Брехт об использовании музыки в эпическом театре

оно примет лишь такое "нововведение", которое нацелено на обновление, но  не

на изменение существующего  строя, - хорош ли он  или  плох,  Люди  искусства

обычно и не помышляют о том, чтобы изменить механизм, ибо полагают,  что  он

находится в их власти и лишь перерабатывает плоды их свободного  творчества,

а следовательно, сам по себе изменяется  вместе  с их  творчеством.  Но  их

творчество отнюдь не свободно: механизм выполняет свою функцию  с  ними  или

без них, театры работают каждый вечер, газеты выходят столько-то раз в  день,

и они принимают только то, что  им нужно;  а  нужно  им  просто  определенное

количество материала {Но сами-то производители  целиком и  полностью  зависят

от механизма и в экономическом  и в социальном смысле, он  монополизирует  их

деятельность, и плоды труда  писателей, композиторов и  критиков  все  больше

становятся лишь сырьем: готовую  продукцию выпускает уже механизм.}.

     Какую  опасность   представляет  собой  механизм,  показала   постановка

"Матери" на  нью-йоркской  сцене.  Театр  "Юниен"  по  своему  политическому

направлению существенно отличался  от театров, ставивших оперу "Махагони".  И

тем не менее механизм оказался верен себе  и своей функции одурманивания

публики. В результате этого не только сама пьеса, но и  музыка  к  ней  были

искажены, и воспитательный смысл  ее в значительной  степени  был  утерян.  В

-"Матери", более чем в какой-либо  другой  пьесе  эпического  театра,  музыка

сознательно использовалась для того,  чтобы  заставить  зрителя  осмысливать

происходящее на сцене, как о  том говорилось выше. Музыку  Эйслера  никак не

назовешь простой. Она довольно сложна, я никогда не слышал  более  серьезной

музыки. Но она  удивительным  образом  способствовала  упрощению  сложнейших

политических проблем, решение  которых для пролетариата жизненно  необходимо.

Общественная значимость музыки к  небольшой сценке, опровергающей  обвинения в

том, что коммунизм означает всеобщий хаос, сводится к тому, что  она  мягко,

ненавязчиво заставляет внимать  голосу  разума.  В  сценке  "Хвала  ученью",

связывающей проблему захвата власти пролетариатом с  проблемой  приобретения

им необходимых знаний, музыка придает  действию героическое и в то  же  время

непринужденно жизнерадостное звучание. Точно так  же  и  заключительный  хор

"Хвала диалектике",  который   с  легкостью  мог  бы  быть  воспринят  сугубо

эмоционально, как песнь торжества, благодаря  музыке  удерживается  в  сфере

рационального. (Часто приходится сталкиваться с ошибочным утверждением,  что

эта - эпическая - манера исполнения начисто  отказывается  от  эмоционального

воздействия; на самом деле природа  вызываемых ею эмоций лишь более ясна, они

возникают не в сфере подсознательного и не имеют ничего общего с дурманом.)

     Кто  полагает,  что  массам,  поднявшимся   на  борьбу  с   разнузданным

насилием, угнетением  и  эксплуатацией,  чужда  серьезная и вместе  с тем

приятная и рациональная музыка как средство пропаганды социальных идей,  тот

не  понял  одной  очень  важной  стороны  этой  борьбы.  Однако  ясно,   что

воздействие такой музыки в значительной степени зависит  от  того,  как  она

исполняется. Если уж и исполнители  не овладеют  ее  социальным  смыслом,  то

нечего надеяться,  что  она  сможет  выполнить  свою  функцию  -  вызвать  у

зрительской массы определенное  единое  отношение  к  действию.  Чтобы  наши

рабочие театры могли  справиться  с  поставленными  перед  ними  задачами  и

Исчерпать  открывающиеся  перед  ними  возможности,   потребуется   огромная

воспитательная работа и серьезная  учеба. Зрители этих театров также  должны с

их помощью многому научиться. Нужно добиться того, чтобы  механизм  рабочего

театра, в отличие от буржуазной  театральной  машины,  не  выступал  в  роли

распространителя наркотического дурмана.

     К пьесе "Круглоголовые и остроголовые", которая, в отличие от "Матери",

обращается к "более широкой" публике и в  большей  степени  учитывает  чисто

развлекательные потребности зрителей, Эйслер написал музыку в форме сонгов.

И эту музыку тоже можно в известном  смысле назвать  философской.  Она  также

избегает наркотического воздействия, главным  образом  благодаря  тому,  что

решение музыкальных  проблем  связывает  с  ясным  и  четким  подчеркиванием

политического и философского смысла стихов.

     Из сказанного, вероятно, ясно, насколько трудны задачи, которые   ставит

перед музыкой эпический театр.

     В настоящее время  "прогрессивные" композиторы  все еще пишут музыку  для

концертных залов. Одного взгляда  на публику  этих  залов  достаточно,  чтобы

понять, насколько безнадежной  была бы попытка  использовать  в  политических

или философских целях музыку, оказывающую такое воздействие. Ряды  заполнены

людьми,  ввергнутыми  в  состояние   своеобразного   опьянения,   совершенно

пассивными,  ушедшими  в  себя,  обнаруживающими   все   признаки   сильного

отравления. Неподвижный, пустой взгляд показывает, что эти люди,  безвольные

и беспомощные,  находятся  целиком  во  власти  стихии  своих  эмоций.  Пот,

струящийся то их лицам, свидетельствует  о том, какого  напряжения  стоят  им

эти эксцессы. Даже самый примитивный  гангстерский фильм  в  большей  степени

апеллирует к рассудку своих  зрителей. Здесь же музыка выступает  как "фатум".

Чрезвычайно сложный, абсолютно непостижимый фатум  этой  эпохи  жесточайшей,

сознательной эксплуатации человека человеком. У этой музыки чисто кулинарные

устремления. Она совращает слушателя  на путь наслаждения, иссушающего  своей

бесплодностью. И  никакими  ухищрениями  не  убедить  меня  в  том,  что  ее

общественная функция иная, чем  у бурлесков Бродвея.

     Нельзя не заметить, что в среде  серьезных   композиторов  и  музыкантов

ныне  уже  зарождается  движение,  направленное  против   этой   вредоносной

общественной  функции.  Эксперименты,  предпринимаемые   в   сфере   музыки,

приобретают постепенно значительный размах; и не только в подходе  к  своему

материалу, но и в деле привлечения  новых слоев потребителей новейшая  музыка

неустанно ищет новые пути. Тем  не менее остается целый ряд задач,  которые

она еще не в силах решить и над решением  которых  даже  не  задумывается.

Например, совершенно канул в прошлое  жанр музыкального эпоса. Мы  совершенно

не знаем, как исполнялись когда-то "Одиссея" и "Песнь  о  Нибелунгах".  Наши

музыканты не умеют уже" писать  музыку  для  вокального  исполнения  крупных

эпических произведений. Обучающая  музыка тоже предана забвению, а  ведь  было

время, когда музыка применялась  даже для лечения болезней! Наши  композиторы

в  основном  предоставляют  трактирщикам  изучать  производимое  их  музыкой

воздействие. Одним из немногих результатов  подобных исследований, с которыми

мне довелось познакомиться за последние  десять лет, было  замечание  некоего

парижского ресторатора по поводу того, как под воздействием различных  видов

музыки меняются заказы посетителей. Он полагал, что ему удалось  установить,

какие напитки заказывают при исполнении музыки тех или иных композиторов.  В

самом деле, театр много выиграл бы, если бы композиторы умели писать музыку,

оказывающую на зрителя в какой-то степени точно определяемое  воздействие.

Это  очень  облегчило  бы  задачу  актеров;  особенно  желательно  было  бы,

например,  чтобы  актеры  могли  строить   рисунок   роли   в   направлении,

противоположном настроению, созданному  музыкой.  (Для пробной работы  над

пьесами  возвышенного  стиля  имеется   даже   вполне   достаточно   готовых

музыкальных произведений.) В немом  кино было предпринято  несколько  попыток

использовать музыку для создания вполне определенных  настроений.  Я  слышал

интересную музыку Хиндемита и  прежде всего Эйслера. Эйслер писал музыку даже

к самым обычным развлекательным  фильмам, причем очень серьезную  музыку.

     Но звуковое кино, этот процветающий  поставщик  захватившего  весь  мир

наркотического дурмана, вряд ли станет продолжать эксперименты такого рода.

     По моему мнению, наряду  с эпическим театром  поучительные  пьесы  также

открывают перспективы для современной  музыки. К некоторым пьесам этого  типа

Вейль, Хиндемит и Эйслер написали исключительно интересную музыку. (Вейль и

Хиндемит  совместно  -  музыку  к  радиопостановке  для  школьников   "Полет

Линдбергов"; Вейль -  к школьной  опере "Говорящие  "да";  Хиндемит  -  к

"Баденской поучительной пьесе о согласии"; Эйслер - к "Мероприятию".)

     К сказанному нужно  добавить, что создание  запоминающейся  и доступной

для понимания музыки зависит отнюдь не только от доброй воли,  но  в  первую

очередь от умения и знаний, а знания можно приобрести только при  постоянном

общении с народными массами  и  другими  коллегами  по  профессии,  но  не  в

кабинетном уединении.