Учение Льва Толстого о непротивлении злу насилием

Министерство  образования и науки Российской Федерации

Федеральное Государственное  Образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ 

НЕФТЯНОЙ  ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Филиал  ФГБОУ ВПО УГНТУ в г. Стерлитамак

 

 

 

 

 

 

Реферат по этике

на  тему: «Учение Льва Толстого о непротивлении злу насилием»

 

 

 

 

 

 

Выполнил:       студент группы МХЗ-10-31

  Талаев В.Е.

Проверил:            преподаватель Егафарова Г.А.

 

г. Стерлитамак 2013

Введение

Русская ментальность противоречива и сложна. Может быть, ее выразил Гоголь в знаменитой метафоре – "птице-тройке" – своеобразном символе страны, тройке, везущей, однако, заурядного афериста Чичикова. Усложненность русского характера социология объясняет развитием народа на перекрестке двух полюсов мировой истории – Востока и Запада. Кроме того, философы видели в русской душе два начала – природное и религиозное, что вело к амбивалентности его менталитета. Русский нес с собой анархизм и деспотизм, жестокость и доброту, мягкость, индивидуализм и безличный коллективизм, национализм и всечеловечность, смирение и наглость. Это хорошо отразила русская литература. Карамазовщина – убийственное соединение добра и зла русского человека, смердяковщина – синтез подлости и изощренности ума.

Известный русский философ И. Ильин обосновывал это как первичную душевную силу русского народа – "созерцание сердцем". "Русская же душа прежде всего, – отмечал он, – есть дитя чувства и созерцания. Ее культуро-творящий акт суть сердечное ведение и религиозно-совестливый порыв. Любовь и созерцание при этом свободны, как свободно пространство, свободна равнина, как живой орган природы, как молящийся дух, – вот почему русский нуждается в свободе и ценит ее, как воздух для легких, как простор для движения. Русская культура построена на чувстве и сердце, на созерцании, на свободе совести и свободе молитвы. Это они являются первичными силами и установками русской души, которая задает тон их могучему темпераменту. В качестве вторичных сил выступают воля, осознанная мысль, правовое сознание и организаторские функции".

 

 

1. Особенности  русского менталитета

Это непостоянство, эта двойственность, противоречивость русского менталитета и невероятность  русского абсолютизма ярко проявились как в зигзагах русской политической истории, так и в фантастических взлетах ординарных личностей на вершины российского политического олимпа. Пирожник Меньшиков становится полудержавным властелином, бедная служанка пасторского семейства оказывается в кресле российской императрицы, невежественный конюх обретает статус первого вельможи государства, а затем государственного регента. Головокружительная амплитуда взлетов и падений многих персонажей Русской революции – явление того же порядка.

Симптоматично отношение  к власти. С одной стороны, русский  покорен власти, более того – он ее обожествлял. Так Карамзин категорично утверждал: "Русские превзошли всех в терпении, ибо считали власть государеву божественной и всякое сопротивление ей беззаконием". В этом – мощный источник долготерпения русского народа, проявившееся и в XX веке, уже в советской истории. Но в то же время всегда наблюдались антипатия, враждебность к власти, государству, что давало славянофилам основание отмечать "антигосударственность" русского человека.

Русский народ – великий  народ. Он доказал это всей своей историей – политической и духовной. Уильям Фолкнер полагал, что если бы русский народ был свободным, то он, возможно, завоевал мир. Речь шла, конечно, не о милитаристском, а о духовном завоевании. Но и это утверждение не снимают негативности русской ментальности, широко заявившей о себе в ходе русской истории и особенно в революции. Лев Толстой, тесно общавшийся с простым народом, приходил "в восхищение от силы, кротости, справедливости этих людей" и в тоже время был в "озлоблении на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь".

Характерна  склонность русских к бунту, к  асоциальности, что подвигало русского человека к пьянству. Но более глубокий источник этого социального недуга лежал в стремлении преодолеть общественную порабощенность.

При этом нельзя не отметить и то, что правящий класс, русское дворянство, создало высокую  духовную и этическую культуру, заложило потенциал культурного развития России на долгие годы. Она была частью русского менталитета. В особенности  это было следствием огромного энергетического потенциала русского национального гения. Высокое чувство чести, воинская доблесть, патриотизм составляли принадлежность передовой дворянской культуры.

Так и у Толстого: понятие "народ" в языковом употреблении Льва Толстого имеет не одно, а несколько значений. Одно из них – народ как трудовая масса, как обозначение тех людей, на которых держится производство всех благ земных и в конечном счете самое жизнь. Другое значение – народ как исторически возникшее и сложившееся сообщество людей, связанных единым языком, принадлежностью к одной земле и т.д. В этом втором своем значении народ и есть главное действующее лицо романа "Война и мир".

Народ в "Войне  и мире" – это не только Платон Каратаев и Тихон Щербатый, Тушин  и Тимохин, это также – Пьер Безухов и Андрей Болконский, Николай Ростов и Наташа. К историческому народу относятся и Курагины и Друбецкие.

К тому же народ  в "Войне и мире" – это  не только нравственно здоровое и  положительное. Для автора исторической эпопеи, посвященной эпохе Отечественной войны с Наполеоном, понятие "народ" заключало в себе сложное и противоречивое единство, разнородное и в нравственном, и в социальном отношении – такое, каким оно, впрочем, и было.

Читателю нетрудно заметить: Толстой любит людей, подобных Ростовым и Ахросимовой, Болклонским и Безухову, и он не любит всех тех, которые похожи на Курагиных и Шерер, Друбецкого и Берга. Вот перед нами Наташа Ростова. Наташу Толстой любит – поэтому и мы сами готовы ее полюбить. Вместе с автором мы любуемся ею: неповторимостью каждого движения, юной прелестью и обаянием, ее пугливой грацией, пробуждающейся и неведомой ей самой женственностью. Все в Наташе – жизнь и трепет жизни. Это-то и дорого Толстому, близко, за это он и любит так свою героиню. Мы увидим Наташу вместе с Николаем и Петей (ее братьями) в Михайловке, в гостях у дядюшки, когда она пляшет русскую пляску. Увидим Наташу, влюбленную в князя Андрея, а потом увлекшуюся Анатолием Курагиным. Увидим ее в радости, в горе, в отчаянии. Увидим, когда Наташа, в порыве негодования и добрых чувств, добивается того, чтобы с подвод скинули уложенные вещи Ростовых и отдали подводы раненым...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Концепция  любви и ненасилия в учении  Л.Н. Толстого

В религиозно-философском  учении Л.Н. Толстого центральное место  занимают идеи любви и непротивления злу насилием. Они рассматриваются великим мыслителем как главное проявление духовности в человеке. При этом духовность для него – это высшее начало, "истинная основа жизни человека и всего мира", специфически человеческое свойство, составляющее сущность человека, поднимающее его над миром животных; благодаря этому свойству он осуществляет поиск смысла жизни и объясняет связь собственного конечного существования с бесконечным, вечным миром, Богом, истиной. "Хорошо почаще вспоминать о том, – пишет Л. Н. Толстой,– что наша истинная жизнь – не та наружная, телесная… но что вместе с этой жизнью есть в нас и другая, внутренняя жизнь – духовная". Действительно, для русского характера существует только духовное. Развитие человека понималось Толстым как духовное восхождение по пути жизни, дающее ни с чем не сравнимую радость, а личностный рост как духовный и нравственный. Фактически все элементы учения Л.Н. Толстого выражают так называемую "чисто духовную проекцию бытия".

Религии и этике непротивления злу в той или иной форме посвящено все творчество Толстого после 1878 года. Произведения этого и последующих лет (если называть только важнейшие из них) можно подразделить на четыре цикла: исповедальный – "Исповедь" (1879-1881), "В чем моя вера?" (1884); теоретический – "Что такое религия и в чем сущность ее?" (1884), "Царство божие внутри нас" (1890-1893), "Закон насилия и закон любви" (1908); публицистический – "Не убий" (1900), "Не могу молчать" (1908); художественный – "Смерть Ивана Ильича" (1886), "Крейцерова соната" (1887-1879), "Воскресение" (1889-1899), "Отец Сергий" (1898).

Однако сама по себе духовность при всей ее достоверности и самоочевидности  может оказаться абстракцией, если не получит конкретного воплощения в человеческой жизни. К высшим проявлениям духовности в человеке Толстой относит любовь.

Философия непротивления  Толстого в целом я определила бы как "философия духовного бытия", осуществления духовных истин в  жизни. К таким истинам в учении Толстого принадлежит категория  любви – конкретного механизма проявления высших начал. Концепция любви – центр, духовная ось учения Л. Н. Толстого, наиболее сильная и самобытная его часть. Человек, который в детстве "понял счастье любви", научился "духовному наслаждению любви",– он создал учение о любви как высшем благе, источнике радости и высшем моральном законе, противостоящем закону насилия.

Когда Толстой пытался  в самой краткой форме выразить суть своего учения, он говорил: "Закон  жизни человеческой есть закон любви, дающей высшее благо как отдельному человеку, так и всему человечеству" ("В чем моя вера?"). Любовь рассматривается Толстым как единство закона и благодати. С одной стороны, любовь – таинство, дар, высшее благо жизни, дающее человеку совершенную радость, с другой – "универсальный космологический, естественно-антропологический закон духовной жизни". В этико-социальном значении "закон любви" понимается мыслителем как неукоснительное исполнение христианской заповеди любви. По мнению Толстого, прежние религиозные и нравственные учения о любви, признавая ее благодетельность для жизни человечества, вместе с тем допускали возможность таких условий, при которых исполнение требования любви становилось необязательным. В результате сложилась парадоксальная и даже абсурдная ситуация: всеобщий, естественный закон духовной жизни превратился в утопический идеал или, в лучшем случае, в единичный, случайный образ жизни и пример поведения, а стихийная, произвольная и хаотическая жизнь предстала в виде некоего морально-психологического и исторического "закона" – закона насилия. Учение Христа как бы "снимает" это противоречие: "Христианское учение о любви,– пишет Толстой,– точно и определенно выразило сущность закона любви и неизбежно вытекающее из него руководство в поступках". При этом выявляется глубинная связь между законом любви и принципом непротивления как метафизической и этической составляющих любви.

Философия любви в творчестве Л.Н. Толстого непосредственно связана  с его педагогическими установками. Еще в период яснополянской школы  он заметил, что "совершенный учитель соединяет любовь к предмету и к детям". С годами эта мысль приобрела концептуально-системный характер. Суть его размышлений заключается в том, что ребенок, приходящий в мир с врожденным чувством любви (человек хочет любить и быть любимым, это – дар Бога), по мере взросления утрачивает этот дар, все больше склоняясь к любви чувственной, телесной. Но на определенной стадии жизни возможно прозрение, и тогда человек возвращается к своей духовной сущности, стремится на уровне разума осознать закон любви и пути его реализации. Именно разум, согретый сердцем, помогает понять человеку, что истинная любовь – это любовь христианская, основанная на заповедях Христа.

Закон любви и реализуется  через принцип непротивления  злу насилием. "Сущность всех религиозных учений,– пишет Толстой,– в любви. Особенность христианского учения о любви – в том, что оно ясно и точно определило главное условие любви, нарушение которого уничтожает саму возможность любви. Условие это есть непротивление злу насилием".

В учении Толстого непротивление  выступает как закон духовной жизни, ключевой момент становления  духовного бытия, путь преодоления  материального зла в мире, превращаясь  из принципа личного поведения в  закон общественной жизни, открывающий  новую перспективу духовной эволюции человека и человечества.

Не случайно известный  теософ и педагог Р. Штейнер назвал Л. Н. Толстого представителем новой  жизненной культуры. Он писал, что  Толстой, предложив миру новую форму  жизни, потребовав полной перестройки  человеческой души, выступил как "провидец будущего", провозвестник "новой мировой эры".

Вторая половина жизни  Толстого характеризуется переосмыслением  всего того, чем он жил до этого  и пробуждением к новой жизни. Сердцем, умом и волей, всей своей  страстной натурой, он принял этико-социальную программу Христа и посвятил свои силы целиком тому, чтобы следовать ей, обосновывать и проповедовать ее.

Так, духовное обновление личности является одной из центральных тем последнего романа Толстого "Воскресение" (1899), написанного им в период, когда он уже стал христианином и непротивленцем. Главный герой князь Нехлюдов оказывается присяжным по делу проститутки, обвиняемой в убийстве, в которой он узнает Катюшу Маслову – соблазненную им некогда и брошенную горничную своих тетушек. Этот факт перевернул жизнь Нехлюдова. Он увидел свою личную вину в падении Катюши Масловой и вину своего класса в падении миллионов таких Катюш. "Бог, живший в нем, проснулся в его сознании" и Нехлюдов обрел ту точку обзора, которая позволила взглянуть на жизнь свою и окружающих в свете абсолютной морали и выявить ее полную внутреннюю фальшь. Ему стало гадко и стыдно. Потрясенный Нехлюдов порвал со своей средой и поехал вслед за Масловой на каторгу.

Скачкообразное  превращение Нехлюдова из барина, легкомысленного прожигателя жизни  в искреннего христианина (христианина  не в церковном, а этическом смысле этого слова) началось на эмоционально-духовном уровне в форме глубокого раскаяния, пробудившейся совести и сопровождалось напряженной умственной работой. Кроме того, в личности Нехлюдова Толстой выделяет, по крайней мере, две предпосылки, благоприятствовавшие такому преображению – острый пытливый ум, чутко фиксировавший ложь и лицемерие в человеческих отношениях, а также ярко выраженная склонность к переменам. Второе особенно важно: "Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одно, иногда другие и бывает часто совсем не похож на себя, оставаясь все между тем одним и самим собою".