Этика в науке

Биологизаторским тенденциям должен быть противопоставлен диалектический подход. Диалектика социального и  биологического в человеке заключается  не просто в каком-то определенном, раз и навсегда должном соотношении  между ними. Даже если мы и говорим  о примате, доминирования социального, диалектика состоит в опосредовании и преобразовании биологического социальным, но не в разрыве связи между ними. Такой подход снимающий альтернативу “гены или социум” позволяет бороться и против социал-биологизма, его антигуманных проявлений, выражающихся в частности: в  элитаризме, расизме, терроризме, религиозном фанатизме и т.д.

5. Генная инженерия - неограниченные возможности и возможные ограничения

В последние годы дискуссии по вопросам генетического контроля обрели новые  импульсы и в связи с тем, что  реальной стала возможность практического  использования методов генной инженерии  для лечения наследственных болезней и общемировая программа “Геном человека” подходит к своему окончанию  и уже несет  с собой новые проблемы социально-экономического и морально-этического характера.

Под генной терапией, немецкий исследователь  И.Рейтер понимает введение генетического материала в организм с целью исправления дефектов. Некоторые ученые и религиозные деятели, как было уже отмечено, вообще выступают против генной технологии к человеку, считая, что здесь есть рубеж, перейдя который мы не сможем контролировать дальнейший ход событий. Вместе с тем те, кто страдает наследственными заболеваниями возлагают надежду на генную терапию (Фролов, 1988, с.304).

В этой связи вновь возникает  вопрос; может ли наука саморегулироваться на этическом уровне, в какой мере она способна к этическому самоконтролю? Ведь даже в случае применения в науке принципов этики, реально обусловленных конкретным пониманием блага человека, остается еще под вопросом, как будут действовать “обратная связь” и контроль за исполнением данных принципов.

Причины интереса к генной инженерии  сейчас ясны. Дело в том, что помимо чисто познавательного интереса генетическая инженерия вызвала  интерес практически - прикладной - ныне она рассматривается даже, как  прообраз технологий будущего (биотехнология  будущего). Развитие генетической инженерии, далее, заставило многих ученых задуматься над проблемами социальной ответственности  науки и над возможностями  социального регулирования научных  исследований (Фролов, 1975, с.20).

Человек приобретает могущество, которым  следует пользоваться с величайшей предусмотрительностью и осторожностью - именно этим в конечном счете определяется социально-этическое содержание исследований в сфере генетической инженерии. В своем фантастическом романе-антиутопии “Прекрасный новый мир” (1932) английский писатель О.Хакскли, пожалуй первым обратил внимание на те опасные последствия, которыми чревато вмешательство в генетику человека.

Возникновение генетической инженерии  обычно датируется 1972 г., когда группа ученых в Стэндфордском университете (США) во главе с Полом Бергом, получила первые гибридные молекулы ДНК. Для этого была разработана  методика, основанная на применении ферментов, которые позволяют, во-первых рассекать  молекулы ДНК в строго определенных местах (фермент рестриктаза) и, во-вторых сшивать отдельные участки ДНК в единое целое (фермент лигаза). В целом генетическая инженерия представляет собой систему экспериментальных методов, позволяющих создавать искусственные генные структуры, которые получили название рекомбинантных (гибридных) молекул ДНК. Возможности, открываемые генетической инженерией перед человечеством, в частности в ее прикладном значении, поистине безграничны.

Чрезвычайно важно, однако, обратить внимание на другую сторону генетической инженерии - на ее, так сказать, потенциальную  угрозу для человека и человечества. В самом деле, поскольку манипуляции, лежащие в основе ее методов, затрагивают  самые интимные механизмы генетических саморегулирующихся процессов и в конечном счете самой жизни, ясно, что молекулярные биологи достигли края страшной экспериментальной пропасти. Ведь даже простая небрежность экспериментатора (не так ли возник СПИД?) или его некомпетентность в мерах безопасности может привести к непоправимым последствиям и представляет, поэтому серьезную угрозу всему человечеству. Еще больший вред могут принести эти методы в руках разного рода маньяков-злоумышленников и при использовании их в военных целях.

Началом дискуссии по проблемам  генетической инженерии послужила  обеспокоенность, в начале 70-х, ряда ученых в связи с намечавшимся экспериментом по введению ракового вируса SV-40, вызывающего опухоли  у мышей и хомяков, в бактерию, постоянно обитающую в кишечнике  человека. В естественном виде и этот вирус и бактерия кишечной палочки безвредны для человека. Однако вызывало беспокойство то, что с течением времени эти бактерии могут оказаться за пределами экспериментальной установки и внести свой роковой груз в живую клетку человека.

Попытки исследователей оценить вероятность  возникновения “раковой эпидемии”  оказались неудачными, ввиду отсутствия необходимой для этого информации. В этой ситуации в июле 1974 г. группа исследователей-первопроходцев в области  генетической инженерии во главе  с Бергом обратилась к ученым всего  мира с призывом наложить мораторий  на научные исследования в двух наиболее опасных направлениях. Имелись в виду, во-первых, эксперименты по введению генов онкогенных вирусов, животных и токсинов в бактерии, во-вторых, клонирование, или эксперименты дробовика (shot-gun), генов высших организмов в бактериях. Это был решительный призыв к научному сообществу по вопросам саморегулирования научной деятельности. Его поддержали многие ученые во всем мире (Фролов,Юдин, 1986, с.24).

На ряду с ростом движения за прекращение опасных экспериментов в области генетической инженерии ведутся интенсивные поиски приемлемых форм для продолжения генно-инженерных работ. Важную роль играют здесь юридические, законодательные аспекты проблемы. Важно и то, что дискуссии по социально-этическим проблемам генной инженерии заставили многих ученых по-новому взглянуть на свои взаимоотношения с обществом и задуматься  о своей социальной ответственности.

В ходе дискуссий по проблемам экспериментирования  с рекомбинантной ДНК перед многими  западными учеными встала острая и далеко не простая дилемма нравственно-этического характера: ответственность перед  обществом диктовала им одну линию  поведения, то есть информирования широкой  общественности о возможной опасности  планируемых исследований и разработку специальных мер предосторожности для проведения экспериментов: ответственность  перед наукой требовала от них  совершенно иных действий. Речь в данном случае идет не только о том, что ученые ответственны перед наукой за новизну и достоверность представляемых ими знаний, но прежде всего о том, что возникла реальная опасность создания прецедента, для некомпетентного и бюрократического вмешательства в саму исследовательскую деятельность (Фролов,Юдин, 1986, с.32,33).

Генная инженерия, может быть, сильнее  и очевиднее, чем, когда бы то ни было в прошлом (включая дискуссии  об угрозе исследований в области  ядерной физики), обратила внимание человечества на необходимость общественного  контроля (социального и этического) за всем тем, что происходит в науке  и что может непосредственно  угрожать человеку. Хотя и приняты  определенные правила генно-инженерных работ, вряд ли уместно преуменьшать их потенциальную опасность.

Вопросы, связанные с этикой генетического  контроля, клонирования, неоевгеники - одни из наиболее остродискуссионных. Но самый амбициозный проект XX века “Геном человека”, вызывает не только подобные дискуссии, но и проблемы которые нужно уже решать сейчас.

Первоначально программа “Геном человека”, которая реализовывалась в США  и в бывшем СССР, и в той форме  в ряде других стран, имела на первый взгляд, узкую задачу картировать и секвенировать геном человека. Задача программы состояла в том, чтобы прочесть генетический текст, то есть аналитически установить последовательность нуклеотидов в молекуле ДНК (секвенирование) и затем определить местоположение генов в этом тексте (картирование). Параллельно ставилась и другая не менее трудная задача: установить какую роль играют все 100000 генов в организме (Баев, 1991, с. 51).

Сейчас “Геном человека” - это  уже не только фундаментальная научная  проблема, но и крупное социальное явление, как финансовое, так и  производственное. Изучение генома достигло такого состояния, что и гуманитарии, занимающиеся вопросами философии, социологии, права и религиозные  деятели и вообще общественность должны, наконец вплотную заняться вопросами биоэтики. А между тем, даже в США нет специального законодательства, касающегося генетики человека (о России же, с ее законодательной первобытностью и говорить не приходится). Мало того следствием расшифровки генома человека вероятно будет вспышка евгенических идей, может быть, в одной из тех форм, которые возникли ранее. Несомненно адепты евгеники станут искать в нуклеотидных последовательностях объективные подтверждения полноценности (или неполноценности) отдельных лиц, групп, рас. Такое развитие тем более вероятно, что проблема выживания человеческого рода становится все более острой, и евгеника может быть использована не столько в идеологических целях, сколько как средство борьбы за существование. Само по себе картирование и секвенирование генома человека не порождает этических проблем: эти исследования могут принести благие результаты для биологии и охраны здоровья человека. Однако естественная озабоченность возникает в отношении использования и возможности злоупотреблений этой генной информацией, В данной связи возникает дальнейшее изучение того, как может использоваться эта информация в клинике, коммерции и т.д. для разработки этических правовых, социальных проблем сюда относящихся. (Баев, 1995, с.5).

Развитие генной инженерии и  близких ей областей знания (да и  не их одних) заставляет во многом по-новому осмысливать и диалектическую связь  свободы и ответственности в  деятельности ученых.

Сегодня же принцип свободы научного поиска должен осмысливаться в контексте  тех далеко не однозначных последствий  развития науки, с которыми приходится иметь дело людям. В нынешних дискуссиях по социально-этическим проблемам  науки наряду с защитой ничем  не ограничиваемой свободы исследования представлена и диаметрально противоположная  точка зрения, предполагающая регулировать науку. Все это показывает, сколь  велика роль ученых в современном  мире. Поэтому, действуя с сознанием  своей социальной ответственности, ученый должен стремится к тому, чтобы предвидеть возможные нежелательные эффекты, которые потенциально заложены в результатах его исследований.

Последняя из надежд человечества, высочайший и величайший идеал Просвещения - Наука, которая “все сможет” и  “все может”, которая “выручит”  и “спасет”, проституируется до конца, и занимается не только косвенной  и скрытой, но и прямой и непосредственно  массовой разработкой самых бесчеловечных  средств научного, научно обоснованного, как говорят сейчас, насилия над  телом и духом человека (Трубников, 1990, с.294).

Заключение

Да мы понимаем наука опасна. Влияние сциентизма и рационализма настолько велико, а экспансия их так сильна, что они ворвались и бесчинствуют на исконно чужих, никогда не принадлежащих им территориях; религии (дело дошло до “моделирования бога”), этики (“прикладное моралеведение” освобождает человека от решений, “по совести”), эстетики (информационные теории прекрасного и картины которые надо “решать”) - не говоря о собственно познании.

Последствия деятельности в биологии, генной инженерии и медицине не менее  опасны, чем в ядерной физике. Представляется, что пафос озабоченности  судьбой человека надо переместить  от “познания” к контролю над этим познанием. Попытки разделить исследования живого по степени угрозы людям, как известно, предпринимались, часть работ по инициативе наиболее ответственных и человеколюбивых ученых была запрещена, но настоящей морально-политической поддержки и общественного резонанса эта внутринаучная позиция не получила, что-то аналогичное борьбе за контроль над атомной энергией или экологическому движению в отношении научно-технического вмешательства в жизнь нет. Сколько нибудь осмысленной биополитики не существует, и все процессы здесь развиваются стихийно.

Нужно широкое биополитическое движение, сходное с экологическим, но перенесенное на почву телесно-духовного бытия человека. Основная цель биополитического движения - борьба с безответственным вмешательством науко-техники в человеческую природу, защита ценностей жизни и гуманизма. Духовно-практические потребности необходимо рассматривать, как точку отсчета при биополитической экспертизе научно-технических проектов. Это предполагает, что и в свободных дискуссиях, и при официальных рекомендациях на первый план выйдут не столько теоретико-методологические, а экзистенциально-этические аспекты проблем: естественного и искусственного, жизни и смерти, здоровья и болезни, соотношения вечных “понятий” и исторической “меры” человека, коэволюции с миром машин, вопросы биоэтики в предельно широком (вплоть до отношения ко всему живому) и в самом узком (отношения к самому себе) смысле (Кутырев, 1993, с.30,31).

Ни биоэтика, ни биополитика, ни контроль над познанием и наукой  в частности не решают проблемы, особенность большинства подобных проблем в том, что будучи универсальными, они не имеют универсального решения. Это проблемы выбора, самоопределения и образа жизни. 

А нравственное состояние современного научного развития, не более чем  частный случай и эпизод общего нравственного  состояния современного мира, один из многих, общего духовного кризиса, общей неспособности нашего мира к производству каких бы то ни было здоровых плодов (Трубников, 1990, с.295).