Эстетический феномен науки

Заметим, что подобное отношение  к науке нередко проявляется  и в наши дни, когда всю ответственность  за социальные катаклизмы и катастрофы пытаются свалить именно на науку.

Достаточно напомнить  о противопоставлении науки и  искусства как древа смерти и  древа жизни, которое мы встречаем  у Блейка. Некоторые выдающиеся деятели  искусства допускали порой не только недооценку роли науки, но и  усматривали в ней некую прямую угрозу искусства, а то и всей культуре человечества. Поэт Д.Китс, подобно Блейку, не скрывал враждебного отношения к науке как силе, разрушающей поэтическое мировосприятие, обвиняя, в частности, Ньютона в низведении поэзии радуги до понятия спектра, что не помешало другим поэтам, например Водсворту или А.Попу, восхищаться тем же Ньютоном, „развеявшим тьму” и впервые озарившим тайны мироздания открытием, которое уподобляется Попом „божественному свету”.

Вопрос об относительной  ценности науки и искусства оказывается  неразрывно связанным с вопросом об их взаимном влиянии, взаимодействии, и с оценкой результатов такого взаимодействия. Причем в решении  и этих вопросов также существуют диаметрально противоположные позиции, каждая из которых обосновывается представителями  обеих сфер культуры. Одни подчеркивали антагонизм между искусством и наукой, другие отыскивали гармонию между ними. При этом сторонники каждой из этих точек зрения расходятся между собой  и в оценке причин того или иного  соотношения науки и искусства, и в оценке последствий такого именно соотношения, а также в  определении перспектив. Признавая, например, противоречия между двумя  сферами культуры, одни оценивали  их как пагубные, другие – как  желательные, одни усматривали возможность  преодоления этих противоречий, другие пророчили неизбежность их углубления и т.д.

Платон, например, фиксировал некий, давно существующий, с его  точки зрения, разлад между философией и поэзией, хотя само творчество Платона, его диалоги (диалог „Пир” например) являли собой живую практику единства теоретического и поэтического творчества, а Аристотель подчеркивал необходимость  объединения искусства с науками  в так называемой „всеобщей мудрости”. Подобного рода синтез пытался воплотить Гесиод в своей поэме „Труды и дни”, где в поэтической форме отражались достижения современной ему науки, а Гераклит обличал невежество того же Гесиода...

Поэты-романтики, например, сетовали, что рационализм подрезает  крылья искусству, а упоминавшийся  выше Пикок объявлял поэтов полуварварами. Ф.Бэкон превращал поэзию фактически в служанку науки, предназначенную для выражения добытых наукой истин, поэт Водсворт предсказывал превращение поэта в проповедника научных идей, Гете проповедовал убеждение в равноправии науки и поэзии и изыскивал пути их объединения, а Ж.Бизе сокру шался по поводу того, что искусство падает по мере того как торжествует разум. И если Е.Баратынский сожалел о том, что человек, презрев чувство, доверился разуму и вдался в суету изысканий, то В.Одоевский предсказывал наступление эры ученой поэзии и поэтической науки.

О благотворном взаимном влиянии  науки и поэзии можно прочесть немало убедительного в сочинениях, письмах, мемуарах многих выдающихся ученых и художников. Однако история и  современность дают нам не мало „обличений” и мрачных предсказаний по поводу взаимоотношений двух сфер культуры. И если ни одна эпоха, пожалуй, не может похвастать ни однозначностью, ни достаточной полнотой этих решений, то и современная эпоха не составляет в этом отношении какого-либо исключения, что, впрочем, не отрицает своеобразия в постановке и решении отдельных аспектов этой проблемы, а также соотношения самих этих аспектов, характерных для каждой эпохи.

Так характерный для нашего времени акцент на общности науки  и искусства, на благотворность их взаимного  воздействия, споры об их взаимоотношениях предстают порой и в виде противопоставления этих феноменов как прямых противоположностей, каждая из которых претендует –  в изображении отдельных исследователей – на доминантную роль в современной  культуре и характеризуется в  качестве главного вектора всего  культурного прогресса. Достаточно вспомнить в этой связи о широкой дискуссии 60 – 70-х годов, охватившей США и все цивилизованные страны Запада, Японию и Австралию, о характере современной цивилизации. В острой полеми ке, развернувшейся по вопросу о сциентистской либо гуманистической ориентации современной культуры, равно как и в знаменитом споре „физиков” и „лириков” в нашей стране, проблема соотношения искусства и науки неизменно оказывалась в центре внимания участников дискуссии.

Один из аспектов этой глобальной темы – это интересующая нас в  данном случае проблема эстетического  в науке, поскольку феномен эстетического  в науке является, с одной стороны, результатом воздействия искусства  на различные ингредиенты науки, а с другой стороны, проявлением  ее собственного эстетического потенциала, иллюстрирующего несомненное наличие  общности между искусством и наукой, их родство, прослеживающееся и в генетическом, и в функциональном плане, с точки зрения не только экзистенции, но и самой эссенции этих сфер культуры. СЕА

Хотя в первом случае эстетическое выступает как фактор внешнего воздействия, а во втором как имманентное свойство, обусловленное самой природой научного творчества, дифференциация эта носит  условный характер и подчас весьма затруднительна в практическом плане, что опять-таки обусловлено диалектикой  общности и различия двух сфер культуры: связь упомянутых проявлений эстетического  не может быть истолкована в смысле их тождества, но и различие их, принимающее порой радикальные, качественные формы, не может быть абсолютизировано.

Дело в том, что само воздействие определенного фактора  возможно лишь при способности объекта  этого воздействия на адекватное восприятие и реакцию. В противном  случае воздействие оказывается  либо безрезультатным (подобно попыткам, например, воздействия кислотой на золото), либо мало эффективным (подобно попыткам объяснения с глухонемым при помощи обычной речи). С другой стороны, реакция объекта на определенное воздействие не только свидетельствует о его собственной природе, но дает известную информацию и о самом реагенте.

Применительно к эстетическому  воздействию уместно вспомнить  весьма многозначительное указание Маркса на то, что „...для немузыкального слуха самая прекрасная музыка не имеет никакого смысла, она для  него не является предметом” [73]. Однако, с другой стороны, „...только музыка пробуждает музыкальное чувство  человека”, и само „...человеческое чувство, человечность чувств, – возникает  лишь благодаря наличию соответствующего предмета” [74].

Воздействие эстетического  фактора на научное творчество предполагает определенное соответствие характера  реагента и реципиента, природы воздействия (и воздействующего) и воспринимающего, наличие определенной степени общности, родства, связи, единства обоих компонентов, единства, условно говоря, субъекта и объекта такого воздействия (точнее, взаимодействия).

Что касается первого из компонентов рассматриваемого отношения  – самого эстетического воздействия, то такое единство составляет самую  его природу, поскольку эстетическое как таковое – при всем обилии его проявлений, характеристик, дефиниций (эмоционально-образное, оценочное, внеутилитарное и т.п.) – имеет низменным субъектом (уже в формально-логическом смысле) всех этих предикатов понятие ОТНОШЕНИЯ, которое неизменно ж выступает как субъектно-объектное отношение. Что касается второго из рассматриваемых компонентов – объекта воздействия (т.е. науки), то научное творчество, подобно любому виду творчества вообще, также немыслимо вне субъектно-объектных отношений. Более того, природа науки, ее специфика состоит, в частности, в том, что она адекватна именно эстетическому воздействию, ибо эстетическое (как будет показано ниже) составляет ее собственный элемент, ее существенное свойство, ее атрибут, имеющий различные степени и формы проявления, но неизменно обусловленный ее собственной природой.

Следовательно, различие эстетического  в качестве фактора внешнего воздействия  и в качестве имманентного свойства науки носит отнюдь не формальный характер, и дифференциация их обуславливается  не только удобством рассмотрения двух взаимосвязанных объектов исследования, но и оправдывается его целью: выявление не только связи (в плане соответствия, взаимного воздействия, трансформаций и даже тождества отдельных параметров), но и их существенных отличий (по природе, функциям, роли, результатам, значению).

Обращаясь к первому из отмеченных аспектов исследования –  эстетическому как фактору внешнего воздействия на науку, – следует  отметить, что воздействие это  может выступать как в косвенной, так и в непосредственной форме. Дело в том, что диапазон такого воздействия  исключительно широк, т.к. он охватывает не только сам процесс научного исследования на его различных этапах, уровнях, ступенях и т.д., но и прочие составляющие научного творчества – сопутствующие  обстоятельства, научный инструментарий, продукты научного труда и пр.

Более того, косвенное воздействие  искусства связано с его влиянием и на факторы, выходящие за пределы  самой науки. Искусство всегда имело  исключительно широкий диапазон воздействия, а в наши дни оно  как никогда активно вторгается во все сферы жизни. Воздействуя на весь социальный организм – на культуру, идеологию общества, духовный мир личности, искусство влияет в известной мере и на самую основу развития науки – общественно-историческую практику, и на самый объект науки, поскольку таковым является и общество, и человек во всем богатстве его отношений с окружающим миром, во всем многообразии проявлений его акциденций. Наконец, говоря о косвенном воздействии искусства на науку, следует напомнить и о функциях искусства как распространителя, пропагандиста и популяризатора научных идей. Искусство не только обогащает язык современной науки собственными выра зительными средствами, но и выступает в качестве своеобразного переводчика: оно переводит научные истины с малодоступного языка науки на общедоступный язык, делая их практически всеобщим достоянием.

Однако косвенное воздействие  эстетического фактора наиболее рельефно проявляется в его влиянии  на субъекта научного творчества, в воздействии на самого ученого. И не случайно этому посвящено наибольшее число исследований. При этом проблема анализируется преимущественно в плане воздействия на ученого художественной культуры, воздействия искусства, которое хотя и не исчерпывает эстетической культуры (факт – почти общепризнанный в современной литературе), но, несомненно, составляет ее ядро.

Преимущественное обращение  к данному аспекту проблемы объясняется  не только очевидностью самого проявления и результатов такого воздействия (хотя оценка их зачастую принимает  весьма спорный характер, о чем  свидетельствуют весьма высокие  авторитеты из далекого прошлого и  наши современники – как из числа  ученых, так и выдающиеся деятели  художественной культуры). Не менее  важным обстоятельством в таком  предпочтении является и то, что  данная проблема, как и всякая другая теоретическая проблема, профессионально  исследуется именно учеными, располагающими в этом отношении известным личным опытом и способными опираться на этот опыт при анализе и оценке воздействия эстетического фактора  на их собственную личность.

Действительно, среди крупнейших ученых самых различных специальностей трудно найти тех, кто не касался  бы рассматриваемой проблемы, если и не в специальных трудах, то хотя бы в письмах, воспоминаниях  и т.п. Свидетельства эти не только цитируются в специальной литературе, но, порой, и сами становятся объектом теоретического анализа. Особый интерес  в этом отношении представляют высказывания выдающихся теоретиков нынеш него столетия – Н.Бора, М.Борна, В.Гейзенберга, Л.Ландау, Р.Оппенгеймера и других.

Корифеи мировой науки  касаются различных аспектов влияния  искусства на ее творцов, но все их высказывания пронизывает мысль  о благотворности и огромной значимости такого воздействия. И наиболее рельефное  выражение эта мысль получила в знаменитом высказывании крупнейшего  физика XX столетия А.Эйнштейна о том, что Ф.М.Достоевский дал ему больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем К.Гаусс. Это красноречивое признание творца теории относительности в том, что художник оказал на него большее воздействие, чем сам Гаусс – этот выдающийся физик и астроном, увенчанный титулом короля математиков – причем воздействие не на Эйнштейна-человека, а на Эйнштейна-ученого не случайно породило целый ряд исследований, ибо в этом признании отражена значимость самой проблемы.

Воздействие искусства на личность ученого является многоплановым. Оно, в первую очередь формирует  эмоциональный мир человека, повышает уровень его эмоционального развития, общую культуру его чувств. Это  находит свое выражение в культуре восприятия, свойственной данной личности, в соотношении особых форм восприятия и форм выражения результатов  восприятия, в культуре самовыражения  личности. Искусство – это важный фактор формирования чувственного восприятия, являющегося одной из форм освоения действительности, значение которой  трудно переоценить в силу того простого факта, что она является исходной ступенью познания вообще, первоисточником  знаний о мире.

Особенности восприятия и  выражения его результатов, или, шире, особенности познавательного  процесса, детерминируемые в известной  мере искусством, проявляются не только в его эмоциональной окрашенности, направленности, эмоциональной напряженности. Воспитывая культуру чувств индивида, развивая его способность к чувственному познанию, искусство воздействует и  на другие характеристики познавательного  процесса, неразрывно связанные с  эмоциональной стороной познания, с  чувственным познанием вообще.

Уже в силу воздействия  на чувства искусство оказывает  определенное влияние на мыслительную деятельность, поскольку эмоции выступают  возбудителем многих психических процессов, составляя в известном смысле их стимул. Это сказывается прежде всего на такой характеристике процесса познания как образность. Искусство культивирует эту форму постижения действительности – образное познание, и более того, развивает самую способность к образному мышлению, играющему немаловажную роль в научном творчестве. Воздействие искусства на образный строй восприятия чрезвычайно важно. Особенность чувственных образов, в частности, заключается в их активизирующей природе, проявляющейся по отношению к интеллекту. Это, разумеется, не значит, что образное видение, культивируемое искусством, и образное мышление суть одно и то же. Это не значит также, что наличие образного мышления есть результат исключительно воздействия искусства, как это порой изображается в исследовательской литературе. Способность к образному восприятию присуща и людям, весьма далеким от искусства. Помимо того, не следует забывать о различии между образом вообще и художественным образом. Однако воздействие искусства – этой эмоционально-образной формы освоения действительности на отмеченные особенности процесса познания – является несомненным.