Этика науки

Вопрос 34

В науке, как и в любой  области человеческой деятельности, взаи-моотношения между теми, кто  в ней занят, и действия каждого  из них подчиняются определенной системе этических норм, определяющих, что допустимо, что поощряется, а  что считается непозволительным и неприемлемым для ученого в  различных ситуациях. Эти нормы  воз-никают и развиваются в ходе развития самой науки, являясь результатом  своего рода «исторического отбора», который  сохраняет только то, что необходимо науке и обществу на каждом этапе  истории.

В нормах научной этики  находят свое воплощение, во-первых, общечеловеческие моральные требования и запреты, такие, например, как «не  укради», «не лги», приспособленные, разумеется, к особенностям научной  деятельности. Скажем, плагиат в  науке оценивается как нечто, подобное краже, когда человек выдает научные идеи, результаты, полученные кем-либо другим, за свои; ложью считается  преднамеренное искажение (фальсификация) данных эксперимента.

Во-вторых, этические нормы  науки служат для утверждения  и защиты специфических, характерных  именно дня науки ценностей. Первой среди них является бескорыстный поиск и отстаивание истины. Широко известно, например, изречение Аристотеля: «Платон мне друг, но истина дороже», смысл которого в том, что в  стремлении к истине ученый не должен считаться ни со своими симпатиями и антипатиями, ни с какими бы то ни было иными привходящими обстоятельствами. История науки, да и история человечества с благодарностью чтят имена подвижников (таких, как Дж. Бруно), которые не отрекались от своих убеждений перед  лицом тяжелейших испытаний и  даже самой смерти. За примерами, впрочем, не обязательно углубляться в  далекую историю. Достаточно вспомнить  слова русского биолога Н. И. Вавилова: «Мы на крест пойдем, а от своих  убеждений не откажемся», оправдавшего эти слова собственной трагической  судьбой...

В повседневной научной деятельности обычно бывает непросто сразу же оценить  полученное знание как истину либо как заблуждение. И это обстоятельство находит отражение в нормах научной  этики, которые не требуют, чтобы  результат каждого исследования непременно был истинным знанием. Они  требуют лишь, чтобы этот результат  был новым знанием и так  или иначе – логически, экспериментально и прочее – обоснованным. Ответственность  за соблюдение такого рода требований лежит на самом ученом, и он не может переадресовать ее кому-нибудь другому. Для того чтобы удовлетворить  этим требованиям, он должен: хорошо знать  все то, что сделано и делается в его области науки; публикуя результаты своих исследований, четко  указывать, на какие исследования предшественников и коллег он опирался, и именно на этом фоне показывать то новое, что  открыто и разработано им самим. Кроме того, в публикации ученый должен привести те доказательства и  аргументы, с помощью которых  он обосновывает полученные им ре-зультаты; при этом он обязан дать исчерпывающую  информацию, позволяющую провести независимую  проверку его результатов.

Нормы научной этики редко  формулируются в виде специальных  перечней и кодексов; как правило, они передаются молодым исследователям от их учителей и предшественников. Однако известны попытки выявления, описания и анализа этих норм, предпринимаемых  главным образом в философии  и социологии науки. В качестве примера  можно привести исследование американского  социолога Р. К. Мертона [Merton P. K. The sociology of scince. Chi., 1973]. С его точки зрения, нормы науки строятся вокруг четырех основополагающих ценностей. Первая из них – универсализм – убеждение в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Требование универсализма предполагает, в частности, что результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги. Вторая ценность – общность, смысл которой в том, что научное знание должно свободно становиться общим достоянием. Тот, кто его впервые получил, не вправе монопольно владеть им. Публикуя результаты исследования, ученый не только утверждает свой приоритет и выносит полученный результат на суд критики, но и делает его открытым для дальнейшего использования всеми коллегами.

Третья ценность – бескорыстность, когда первичным стимулом деятельности ученого является поиск истины, свободный  от соображений личной выгоды (обретения  славы, получения денежного вознаграждения). Признание и вознаграждение должны рассматриваться как возможное  следствие научных достижений, а  не как цель, во имя которой проводятся исследования. Четвертая ценность –  организованный скептицизм: каждый ученый несет ответственность за оценку доброкачественности того, что сделано  его коллегами, и за то, чтобы сама оценка стала достоянием гласности. При этом ученый, опиравшийся в  своей работе на неверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается  от ответственности, коль скоро он сам  не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что  в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь  бы высоким он ни был. В научной  деятельности равно необходимы как  уважение к тому, что сделали предшественники (Ньютон говорил, что достигнутое  им стало возможно лишь постольку, поскольку  он стоял «на плечах гигантов»), так  и критическое отношение к  их результатам. Более того, ученый должен не только мужественно и настойчиво отстаивать свои научные убеждения, используя все доступные ему  средства логической и эмпирической аргументации, но и обладать мужеством  отказаться от этих убеждений, коль скоро  будет обнаружена их ошибочность.

Предпринятый Р. Мертоном анализ ценностей и норм науки  неоднократно подвергался уточнениям, исправлениям и даже резкой критике  в специальной литературе. При  этом выяснилось, что наличие такого рода норм, пусть не именно этих, но в чем-то сходных с ними, очень  важно для существования и  развития науки, для самоорганизации  научной деятельности. Безусловно, нередки случаи нарушения этих норм. Однако тот, кто их нарушает, рискует  рано или поздно потерять уважение и доверие своих коллег. А между  тем признание коллег является для  ученого высшей наградой, более значимой, как правило, чем материальное вознаграждение. Особенность научной деятельности в том и заключается, что результативной она по-настоящему оказывается лишь тогда, когда признана и результаты ее используются коллегами для получения  новых знаний.

Отдельные нарушения этических  норм науки, хотя и могут вызы-вать серьезные трудности в развитии той или иной области знания, в  общем все же чреваты большими неприятностями для самого нарушителя, чем для науки в целом. Однако, когда такие нарушения приобретают  массовый характер, под угрозой оказывается  уже сама наука. Сообщество ученых прямо  заинтересовано в сохранении климата  доверия, поскольку без этого  было бы невозможно дальнейшее развитие научных знаний, т. е. прогресс науки. Этические нормы охватывают самые  разные стороны деятельности ученых: процессы подготовки и проведения исследований, публикацию научных результатов, проведение научных дискуссий, когда сталкиваются различные точки зрения. В современной  науке особую остроту обрели вопросы, касающиеся не столько норм взаимодействия внутри научного сообщества, сколько взаимоотноше-ний науки и ученого с обществом. Этот круг вопросов часто обозначают как проблему социальной ответственности ученого.

Свобода научного поиска и  социальная ответственность ученого. При всей своей нынешней актуальности проблема социальной ответственности  ученого имеет глубокие исторические корни. На протя-жении веков, со времени  зарождения научного познания, вера в  силу разума сопровождалась сомнением: как будут использованы его плоды? является ли знание силой, служащей человеку, и не обернется ли оно против него? Широко известны слова библейского  Екклесиаста: «...во многой мудрости много  печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Вопросом о соотношении  истины и добра задавалась и античная философия. Уже Сократ исследовал связь  между знанием и добродетелью, и с тех пор этот вопрос стал одним из вечных вопросов философии, предстающим в самых разных обличьях. Сократ учил, что по природе своей  человек стремится к лучшему, а если творит зло, то лишь по неведению, тогда, когда не знает, в чем состоит  истинная добродетель. Тем самым  познание оказывалось, с одной стороны, необходимым условием благой, доброй жизни, а с другой – одной из главных ее составных частей. Вплоть до нашего времени такая высокая  оценка познания, впервые обоснованная Сократом, оставалась и остается в  числе основоположений, на которые  опирается европейская культура. Сколь бы ни были влиятельны в разные времена истории силы невежества и суеверия, восходящая к Сократу  традиция, утверждавшая достоинство  и суверенность разума и этически оп-равдывавшая познание, была продолжена.

Это не значит, впрочем, что  сократовское решение вопроса не подвергалось сомнению. Так, уже в  Новое время, в ХVIII в., Ж. Ж. Руссо  выступает с утверждением о том, что развитие науки ни в коей мере не способствует нравственному прогрессу  человечества. С особым трагизмом  тема соотношения истины и добра  прозвучала у А. С. Пушкина, заставившего нас размышлять о том, совместимы ли гений и злодейство… Таковы лишь некоторые крупицы исторического  опыта человеческой мысли, который  так необходим сегодня, когда  столь остро встали проблемы неоднозначности, а порой и опасности социальных последствий научно-технического прогресса.

Среди областей научного знания, в которых особенно остро и  напряженно обсуждаются вопросы  социальной ответственности ученого  и нравственно-этической оценки его деятельности, особое место занимают генная инженерия, биотехнология, биомедицинские и генетические исследования человека; все они довольно близко соприкасаются  между собой. Именно развитие генной инженерии привело к уникальному  в истории науки событию, когда  в 1975 г. ведущие ученые мира добровольно  заключили мораторий, временно приостановив ряд исследований, потенциально опасных  не только для человека, но и для  других форм жизни на нашей планете.

Мораторию предшествовал  резкий рывок в исследованиях  по молекулярной генетике. Перед учеными  открылись перспективы направленного  воздействия на наследственность организмов, вплоть до инженерного конструирования  организмов с заранее заданными  свойствами. Начались обсуждение и  даже поиски возможностей практического  осуществления таких процессов  и процедур, как получение в  неограниченных количествах ранее  труднодоступных медикаментов, включая  инсулин, человеческий гормон роста, многие антибиотики и прочее; придание сельскохозяйственным растениям свойств устойчивости к болезням, паразитам, морозам и  засухам, а также способности  усваивать азот прямо из воздуха, что позволило бы отказаться от производства и применения дорогостоящих азотных  удобрений; избавление людей от некоторых  тяжелых наследственных болезней путем замены патологических генов нормальными (генная терапия).

Наряду с этим началось бурное развитие биотехнологии на основе применения методов генной инженерии  в пищевой и химической промышленности, а также для ликвидации и предотвращения некоторых видов загрязнения  окружающей среды. В невиданно короткие сроки, буквально за несколько лет, генная инженерия прошла путь от фунда-ментальных исследований до промышленного и  вообще практического применения их результатов.

Однако другой стороной этого  прорыва в области генетики явились  таящиеся в нем потенциальные  угрозы для человека и человечества. Даже простая небрежность экспериментатора или некомпетентность персонала  лаборатории в мерах безопасности могут привести к непоправимым последствиям. Еще больший вред методы генной инженерии  могут принести при использовании  их всякого рода злоумышленниками или  в военных целях. Опасность обусловлена  прежде всего тем, что организмы, с которыми чаще всего проводятся эксперименты, широко распространены в естественных условиях и могут  обмениваться генетической информацией  со своими «дикими» сородичами. В результате подобных экспериментов возможно создание организмов с совершенно новыми наследственными  свойствами, ранее не встречавшимися на Земле и эволюционно не обусловленными.

Такого рода опасения и  заставили ученых пойти на столь  беспрецедентный шаг, как установление добровольного моратория. Позднее, после того как были разработаны  чрезвычайно строгие меры безопасности при проведении экспериментов (в  их числе – биологическая защита, т. е. конструирование ослабленных  микроорганизмов, способных жить только в искусственных условиях лаборатории) и получены достаточно достоверные  оценки риска, связанного с проведением  экспериментов, исследования постепенно возобновлялись и расширялись. Однако некоторые наиболее рискованные  типы экспериментов до сих пор  остаются под запретом.

Тем не менее дискуссии  вокруг этических проблем генной инженерии отнюдь не утихли. Человек, как отмечают некоторые их участники, может сконструировать новую  форму жизни, резко отличную от всего  нам известного, но он не сможет вернуть  ее назад, в небытие... «Имеем ли мы право, – спрашивал один из творцов новой  генетики, американский биолог, лауреат  Нобелевской премии Э. Чаргафф, –  необратимо противодействовать эволюционной мудрости миллионов лет ради того, чтобы удовлетворить амбиции  и любопытство нескольких ученых? Этот мир дан нам взаймы. Мы приходим и уходим; и с течением времени  мы оставляем землю, воздух и воду тем, кто приходит после нас».

Порой в этих дискуссиях обсуждаются достаточно отдаленные, а то и просто утопические возможности (типа искусственного конструирования  человеческих индивидов), которые могут  открыться с развитием генетики. Ныне такого рода опасения вызывают опыты  по клонированию (получению живого существа, в том числе человеческого, из живой клетки). И накал дискуссий  объясняется тем, что возможности, предоставляемые генетикой, заставляют людей во многом по-новому или более  остро воспринимать такие вечные проблемы, как свобода человека и  его предназначение. Перспективы, открываемые  генетикой, начинают оказывать влияние  на нас уже сегодня, заставляя  задуматься, например, над тем, хотим  ли мы и должны ли хотеть клонального  размножения (получения неограниченного  числа генетически идентичных копий) людей. И современным людям приходится более пристально всматриваться  в самих себя, чтобы понять, чего они хотят, к чему стре-мятся и  что считают неприемлемым.

И здесь использование  средств философского анализа, обращение  к многовековому опыту философских  размышлений становится не просто желательным, а существенно необходимым для  поиска и обоснования разумных и  вместе с тем подлинно гуманных позиций  при столкновении с этими проблемами в сегодняшнем мире. Это стало  предметом особой науки – биоэтики.

Развитие генной инженерии  и близких ей областей знания, да и не их одних, заставляет во многом по-новому осмысливать и тесную связь  свободы и ответственности в  деятельности ученых. На протяжении веков  многим из них не только словом, но и  делом приходилось утверждать и  отстаивать принцип свободы научного поиска перед лицом догматического невежества, фанатизма суеверий, просто предубеждений. Ответственность же ученого при этом выступала, прежде всего, как ответственность за получение  и распространение проверенных, обоснованных и строгих знаний, позволяющих  рассеивать мрак невежества.