Шпаргалка по "Риторике"

1)Блок понимал значение "Двенадцати"; поэтому в день окончания поэмы  
он назвал себя в дневнике гением.  
Он мечтал о том, что поэму "прочтут когда-нибудь и не наши времена",  
верил в непреходящее революционное величие своего замысла.  
Именно поэтому он отрицал узкую партийность, злободневность (а вернее,  
газетную однодневность) поэмы.  
Он говорил одному из советских комиссаров: "Вас интересует политика,  
интересы партий; я, мы, поэты, ищем душу революции. Она прекрасна".  
И в то же время Блок утверждал: "Было бы неправдой... отрицать всякое  
отношение "Двенадцати" к политике".  
А в мартовском дневнике 1919 года он записал: "Нет, мы не можем быть  
"вне политики", потому что мы предадим этим музыку, которую можно  
услышать только тогда, когда мы перестанем прятаться от чего бы то ни было".  
И не поверхностной злободневностью, а истинной современностью пронизана  
эта великая поэма.  
"Двенадцать"... это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью",- говорил он позднее.

2) лександр Блок. Сегодня - я гений

Георгий Куликов

Иллюстрация к поэме «Двенадцать» В. Масютина (1922) 
 
 
«Гениален, быть может, тот, – пишет Блок, –  кто сквозь ветер расслышал целую фразу, сложил слова и записал их; мы знаем не много таких записанных фраз, и смысл их приблизительно однозначащ; и на горе Синае, и в светлице Пречистой Девы, и в мастерской великого художника раздаются слова: «Ищи Обетованную Землю». Кто расслышал – не может ослушаться, суждено ли ему умереть на рубеже, или увидеть на кресте распятого Сына, или сгореть на костре собственного вдохновения»* 
 
Заметьте, в каком (в святом!) ряду поставлен великий художник. Блок сравнивает его с Моисеем,  для которого ангел начертал перстом на каменных скрижалях  Божьи заповеди.  Услышала от  архангела Гавриила и сложила в сердце (записали потом другие) небесные слова Дева Мария. И великим художником, как видим (по аналогии), можно назвать только того, кому дано расслышать, сложить и записать «сказанное» Богом.  
 
Это понимал и Пушкин («Веленью Божию, о Муза, будь послушна»), а признаком Бога  в творчестве художника считал вдохновение. Пушкин не сказал, что услышавший «запредельное»  обречён «сгореть».  А, по Блоку, именно так!  
 
Закончив свою «революцьонную» поэму, он записал в записную книжку дату – «28 января»  –  и одно лишь (дважды подчеркнуто)  название: «ДВЕНАДЦАТЬ». Но последнюю точку поэт, видимо, поставит только на следующий день.  29 января 1918 года (день памяти смерти Пушкина!)  он запишет: «Я понял  Faust’а: «Knurre nicht, Pudel». («Не ворчи, пудель» / «Фауст» Гёте/  – Г.К.). И – дальше: «Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг. Этот шум слышал Гоголь (чтобы заглушить его – призывы к порядку семейному и православию)». И, наконец, главное (подчёркнуто): «Сегодня – я гений».  
 
Но какую же «целую фразу» расслышал «сквозь ветер» и записал гениальный поэт? «Эх, эх, погреши!»? Или – «Эх, Эх, без креста!»? А может, эту: «Пальнём-ка пулей в Святую Русь…»? (Да простятся мне эти вопросы!) Нет, конечно: их смысл противоположен смыслу слов:"Ищи Обетованную Землю". Поэма пересыпана кощунственными словами. Ими был наполнен и сотрясался «воздух революции». Но был ещё и «страшный шум». Блок, вспомнив о ворчании пуделя из «Фауста», косвенно указал на виновника этого шума. Можно предположить, что это дух, по апостолу Павлу, «господствующий в воздухе»** 
 
Но Блок назвал себя гением, а значит, поставив себя в «святой ряд», «сквозь ветер  расслышал целую фразу, сложил слова и записал их».  Поэт признаётся, что они претят ему, что он и рад бы их заменить, но (по закону гения) не может отказаться от надиктованного свыше. Эта фраза  не только Блоку (например, и поэту Гумилёву) казалась  чуждой «духу поэмы». Блок  как бы оправдывался (и перед собою в первую очередь!), дескать, не мог не вписать: «Я вдруг увидел, – разъяснял он  Корнею Чуковскому, –  что с ними Христос – это было мне очень неприятно – и я нехотя, скрепя сердце – должен  был поставить Христа». «Что Христос идёт перед ними – несомненно,  –  размышляет мучительно автор. – Дело не в том, «достойны ли они его», а страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет; а надо Другого - ?» «Другого» надо (у Блока под вопросом) по «логике событий», но гений – алогичен. Он  – свободен от земного, не скован логикой. Поэтому и расслышал, и «сложил слова» в «целую фразу»: «Впереди – Исус Христос».

Про аргументы«Двенадцать» - вещь пронзительная,  
кажется, единственно значительная  
из того, что появилось в области поэзии  
за революцию.  
С.Н. Булгаков  
 
Поэма «Двенадцать» написана Александром Блоком в январе 1918 года. Блок, неоднократно подчеркивающий, что его стихи рождаются из «духа музыки», что писать он может тогда и только тогда , когда слышит «музыку», услышал «звуки» времени, привел их в «гармонию», дал им форму, и на свет появилась поэма. Поэма написана в исключительный циклон производит бурю во всех морях – природы, жизни и искусства. «Двенадцать» стала произведением поистине новаторским, единственным в своем роде, построенным по принципу монтажа. Помимо голоса автора-повествователя, звучат голоса героев и голоса города, господствует стихия фольклора. Близость поэмы к стихии народной поэзии подчеркивается не только ее интонационной структурой, но и непосредственным включением в текст фольклорных жанров или стилизованных под них фрагментов.  
Композиционная особенность: она построена по принципу кольца.. В первых и последних главах – городской пейзаж: ночь, зима, вьюга, людские фигуры на улицах. В первой главе можно услышать многоголосие:  
«- Ох, Матушка-Заступница!  
- Ох, большевики загонят в гроб!..  
- Предатели!  
- Погибла Россия…  
-Уж мы плакали, плакали…»  
В последней главе тоже раздаются реплики, но они принадлежат только «двенадцати»:  
«- Кто еще там? Выходи!..  
- Кто в сугробе – выходи!..  
- Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу!..»  
Последняя реплика обращена к «псу голодному», который появился еще в первой главе. Интересно, что из всех героев первой главы – старушка, барыни в каракуле, поэт, поп, буржуй, проститутки, бродяга,- только он появляется в заключительной главе. Попробуем разобраться почему. После первой главы пес появится в девятой:  
«Стоит буржуй на перекрестке  
И в воротник упрятал нос.  
А рядом жмется шерстью жесткой  
Поджавший хвост паршивый пес.»  
Известно, что к «буржуа» Блок относился почти с физической ненавистью. «Я живу в квартире, а за тонкой перегородкой находится другая квартира, где живет буржуа с семейством… Он обстрижен ежиком, расторопен, пробыв всю жизнь важным чиновником; под глазами – мешки, под брюшком тоже, от него пахнет чистым мужским бельем, его дочь играет на рояле, его голос – теноришка – раздается за стеной и на лестнице, во дворе, у отхожего места, где он распоряжается, и пр. Везде он.. Господи Боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой перебили мысли...» - это дневниковая запись февраля 1918 года. Спутником буржуа Блок делает пса, таким образом, можно сказать, что пес и буржуй – это своеобразные символы старого, немузыкального мира. Однако было бы неверным ограничиться только таким истолкованием. Дело в том, что в финальная главе поэмы возникает диссонансная рифма: пес – Христос. Художественное пространство поэмы размыкается, разыгравшаяся вьюга заставляет вьюга заставляет пса потерять свои реальные очертания, и он на глазах становится фигурой воистину символической.  
Сходство первой и последней глав еще и в том, что обе они построены на контрастах. Поэма начинается антитезой- «Черный вечер. Белый снег…» и антитезой завершается: «Позади- голодный пес… Впереди – Иисус Христос.» Поэма, таким образом, движется от одного полюса к другому.  
Как и все в поэме, этот образ приобретает символический смысл, который воплощен и в названии, и в композиционном делении произведения на двенадцать глав.  
В этом, очевидно, и есть сатира атеиста. 

2) Многие из бывших обожателей, поклонников, попутчиков и даже друзей Блока просто порвали с ним всякие отношения, что вполне объясняется накалом страстей (особенно в первые зимние месяцы) после Октябрьской Революции большевиков. На одном из митингов, организованных с целью поддержки политических заключённых, жертв большевистского террора, прошедшем под заглавием «Утро о России», Ахматова читала своё старое, печально знаменитое стихотворение «Молитва», в новых условиях получившее ещё более зловещий, мистический оттенок. Выступала она в окружении своих друзей: в том же антибольшевистском концерте танцевала Ольга Судейкина, и играл на рояле Артур Лурье. Блок на это собрание, разумеется, не пошёл. Позже ему рассказали, что публика на этом концерте кричала в его адрес: «Изменник!»  
 
Гумилёв в своём кругу утверждал, что Блок, написав «Двенадцать» послужил «делу Антихриста» - «вторично распял Христа и ещё раз расстрелял государя».Всеволод Иванов в своих воспоминаниях пишет о своей встрече за чашкой чая с адмиралом Колчаком и передал его слова. «Горький и в особенности Блок талантливы. Очень, очень талантливы... И всё же обоих, когда возьмём Москву, придётся повесить...»  
 
Однако одновременно с крайним неприятием белой гвардии поэма «Двенадцать» не получила однозначного одобрения и со стороны новых властей, которые первое время вызывали горячее сочувствие самого Блока.  
 
"…О. Д. Каменева (комиссар Театрального отдела) сказала Любе: «Стихи Александра Александровича („Двенадцать“) — очень талантливое, почти гениальное изображение действительности. Анатолий Васильевич (Луначарский) будет о них писать, но читать их — не надо (вслух), потому что в них восхваляется то, чего мы, старые социалисты, больше всего боимся».