божественной  благодати  и  оказался  на  положении  полубога.  Как  и  прежде  в  общении  с  Шанди,  он  был  единственным,  кто  имел  право  непосредственно  общаться  с  Небом,  совершать  обряды  и  приносить  жертвы  в  его  честь.

Будучи  по  форме  деспотией,  правление  китайского  императора  официально  ограничивалось  конфуцианским  учением  о  добродетели  и  освященным  нормам  обычного  права.  Каждый  шаг  и  поступок  императора,  его  одежда,  пища,  жены,  гарем,  слуги  и  колесницы – буквально  все  было  строжайшим  образом  регламентировано.  И  что  особенно  важно,  все  эти  многочисленные  обязательные  ритуалы  непременно  опосредовались  волей Неба,  божественным  порядком,  якобы строго-настрого  предписанным  всем  государям  Поднебесной  и  идущим  еще  от  великих  древних  правителей, мудрость  и  заветы  которых  свято  чтят  и  хранят  окружающие  государя  ученые-конфуцианцы.

На  тот  случай,  если  государь  решит  пренебречь  всеми  ритуалами  и  править  самолично,  конфуцианство выработало  свой  знаменитый  тезис о переменчивости  божественного небесного мандата.  Согласно  этому тезису,  небесный  мандат  на  право управления  Поднебесной вручается Небом только  высокодобродетельному правителю и безжалостно отбирается  у государя  недобродетельного.

Ссылками  на  волю  мудрого  Неба,  которое  «бдительно следит»  за  поведение  государя,  консервативные  китайские  конфуцианцы  запугивали  любого  императора,  пытавшегося  провести  какие-либо  реформы.  Практически  этот  бдительный  надзор  ревнителей  старины осуществлялся прежде  всего посредством специальных наблюдений  за  «волей Неба»,  проявлявшихся в небесных  предзнаменованиях.  Все «небесные предзнаменования» -- затмения  солнца  и  луны,  появление  комет,  стихийные  бедствия  играли  в  руках  опытных  конфуцианских  придворных  роль  могучего  орудия  запугивания  и  шантажа.  Так,  в  периоды  правления  абсолютно  «добродетельных»  ханьских  императоров  не только  не  были  зафиксированы некоторые затмения,  но  не  была  даже  замечена  яркая комета  Галлея.  В то  же  время небесные  явления мелкого масштаба  выпячивались  и старательно обыгрывались  в другие  периоды,  например  в годы  правления  узурпировавшей  власть  императрицы  Люй-хоу,  когда  эти  явления  использовались  в  качестве  грозных  небесных  предупреждений.  Отсюда  следует,  что  с  помощью  нарочитого  выпячивания  и  замалчивания  небесных  явлений,  всегда  воспринимавшихся  в  виде  грозного  предупреждения  Неба,  конфуцианцы  подвергали  косвенной  критике  деяния  неугодных  им  правителей.  Китайские  источники  полны  сообщений  о  том,  как  в  годы  стихийных  бедствий и  небесных  знамений,  китайские  императоры,  вполне  осознававшие  свою  ответственность за  деяния,  вызвавшие «гнев Неба»,  шли в храмы,  приносили обильные  жертвоприношения  и униженно  каялись в своих прегрешениях.

Древние  китайцы  представляли  сотворение  мира  как  постепенное  отделение  неба  от  земли,  в  мифах  есть  упоминание  о  том,  что  первое  время  на  небо  можно  было  забраться  по  особым  небесным  лестницам.  В  более  поздние  времена  появилась  иная  интерпретация  архаического  представления  отделения  неба  от  земли.  Согласно  этому  варианту  верховный  правитель  Чжуань0сюй  повелел  своим  внукам  Ли  и  Чуну  перерезать  путь  между  небом  и  землей.  Наряду  с  представлением  и  пути  на  небо  существовали  мифы  о  горе  Куньлунь,  которая  как  бы  соединяла землю и небо:  на  ней находилась  нижняя  столица верховного  небесного владыки.  В основе  этих  мифов лижит представление о некой «мировой  оси»,  которая принимает форму не  просто  горы,  но  и  возвышающейся  на  ней  столицы – дворца.  Другое  представление о космической вертикали воплощено в образе  солнечного  дерева – фусан,  в основе  которого  лежит идея  дерева  мирового.  На  дереве  фусан жиыут солнца – десять  золотых воронов.  Все  они – дети  матушки  Си-хэ,  живущей  за  Юго-Восточным  морем.   Люди  верили,  что  солнце  сперва  купается  в  заводи,  а  затем  поднимается  на  фусан  и  отправляется  в  путь  по  небу.   По  некоторым  версиям,  солнце  по  небу  везет в колеснице сама  Си-хэ.  Постепенно  оно проходит  на  крайний Запад,  где садится на  другое  солнечное дерево  жо.  С представлением  о множественности солнц связан  миф о нарушении космического  равновесия  в результате  одновременного появления на  небе  десяти  солнц.  Посланный с небес стрелок И поражает  своими  стрелами  девять  солнц. 

В  Китае  так  же  имелись  лунарные  мифы.  В  «Шань  хай  цзине»  говорится,  что  среди  великой  пустыни  есть  гора,  Жиюэшань,  являющаяся  небесным  стержнем,  в  тех  краях  заходит  солнце  и  луна. 

Считалось,  что  на  луне  живет  белый  заяц,  толкущий  в  ступе  зелье  бессмертия.   Если  солярные  мифы  связаны  со  стрелком  И,  то  лунарные  с  его  женой  Чан-э,  которая  похищает  у  И  снадобье  бессмертия  и,  приняв  его,  возносится  на  луну,  где  живет  одиноко.

Разрозненные  первоначально  образы  мифологии  отдельных  древнекитайских  племен  постепенно  складывались  в  единую  систему,  чему  способствовало  развитие  натурфилософских  представлений  и,  в  частности,  различных  классификационных  систем,  среди  которых  наибольшее  значение  имела  пятеричная  система – по  пяти  стихиям.  Под её  влиянием  четырёхчленная  модель  мира  превращается  в пятичленную,  соответствующую  пяти  ориентирам  в  пространстве,  верховный  небесный  правитель  осознается  теперь  уже  как  божество  центра.  В  надписях  на  гадательных  костях  эпохи  Шан-Инь,  можно  встретить  знак  «ди»,  бывший  своеобразным  титулом  для  душ  умерших  представителей  и  соответствовавший  понятию  «божественный  предок».  Как  предположил  японский  ученый  Като  Цунэката,  этимологически  сама  графема  «ди»  есть  изображение  алтаря  для  жертвоприношений  небу.