Стимулирование труда в разные периоды истории России

Перестройка трудовых отношений в  стране началась еще после Февральской  революции 1917 г. Последовательно провозглашались самые демократические на то время преобразования в этой области. В составе Временного правительства было образовано Министерство труда, неизменно возглавляемое социалистами. Был открыт широкий простор для создания профсоюзов, прочих рабочих организаций, призванных регулировать отношения предпринимателей с рабочими и защищать их интересы.

Большевики, пришедшие к власти в октябре 1917 г., немедленно пытались претворить в жизнь марксистские положения о труде, «освобожденном от капиталистических оков», и своими декретами сразу же и немедленно стали проводить в жизнь наиболее значимые завоевания рабочего движения в странах Запада. Согласно большевистским воззрениям, массы сами должны были на практическом опыте приходить к убеждению, что уровень их благосостояния зависит исключительно от дисциплинированности их собственного труда, а главная роль в создании такой дисциплины отводилась профсоюзам. Именно профсоюзы, по идее, должны были с самого начала стать партнерами новой власти и отвечать за политику в области стимулирования труда путем заключения коллективных договоров между администрацией и рабочими организациями. Таким образом, вопросы трудовой дисциплины оказались в центре внимания политики большевиков, что объясняется целым рядом обстоятельств. Во-первых, российская экономика в этот период находилась на грани полного развала; во-вторых, большевистские лидеры отчетливо осознавали общие черты экономической отсталости России по сравнению с Западом. В-третьих, они невысоко в целом оценивали трудовой потенциал российских рабочих, делая ставку преимущественно на так называемых «сознательных пролетариев». В результате трудовая дисциплина в советское время получила весьма широкое толкование как главный способ мотивации труда, включая широкий спектр обязательств со стороны рабочих: активное и добросовестное отношение к работе, заботу о машинах и оборудовании, соблюдение распорядка и правил на производстве, борьбу с прогулами и опозданиями и пр.

Ставка на «освобожденный труд»  породила настоящий взрыв трудовых инициатив, призванных «снизу» регулировать трудовые отношения. В неопубликованной в свое время работе «Как нам организовать соревнование», написанной в декабре 1917 г., Ленин уделил этой стороне дела немало страниц, которые находили отражение в советских декретах. Источником новых форм труда, по Ленину, должны были стать инициатива и таланты, «которых в народе непочатый родник», а также «всенародный учет и контроль», методом же внедрения – широчайшая пропаганда трудовых достижений.

Несколько обстоятельств сказались  на становлении системы трудовых отношений в Советской России. Во-первых, это характер русской революции с ее острой направленностью против нетрудящихся. В октябре 1918 г. общее собрание рабочих Петроградского трубочного завода, сваливая развал производства на администрацию, заявило, что рабочие сами «без этих господ, мечтающих о порядке и дисциплине из-под палки» призовут к порядку остальных товарищей и сами себе продиктуют трудовую дисциплину.

Другое обстоятельство имеет более  сложное и противоречивое объяснение. С одной стороны, наблюдалась  попытка создать своего рода культ  труда, воплощенный, однако, более в лозунгах и символах эпохи, чем в реальной практике. С другой, – существовало представление о труде как о тяжелой, тягостной доле, от которой революция обязана если не избавить, то максимально облегчить ее. Третье обстоятельство, дающее ключ к пониманию складывающейся системы, может быть истолковано в категориях преемственности трудовых отношений в дореволюционной и Советской России. Свойственные первой особые отношения между хозяином и работником специфически преломились в новых условиях. Надо принять во внимание значительный удельный вес казенных заводов, после революции сразу же перешедших под патронаж советского государства. Рабочее самоуправление на предприятиях, привыкших работать по указке и предписаниям государственных чиновников, было вообще немыслимо. Не лучше обстояло дело и на частных предприятиях, национализированных после революции. Там, где рабочие организации брали производство в свои руки, не имея опыта его налаживания и организации, наблюдались повсеместный развал и хаос. Известно немало постановлений трудовых коллективов, в которых они сами просились под опеку государства.

В ряду инициатив, шедших снизу, явно сквозил также принцип уравнительности  и уравнительной справедливости: все должны трудиться одинаково  и получать одинаково. Такими были представления в народе о социализме, и это нашло отражение в советских декретах, постановлениях профсоюзных и рабочих собраний. С первых лет советской власти обозначился по сути главный конфликт: борьба уравнительной и дифференцированной политики в области вознаграждения за труд. Поначалу даже частичное введение сдельной оплаты, чтобы стимулировать труд рабочих, предложенное ВЦСПС в апреле 1918 г., было встречено в штыки. Левые коммунисты ратовали за уравниловку, выступали против привлечения специалистов на производство и ярыми поборниками рабочего самоуправления.

Как бы то ни было, анархия на производстве продолжала нарастать. Если дело не налаживается снизу, его пытаются наладить сверху. Отсюда – централизация, администрирование, усиливающееся влияние государственных органов, ужесточение дисциплинарных и карательных мер в сфере трудовых отношений. С переходом от рабочего контроля к государственному управлению начинается систематизация и кодификация законов о труде, где все возрастающую роль играли государственные органы.

В наиболее полном выражении меры, предпринятые большевиками после захвата  власти, нашли отражение в обширном Кодексе законов о труде (КЗоТ), принятом в декабре 1918 г., а также во многих других декретах, постановлениях, инструкциях, правилах и т.п. Центральное место среди них занимали вопросы укрепления трудовой дисциплины.

Декларация прав трудящегося  и эксплуатируемого народа, а затем  Конституция 1918 г. объявляли труд обязанностью всех граждан Республики, согласно лозунгу революции «Не трудящийся, да не ест» (ст. 18). С самого начала среди большевистских лидеров возник спор по вопросу о введении трудовой повинности. Трудовая повинность как мера принуждения к труду находила все более широкое применение в Советской республике, распространяясь сначала на «эксплуататоров»¹⁰,  а затем на другие слои населения, в том числе и на самих рабочих. Кодекс законов о труде закреплял трудовую повинность, которая осуществлялась как в форме постоянной работы, так и в форме периодического выполнения различных видов государственных и общественных работ (ст. 1).

Установление трудовой повинности в первую очередь по сравнению с правом на труд определило общий принудительный характер политики советской власти в области труда, элементы которой утвердились в период расцвета военного коммунизма. В начале 1920 г. специальным декретом была введена всеобщая трудовая повинность.

Разгоравшаяся гражданская  война делала мобилизацию труда  практической задачей, в том числе  путем последовательного введения военного положения в ряде отраслей, отмеченных наиболее кризисным состоянием. По мере милитаризации хозяйства трудовая повинность напрямую стала смахивать на воинскую.

Однако ни всеобщая трудовая повинность, ни милитаризация труда, ни трудовые армии, ни концентрационные лагеря, ни тюрьмы не смогли преодолеть развал производства, падение производительности труда, распад хозяйственных связей и деградацию общества. Вину за это большевистские руководители склонны были возлагать на «плохих» рабочих.

В целом система трудовых отношений в период военного коммунизма небезынтересна для современности. Она показывает, какие побудительные мотивы у рабочих выступают на первый план, если сменить ориентир на зарплату. Но главное, военный коммунизм указывал на те фундаментальные основы, без которых экономика существовать не может, и механизмы мотивации труда не срабатывают. Наконец, этот период ярко демонстрирует, к чему приводит идея экономического равенства без денег, развиваемая социалистическими теоретиками.

Вряд ли кто будет  оспаривать, что принуждение и  насилие явились главными способами  стимулирования труда в годы военного коммунизма. Наряду с ними широко практиковался способ убеждения. Пропаганда и агитация позволяли как-то примиряться с крайней нищетой и повсеместными трудностями. Но, как показал всеобщий кризис системы военного коммунизма, наступивший на рубеже 1920–1921 гг., они все-таки явились ненадежными спутниками мотивации труда, хотя советская литература всячески старалась преувеличить моральные обязательства, рассматривая их как великое наследие «героического периода русской революции».

Выход предприятий на более или менее свободный рынок труда, требовал их независимости и оперативной самостоятельности, в том числе и в вопросах стимулирования труда, приходивших в несоответствие с государственной и профсоюзной политикой. Это стало существенным препятствием для эффективного использования побудительных мотивов в увеличении производительности труда. В основном поэтому политика стимулирования свелась к совершенствованию структуры заработной платы в различных отраслях и по профессиям.

Демонтаж системы военного коммунизма предусматривал отмену трудовой повинности. Декретом 30 декабря 1921 г. были полностью расформированы трудовые армии.

Новый кодекс законов  о труде, принятый в 1922 г., допускал трудовую повинность только в исключительных случаях (ст. 11).   Переход промышленности на коммерческие основы сделал анахронизмом свойственную военному коммунизму милитаризацию труда. Даже Сталин, выступавший горячим сторонником методов принуждения в годы гражданской войны, в работе «Наши разногласия» выступил за замену их методами убеждения в профсоюзной работе¹¹. Однако если нэп представлял собой победу методов персонального убеждения в налаживании трудовой дисциплины, то он делал это в весьма специфической форме.

Уровень интенсификации труда, унаследованный от военного коммунизма, также был очень низкий вследствие истощения рабочих, падения квалификации и незадействованного оборудования. Стимулирование оплатой стало главным методом повышения производительности труда. Препятствием был невысокий уровень покупательной способности граждан. Задача восстановления народного хозяйства и методы, которыми его намечалось достигнуть, требовали, чтобы экономическое соревнование стало действенным средством повышения производительности труда.   Одним из них мог бы стать стимул к повышению квалификации. Однако по классовым и политическим соображениям были установлены максимумы и минимумы оплаты труда. Негибкость универсальной сетки выяснилась сразу же, как только предприятия стали возвращаться к нормальному ритму работы.

В течение всего нэповского периода вопрос о формах труда был предметом острых противоречий.   Политика заработной платы в период нэпа касалась не только различий в квалификации рабочих внутри отраслей, но и между отраслями, а рост зарплаты, в свою очередь, был связан с коммерческой деятельностью предприятий.

Своеобразным итогом нэповских мероприятий в области стимулирования труда стало то, что в 1927 г. ежегодная выработка на одного рабочего составила 117% по сравнению с 1913 г.¹² Одновременно обозначилось основное противоречие советской системы оплаты труда: с 1923 г. рост заработной платы стал опережать увеличение его производительности, несмотря на советскую аксиому в теории заработной платы: производительность должна расти быстрее, чем оплата труда.

Если в 1913 г. ее доля в национальном доходе составляла 22%, в 1925 г. – 26,5%, в 1928 – 33,5%. Кроме того, 10% прибылей государственной промышленности должно было идти на улучшение быта рабочих: на жилстроительство, на детсады и ясли, дома отдыха, санатории и клубы. В общей совокупности эти начисления составляли до 30% выдаваемой на руки зарплаты.¹³

С провозглашением курса  на построение социализма в одной  стране, индустриализацию, переход  к плановой экономике и свертывание  нэпа начались бурные перемены в области  трудовых отношений на производстве. В программу индустриализации закладывался «режим экономии», т.е. сокращение непроизводительного потребления, с тем, чтобы сэкономленные средства направить на строительство новых заводов и фабрик.

Между тем намеченные планы хлебозаготовок и сельскохозяйственного сырья, необходимые для нужд индустриализации и планового снабжения городов, постоянно срывались. Нарушался план экспортно-импортных поставок. Вывозить, собственно говоря, было нечего и закупать оборудование не на что. Вопрос вставал таким образом: либо отказаться от взятых высоких темпов индустриализации, либо пойти на чрезвычайные меры. Выбор был сделан в пользу самых радикальных шагов, которыми ознаменовался рубеж 1920–1930-х гг., названных в советской историографии «великим переломом». Началась бесконечная череда экспериментов, которая после серии провалов и неудач, их выправления, в конечном счете привела к становлению советского планового хозяйства с присущей ему организацией трудовых отношений.

Нацеливание профсоюзов на выполнение производственных программ, плановых заданий закрепляло за ними организацию новых форм труда и прежде всего социалистического соревнования. Участие в социалистическом соревновании считалось важнейшим инструментом классовой борьбы, а ударники противопоставлялись остальным рабочим, нередко относимым к отсталым элементам, препятствующим строительству социализма, и дезорганизаторам производства.

Для стимулирования соревнования предусматривалось выделение особого  фонда премирования за лучшие достижения, однако поначалу больше применялись различные формы морального и общественного поощрения (грамоты, свидетельства, удостоверения, доски почета, пропаганда достижений ударников через прессу и т.п.). На ударника награды должны были сыпаться со всех сторон. Материальное вознаграждение в виде премий выдавалось только за превышение плана, премирование же за выполнение производственных заданий допускалось лишь в тех случаях, когда это было связано с исключительным напряжением в работе. Фонды содействия социалистическому соревнованию должны были складываться из отчислений предприятий в размере 40% от экономии, полученной в результате развития соревнования. Сам фонд использовался не только на выдачу премий, но и на пропаганду соревнования и связанные с этим расходы. Премии сочетались с предоставлением культурно-бытовых благ, преимущественным предоставлением путевок в санатории и дома отдыха, дополнительных отпусков, права поступать в вузы и техникумы. Система льгот и гарантий ударникам была закреплена постановлением ЦИК и СНК от 15 декабря 1930 г.