Предмет, структура, содержание риторики как науки

1. Предмет, структура, содержание риторики как науки.

 РИТОРИКА (греч. rhetorike «ораторское искусство»), научная дисциплина, изучающая закономерности порождения, передачи и восприятия хорошей речи и качественного текста.

В момент своего возникновения в древности риторика понималась только в прямом значении термина – как искусство оратора, искусство устного публичного выступления. Широкое осмысление предмета риторики является достоянием более позднего времени. Ныне при необходимости отличить технику устного публичного выступления от риторики в широком смысле, для обозначения первой используется термин оратория.

Традиционная риторика (bene dicendi scientia «наука о хорошей речи», по определению Квинтилиана) была противопоставлена грамматике (recte dicendi scientia – «науке о правильной речи»), поэтике и герменевтике. Предметом традиционной риторики, в отличие от поэтики, являлись только прозаическая речь и прозаические тексты. От герменевтики риторику отличал преимущественный интерес к убедительной силе текста и лишь слабо выраженный интерес к иным, не влияющим на убедительную силу компонентам его содержания.

Методологическое отличие риторики и дисциплин риторического цикла от других филологических наук состоит в ориентации на ценностный аспект в описании предмета и подчиненности этого описания прикладным задачам. В Древней Руси существовал целый ряд синонимов с ценностным значением, обозначающих владение искусством хорошей речи: благоязычие, доброречие, красноглаголание, хитрословие, златоустие и, наконец, красноречие. В древности ценностный элемент включал и морально-этическую составляющую. Риторика считалась не только наукой и искусством хорошей ораторской речи, но и наукой и искусством приведения к добру, убеждения в хорошем посредством речи. Морально-этический компонент в современной риторике сохранился лишь в редуцированном виде, хотя некоторые исследователи предпринимают попытки восстановить его значение. Предпринимаются и другие попытки – определять риторику, полностью удаляя из определений ценностный аспект. Существуют, например, дефиниции риторики как науки о порождении высказываний (такую дефиницию приводит А.К.Авеличев со ссылкой на У.Эко – Дюбуа). Устранение ценностного аспекта исследования речи и текста приводит к утрате специфики риторики на фоне описательных филологических дисциплин. Если задачей последних является создание полного и непротиворечивого описания предмета, которое допускает дальнейшее прикладное использование (например, в преподавании иностранного языка, создании систем автоматического перевода), но само по себе нейтрально по отношению к прикладным задачам, то в риторике уже само описание строится с ориентацией на потребности речевой практики. В связи с этим столь же важную роль, как и научная риторика, в системе риторических дисциплин, играет учебная (дидактическая) риторика, т.е. обучение технике порождения хорошей речи и качественного текста.

Предмет и задачи риторики. Различия в определении предмета и задач риторики на протяжении ее истории сводились, по сути, к различиям в понимании того, какую именно речь следует считать хорошей и качественной. Сложились два основных направления.

Первое направление, идущее от Аристотеля, связывало риторику с логикой и предлагало считать хорошей речью убедительную, эффективную речь. При этом эффективность тоже сводилась к убедительности, к способности речи завоевать признание (согласие, симпатию, сочувствие) слушателей, заставить их действовать определенным образом. Аристотель определял риторику как «способность находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета».

Второе направление также возникло в Древней Греции. К числу его основателей относят Исократа и некоторых других риторов. Представители этого направления были склонны считать хорошей богато украшенную, пышную, построенную по канонам эстетики речь. Убедительность продолжала иметь значение, но была не единственным и не главным критерием оценки речи. Следуя Ф. ван Эемерену, направление в риторике, берущее начало от Аристотеля можно назвать «логическим», а от Исократа – «литературным».

В эпоху эллинизма «литературное» направление укрепилось и вытеснило «логическое» на периферию дидактической и научной риторики. Это произошло, в частности, в связи со снижением роли политического красноречия и повышением роли церемониального, торжественного красноречия после падения демократических форм правления в Греции и в Риме. В Средневековье такое соотношение продолжало сохраняться. Риторика стала замыкаться в сфере школьного и университетского образования, превращаться в литературную риторику. Она находилась в сложных взаимоотношениях с гомилетикой – учением о христианском церковном проповедничестве. Представители гомилетики то обращались к риторике, чтобы мобилизовать ее инструментарий для составления церковных проповедей, то вновь отгораживались от нее как от «языческой» науки. Преобладание «декоративно-эстетического» представления о собственном предмете углубляло отрыв риторики от речевой практики. На определенном этапе сторонники «литературной» риторики вообще перестали заботиться о том, годятся ли их речи для эффективного убеждения кого-либо. Развитие риторической парадигмы в данном направлении завершилось кризисом риторики в середине 18 в.

Соотношение сил изменилось в пользу «логического» направления во второй половине 20 в., когда на смену старой риторике пришла неориторика, или новая риторика. Ее создатели были преимущественно логиками. Они создавали новую дисциплину как теорию практического дискурса. Наиболее весомую часть последней составила теория аргументации. Сферой интереса неориторики вновь была объявлена эффективность воздействия и убедительность речи и текста. В связи с этим неориторику иногда именуют неоаристотелевским направлением, особенно если речь идет о неориторике Х.Перельмана и Л.Ольбрехт-Тытеки.

Неориторика не отвергла результатов, полученных в русле «литературного» направления. Более того, некоторые исследователи риторики по сей день уделяют преимущественное внимание эстетическим качествам речи (сторонники риторики как науки о художественно-выразительной речи: в некоторой степени авторыОбщей риторики, В.Н.Топоров и др.). Сегодня можно говорить о мирном сосуществовании и взаимном обогащении «логического» и «литературного» направлений при доминировании первого.

Большинство определений, даваемых риторике различными ее исследователями на протяжении веков, помещают дисциплину в русло одного из двух охарактеризованных направлений. Новые представления о дисциплине отражаются в ряде современных определений риторики.

Определения в русле «логического» направления: искусство правильной речи с целью убеждения; наука о способах убеждения, разнообразных формах преимущественно языкового воздействия на аудиторию, оказываемого с учетом особенностей последней и в целях получения желаемого эффекта (А.К.Авеличев); наука об условиях и формах эффективной коммуникации (С.И.Гиндин); убеждающая коммуникация (Й.Коппершмидт); наука речевых действий.

Определение в русле «литературного» направления: Филологическая дисциплина, изучающая способы построения художественно-выразительной речи, прежде всего, прозаической и устной; близко соприкасается с поэтикой и стилистикой (В.Н.Топоров).

2. Сила слова и особенности современного красноречия. 

 Значение и сила слова  в предназначении человека отчетливей и глубже понимали, пожалуй, древние, ближе стоявшие к истокам человеческого рода и духа, более непосредственно соприкасавшиеся с тайной бытия. Вера людей в слово и его силу уходит далеко в глубь времен. На заре существования человечества вера эта проявилась в магической силе первобытного заклинания и заговора. Божественная природа слова отражена в величайших письменных памятниках. «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через него начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»,— гласит Евангелие (Иоанн. I. 1—5). В чем смысл бытия человеческого на Земле? Божественное Слово, Логос (от греч.logos — понятие; мысль, разум; в философии — всеобщая закономерность, духовное первоначало)— дар, полученный лишь людьми среди всех живых существ. Не было ли Слово дано нам для того, чтобы мы, люди, могли с его помощью разгадывать изначальную загадку мироздания, проникать в значение сущего, используя язык и.речь как инструмент познания смысловой структуры духа и тварного мира? Ведь более никто и ничто на Земле, кроме человека, одаренного Словом, не способен и не призван к решению этой задачи. Потому Homo sapiens, человек разумный, и существует, и осуществляет себя только как Homo eloquens — человек говорящий. Пока слово, речь подвластны человеку, будет светить свет во тьме, и не поглотит его тьма. 

 Человек античности выразил  свое преклонение перед словом  в изречении «Nomen est omen» — «Имя  есть судьба». Замечательно сказал греческий софист Горгий: «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить... (...) Сила убеждения, которая присуща слову, душу формирует, как хочет» (Горгий. Похвала Елене). Воздействующая сила слова внушала некогда удивление; «великий властелин», слово требовало и соответствующего уважения к себе.

Сущность современного красноречия   

К концу XX в. человек уже слишком многое увидел, про-ил и пережил, чтобы его представление о прекрасной речи, е. его риторический идеал, остался прежним, неизменным. 

 Идеальной, прекрасной вряд  ли может в наше время считаться  речь всего лишь «словесно  красивая», а тем более чрезмерно  крашенная, или, если использовать  термин классической риторики, амплифицйрованная (от лат. amplificatio — распространение, увеличение). Напротив, украшательство  воспринимается сей-ас нередко  как признак лживости, цветистость  — как покров, крывающий нечто  низменное. Это лишь настораживает, рождает недоверие, отталкивает. 

 Красота речи в наши дни  во многом сродни красоте любого  редмета обихода — это прежде  всего функциональность, соответствие  своей основной задаче. Чем лучше  и полнее ечь осуществляет  цель говорящего — привлекает  внимание слушающего, пробуждает в последнем именно те мысли и эмоции, тот отклик, который так нужен оратору или собеседнику,— тем она совершенней. Красота речи, как мы уже говорили,— это также стройность ее мыслительного каркаса, смысловая насыщенность и глубина. Замечательный преподаватель риторики, автор одного из популярнейших учебников, выдержавшего множество изданий, Николай Федорович Кошанский (учитель Пушкина) писал: «Грамматика занимается только словами; Риторика преимущественно мыслями» (Кошанский Н. Ф. Общая риторика.— 9-е изд.— СПб., 1844.— С. 2)1. Эту особенность риторики мы и имели в виду выше, когда утверждали, что будем говорить не только о словах.  

Риторика, особенно современная,— это прежде всего школа мысли, а затем уже — школа слова. Простота и сила, присущие ораторским образцам античной классики, приобретают сегодня особое значение. Хорошую современную публичную речь можно охарактеризовать так же, как некогда было сказано о речах замечательного афинского оратора и политического деятеля Демосфена (384— 322 гг. до н. э.): «Не ищите у него украшений: там имеются только доводы. Аргументы и доказательства скрещиваются, подталкивают друг друга, стремительно бегут перед вашими глазами, выбрасывая на ходу восхитительные блестки антитез» (Давыдов Г. Д. Искусство спорить и острить.:—Пенза, 1927.— С. 28). Значит, современная речь — это некая «литературная геометрия», результат усиленной мыслительной работы, это соразмерное здание, логически выстроенное из четких смыслов точно употребленных слов. Мужественная логика слова вызывает у наших современников одобрение и восхищение скорее, чем его женственное изящество. Чтобы убедиться в этом, посмотрим, как пишет о прекрасной речи Алексей Федорович Лосев (1893— 1988), крупнейший русский философ нашего времени, замечательный филолог и историк культуры: «Да! Какой я был любитель докладов, речей, споров и вообще разговоров! Слова! Да, не с меланхолией, не по-гамлетовски я скажу: «Слова, слова, слова!» Слова всегда были для меня глубоким, страстным, завораживающе-мудрым и талантливым делом. Как мало людей, которые любят и умеют талантливо говорить! И как я искал, как я любил, как я боготворил этих людей! Боже мой, что это за чудный дар — уметь говорить и уметь слушать, когда говорят! В молодости при звуках талантливой речи я чувствовал, как утончается, серебрится и играет моя мысль, как мозг перестраивается у меня наподобие драгоценного и тончайшего музыкального инструмента, как дух мой. начинал носиться по безбрежной и бледной зелености мысленного моря, на котором вспененная мудрость ласкает и дразнит тебя своими багряными, алыми всплесками» (Лосев А. Ф. Трио Ча»|овского//Л о с е в А. Ф. Жизнь.— СПб., 1993.—С. 157). В этом фрагменте философ говорит о «талантливой» речи прежде всего именно как о мыслительном деле, интеллектуальном труде — деле «завораживающе-мудром», «глубоком», настраивающем мозг «наподобие... музыкального инструмента», вызывающем тонкую игру мысли, освобождающем ее. Вместе с тем такая речь и страстна, и эмоционально напряженна, и уж во всяком случае никак не может быть названа отвлеченно-холодной.  

 Обратим внимание и на  то, что «чудный дар» «талантливой»  речи понимается А. Ф. Лосевым  как единое, целостное умение  человека не только говорить  самому, но и «уметь слушать, когда говорят». Это очень важно, ведь только таким образом становится возможным и реально осуществимым подлинный диалог между людьми. А значит, возникают и предпосылки взаимопонимания между ними. Не та речь хороша, что убеждает, а та, что, убеждая, объединяет. Об этом говорил еще Лев Толстой; в наше же время, когда само существование человечества зависит от возможностей найти общий язык, подлинный диалог (а значит, нравственный, этический потенциал речи, степень ее устремленности к добру) приобретает поистине решающее значение. Итак, вот что такое прекрасная, образцовая речь для человека, стоящего на пороге XXI столетия: это целесообразность, смысл и добро, в триединстве выраженные в слове и в совокупности составляющие риторический идеал современности.

3.Историческая судьба риторики как науки.

Судьбы идей, как известно, напоминают человеческие судьбы. Идеи рождаются, живут, достигают расцвета и умирают. Но некоторым суждена иная судьба – родиться заново и вновь получить признание.

Такова судьба одной из древнейших наук – риторики. Парадоксальность этой судьбы отразилась в двух взаимоисключающих высказываниях. Одно из них, принадлежащее Э.Ренану, приводит в своей книге известный польский эстетик В.Татаркевич: «Риторика – самая непростительная, может быть, единственная ошибка древних» [67, с.244]. Автор другого – В.Флореску: «Rhetorika rediviva – одна из наиболее существенных характеристик современной культуры» [60, с.11]. Бессмысленно было бы ставить вопрос об истинности этих мнений, которые разделяют более чем полвека, ибо каждое – для своего времени – справедливо: негативизм Ренана отражает  скептическое отношение к риторике как к схоластической науке, распространившееся в XIX веке; пиетет В.Флореску – восторг неофита, увидевшего несметные сокровища в старом чулане.

И все-таки, что же такое риторика – донаучное знание, с которым знакомятся, преодолевая почтительную скуку, или же вновь – на современном уровне – царица наук, прежде всего гуманитарных? Какие причины побуждают современных исследователей обращаться к полузабытым риторическим трактатам прошедших эпох, издавать их, комментировать, изучать? Лишь несколько примеров в подтверждение последнего тезиса: в 1980 г. на Украине издана в украинском переводе «Риторика» Феофана Прокоповича; через несколько лет в Германии Ренате Лахманн издает фототипическим способом с научным комментарием риторики Феофана Прокоповича, псевдо-Макария, Ф.Кветницкого; в последнее десятилетие активизировалось изучение русских риторик в России (диссертации и статьи Т.В.Буланиной, В.И.Аннушкина, исследования В.П.Вомперского, Л.К.Граудиной и Г.И.Миськевич) и латиноязычных в Литве и Белоруссии (статьи и исследования  Е.Ульчинайте, Н.Б.Мечковской и др.).  Корпус славянских риторик, таким образом, является предметом самого пристального изучения.