Язычество восточных славян

 

Согласно славянской мифологии, Вселенная представляет собой форму яйца. Это древнейший образ Мирового яйца, встречающийся также у многих народов мира; в славянских мифах это также мотив сотворения мира Уткой, которое снесла Мировое Яйцо – отголоски этого мифа можно обнаружить в русских народных сказках.

 

Из исследований славянской древности  М. Семеновой можно почерпнуть, что в центре такого яйца «подобно желтку, расположена сама Земля». Более того, уже в такой модели присутствует древнее деление мира на ярусы: «нижняя, сподняя сторона – Нижний Мир, Мир Мертвых, Ночная сторона… Чтобы попасть туда, надо пересечь Океан-море,. Окружившее Землю. Или прорыть колодец насквозь…»

 

«Вокруг Земли, подобно яичным пленкам  и скорлупе, расположены девять разных небес…Каждое из девяти небес славянской мифологии имеет свое собственное  предназначение: одно для Солнца и  звезд, другое - для Месяца, еще одно – для туч и ветров. Седьмое по счету наши предки считали «твердью», прозрачным дном небесного Океана. Там хранятся запасы живой воды, неиссякаемый источник дождей».

 

Важнейшим образом в мифологической картине мира славян является Мировое Древо. Это образ является центральным также для многих народов индоевропейского единства: к примеру, Мировое Древо скандинавов Иггдрасиль. Славяне верили, что «на любое небо можно попасть, взобравшись по Мировому Древу, которое связывает между собой Нижний Мир, Землю и все девять небес…По мысли славян, Мировое Древо всего больше похоже на большой раскидистый дуб. Однако на этом дубе зреют не одни желуди, но также семена всех других деревьев и трав». Подобный образ встречается в русских народных сказках, например «Петух и жерновки»: влез старик по волшебному Дубу на самое небо и нашел петушка – в данном случае олицетворение солнца.

 

В данной связи, славянами  было сформирована целая модель Вселенной, в том числе с трехчастным  делением на три уровня (подобно  тому, как Древо делится на ветви, крону и корни): Верхний, Средний  и Нижний мир. Верхний мир по разным источникам именовался Синей Сваргой, Миром Слави или Прави (мир Богов). Средний мир - Явь, видимый, человеческий мир, наконец, Нижний мир – это Навь, мир предков – навьих духов.

 

Также согласно славянским мифам, «где вершина Мирового Древа  поднимается над седьмым небом, в «хлябях небесных» есть остров… Чудесный остров на седьмом небе славяне называли «ирием», или «вирием».. а еще ирий называли островом Буяном. Этот остров известен по многочисленным сказкам и заговорам как своего рода «генератор жизни», обитель добра, света и красоты.», народную традицию продолжил и А. С. Пушкин в своей «Сказке о царе Салтане». Например, в начальной части заговора заговаривающий локализует себя в центре сакрального мира:

 

На море-Океане, на острове  Буяне стоит дуб Карколист, на том дубе сидит сокол, под тем дубом змея…

 

В другом источнике - в  «Поучении Владимира Мономаха»  говорится об ирее — далёкой южной  стране, в которую улетают на зиму птицы. При помощи этнографических  материалов мы можем узнать, что  ирей в народной памяти отождествился  позже с раем и олицетворял собой «страну блаженных», «тот свет».[3]

 

 

Много данных о Вселенной древних славян может дать археология. В том числе так называемый «Збручский идол», который в научной среде нередко называют «энциклопедией славянского язычества». Данное четырёхгранное каменное изваяние ориентировано по сторонам света. Каждая его сторона разделена на три уровня — судя по всему, небесный, земной и подземный. На небесном уровне изображены божества, на земном — люди (двое мужчин и две женщины, как и божества), а в подземном — некое хтоническое существо, держащее на себе землю.

 

В целом, славянами была выработана космоцентрическая модель Вселенной. Космос, Природа (огонь, земля, воздух, вода, солнце, месяц и т. д.) выступают живыми сущностями. Сам же человек не мыслится в отрыве от природы. Мир выступает гармоничным единством человека и природы, где Земля выступает главным архетипом: матерью, кормилицей и даже прародительницей и защитницей самого русского народа. В данной связи ключевой смысл славянского язычества – почитание живой природы как все порождающей силы, главный культ - культ плодородия, хранящий в себе идею утверждения жизни.

 

Обряд погребения.

 

 Особое место среди  языческих обрядов занимал обряд  погребения. На протяжении длительного  периода сильно колебалось соотношение двух основных видов погребального обряда - трупоположения и сожжения. Первобытное погребение скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение эмбриона в чреве, было связано с верой во второе рождение после смерти. Поэтому умершего и хоронили подготовленным к этому второму рождению. Праславяне еще в бронзовом веке поднялись на новую ступень и отказались от скорченности Вскоре появился совершенно новый обряд погребения, порожденный новыми воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в каком-либо другом существе (звере, человеке, птице .), а перемещается в воздушное пространство неба. Культ предков раздвоился: с одной стороны, невесомая, незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех земледельцев, у которых не было искусственного орошения, а все зависело от небесной воды. С другой стороны, благожелательных предков, "дедов", необходимо было связать с землей, рождающей урожай. Это достигалось посредством закапывания сожженного праха в землю и постройки над погребением модели дома, "домовины". Много времени спустя, в 9 - 10 вв. н. э., когда уже сформировалась Киевская держава, среди некоторой части русской знати в третий раз появился обряд простого захоронения без сожжения, что произошло, по всей вероятности, под влиянием возобновившихся связей с христианской Византией. Но как только началась многолетняя война с империей, великокняжеское окружение подчеркнуто вернулось к кремации. Курганы эпохи Святослава, преследовавшего христиан, были грандиозными сооружениями на высоких берегах рек, погребальные костры которых должны были быть видимы в радиусе около 40 км, т. е. на пространство четырех - пяти тысяч квадратных километров!

 

 

 

 

Обряд соумирания.

 

Обрядовое соумирание жены с мужем понималось языческими народами как вторичное вступление в брак через смерть. По данным советских археологов, у восточных славян обычай сжигать вдов на погребальном костре существовал начиная со II – III в. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетельствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства: в 6-10 вв. вступление девушки в брак означало для нее и обязанность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти.

"По обычаям многих  народов, славян в том числе,  покойника хоронили в венчальном  платье. Этот факт в современном историко-этнографическом Атласе канонизирован четким указанием – "в чем венчали – в том и хоронят". Вдова в подвенечном платье сопровождала умершего до могилы, где и исполняла "танец смерти", или "танец невесты". Для языческой погребальной обрядности похоронный танец вдовы представляет собой явление типологическое. Венгерский ученый Ласло Фелфёлди, специально изучавший похоронные танцы, пришел к выводу, что "танец" вместе с пищей, напитками, музыкой является символом свободы покойного или покойной.

Веселье на похоронах  так же, как и инсценированный  разгул, играет особую роль. Смеху приписывалась  особая магическая сила, которая должна была способствовать поднятию и усилению производительных сил природы и обеспечению уходящему новое возрождение, новое возвращение к жизни, воплощенное в любой новой форме.

Обряд обручения умершей  подвергался как упрощению, так  и одновременному переосмыслению, поскольку пришел в конце концов в соприкосновение с верой "в заложных покойников", то есть умершие до брака начинают преследовать живых, во избежании чего последние и прибегают к символическому венчанию покойников. Этот охранительный смысл становится весьма актуальным именно тогда, когда акт сопогребания уже ушел в прошлое.

Завершающим этапом в  этом трансформационном процессе оказался особо выделившийся обряд похорон молодых. Показательно, что именно этот обряд лучше всего и сохранился. Ограничение похорон как свадьбы только для незамужних было связано и с последующим изменением окружающих его представлений. Если раньше речь шла об удовлетворении инстинкта продолжения жизни в ином мире и потому покойному предоставлялось все, что он имел при жизни в том числе и жена, то теперь он должен был получить от жизни последние блага, взять с собой то, чем не сумел воспользоваться на этом свете. Смысловое ограничение похорон как свадьбы только для молодых вызывало еще большее, чем раньше, расширение свадебных атрибутов-символов и привело в конечном итоге к созданию полной инсценировки свадьбы на похоронах. Таким образом наиболее полный и красочный, основанный на достижении эффекта правдоподобия вариант похорон как свадьбы есть вместе с тем и один из наиболее поздних моментов в развитии начального ритуала соумирания.

 

 

 

 

  Жречество.

 

 

Выполнение общеплеменных  ритуальных действий («соборы», «события»), организация ритуальных действий, святилищ и грандиозных княжеских курганов, соблюдение календарных сроков годичного обрядного цикла, хранение, исполнение и творческое пополнение фонда мифологических и этических сказаний требовало специального жреческого сословия («волхвы», «чародей», «облакопроганителей», «ведуни», «потворы» и др.). Через столетие после крещения Руси волхвы могли, в некоторых случаях привлечь на свою сторону целый город для противодействия князю или епископу (Новгород).

"Есть известия, что  после принятия христианства  волхвы выступали как защитники старой веры и одновременно как руководители антикняжеских и антифеодальных восстаний. И это понятно, ибо христианство пришло на Русь как чисто феодально-княжеская религия".¹ Греческое христианство застало в 980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую языческую культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами, по всей вероятности, со своим языческим летописанием 912 - 980 гг.

Для того чтобы воссоздать общую картину славянского первобытного язычества, нам мало одних только деревенских волхвов. Ведь мы знаем, что еще в I тысячелетии до н. э. существовали «события», «соборы», «толпы» - многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождающих заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной  знати должны были быть люди, разрабатывающие систему обрядов, знавшие (или создавшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодии напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и расширением репертуара. Жрецы были неотъемлемой частью любого первобытного общества и, чем больше усложнялась его социальная структура, чем ближе оно было к верхней грани доклассовой первобытности, тем яснее и многообразнее выступала роль общеплеменных жрецов, жриц и князей, выполнявших часть жреческих функций.

Ритуал семейно-родового культа выполнялся, скорее всего, главами семей и родов. Общественный же культ был в руках особых профессионалов – волхвов. Само слово удовлетворительно не разъяснено, несмотря на многочисленные попытки. "Есть мнение, что в нем отразились связи славян с кельтами (волох, валах – прежнее обозначение кельтов), либо с финнами (от финского velho – колдун), либо даже с германцами (vőlva – пророчица). Во всяком случае, несомненна связь слова "волхв" со словом "волшебный", "волшебство". ¹

Но кем же были волхвы? Простыми колдунами, шаманами или жрецами  богов? Были ли какие-нибудь различия, ранги, специализация между волхвами? Ответить трудно. Сохранились, впрочем, и другие обозначения для исполнителей религиозно-магических обрядов: кудесники, чародей, баяльник, ведун, вещий, ворожец и пр.

Для воспроизведения  состава жреческого сословия древних славян, кроме универсальных волхвов, - «облакоганителей», руководителей языческих обрядов и жертвоприношений, мы непременно должны включить в общий перечень волшебников также и кузнецов, изготавливавших не только орудия труда и оружие (что уже придавало им значительный вес), но и «женскую кузнь», «кузнь многоценную», проявляя «хытрость» и «художество кузньческо»².

От древнего глагола  «ковать», изготавливать нечто из металла, происходит слово «коварство», которое нами употребляется только в переносном смысле, а в свое время означало: мудрость, умение, замысловатость. «Корень премудрости, кому открылся, и коварство (премудрости), кто уразуме».³

Эти «коварные» златокузнецы в совершенстве знали языческую  символику и широко применяли  свои знания как для изготовления деревенских амулетов и украшений с оберегами, так для «гривной утвари» самых знатных женщин страны вплоть до великих княгинь.

Прямых сведений о  волхвах и их роли в общественной жизни молодого государства Руси в IX - X вв. у нас мало. Лишь к XI столетию относятся записи о действиях волхвов в медвежьих углах северо-восточной окраины - в Суздале и в Пошехонье. Быть может, поэтому такая исторически интересная тема, как жреческое сословие, и не ставилось в нашей литературе даже как проблема, подлежащая рассмотрению. Нередок взгляд на волхвов, лишь как деревенских колдунов, знахарей мелкого масштаба. Такими стали далекие потомки древних волхвов в XVI - XVII вв., по традиции все еще называвшиеся волхвами. Но даже отрывочные сведения о волхвах XI в., действующих на самом краю подвластных Руси земле, рисуют их нам как могущественных деятелей, поднимавших руку и на местную знать («старую чадь») и на знатного киевского боярина, прибывшего с целой дружиной. В момент ведения христианства волхвы возглавляли народ и в открытую вели бои с правительственными войсками. Спустя столетие в том же Новгороде «вълхв въстал при Глебе (Святославе, внуке Ярослава Мудрого)... Глаголашеть бо людьм, творяся акы бог и мъного прельсти - мало не вьсего града... И басть мятежь в граде и вьси яша ему веру и хотяху побити епископа... И разделишася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие вьси идоша за вълхва...».

Этот общеизвестный  эпизод свидетельствует о силе влияния  языческих жрецов не только в деревенской глуши, но и в городе, где давно была учреждена епископская кафедра и построен величественный Софийский собор.