Автор работы: Пользователь скрыл имя, 15 Июля 2015 в 20:50, контрольная работа
Упомянутые вопросы тем более требуют внимательного рассмотрения, что каждое общество, государство (точнее, правящие круги) по-своему понимают, по-разному толкуют и, главное, осуществляют практические действия в сфере взаимоотношения религии и политики. Именно поэтому лишь тщательное и объективное изучение позволяет понять, чем вызваны эти различные трактовки и действия, насколько они на деле демократичны и гуманны, наконец, в чьих интересах они осуществляются. Например, без учёта религиозного фактора трудно понять подоплёку ряда политических действий, наблюдаемых сегодня в тех или иных странах, регионах и, даже в мировой политике.
I. Введение ……………………………………………… 3 стр.
II. Основная часть работы:
1. Церковь и общество ………………………………... 4 стр.
2. Религиозные организации, их типология ………… 9 стр.
III. Заключение …………………………………………. 14 стр.
IV. Список литературы ………………………………… 15 стр.
I. Введение ……………………………………………… 3 стр.
II. Основная часть работы:
1. Церковь и общество ………………………………... 4 стр.
2. Религиозные организации, их типология ………… 9 стр.
III. Заключение …………………………………………. 14 стр.
IV. Список литературы ………………………………… 15 стр.
Говорить о взаимоотношении общества и религии - это значит, по существу, обсуждать особую, притом важную область многообразных отношений личности и общества. С одной стороны, тут неизменно встают сугубо интимные для каждого человека вопросы, касающиеся его личных убеждений, взглядов, совести. С другой же стороны - неизбежно раскрываются качественные характеристики данного общества, государственного строя, его способность обеспечить демократические права своих граждан, исключить всякое - правовое и практическое - насилие над их убеждениями, ущемление интересов личности, народных масс, любое использование личных убеждений и взглядов в ущерб их носителям, в ущерб социальному прогрессу. Уже сказанное позволяет понять, что тут речь идёт о важнейшем показателе демократичности и гуманности общества.
Упомянутые вопросы тем более требуют внимательного рассмотрения, что каждое общество, государство (точнее, правящие круги) по-своему понимают, по-разному толкуют и, главное, осуществляют практические действия в сфере взаимоотношения религии и политики. Именно поэтому лишь тщательное и объективное изучение позволяет понять, чем вызваны эти различные трактовки и действия, насколько они на деле демократичны и гуманны, наконец, в чьих интересах они осуществляются. Например, без учёта религиозного фактора трудно понять подоплёку ряда политических действий, наблюдаемых сегодня в тех или иных странах, регионах и, даже в мировой политике. Известно, например, что в разных районах планеты периодически возникают острые социально-политические катаклизмы (например, в Латинской Америке, Северной Ирландии, Индии) , вплоть до военных действий (Иран-Ирак) , где в качестве ведущей причины (по крайней мере на поверхности событий) фигурируют религиозные мотивы.
Религия неизменно опирается на довольно большие массы своих последователей. Это - форма общественного сознания. В определённые исторические периоды, в тех или иных регионах планеты это - форма сознания, наиболее распространённая в массах, а иногда она довлеет над всеми другими формами общественного сознания. Поэтому во всех случаях, когда речь о религии, вопрос касается более или менее значительных людских масс.
1. Церковь и общество
Одной из важнейших проблем нашего времени, существенно тормозящей процессы национального возрождения, является актуализация православного миропонимания в сфере социально-общественной жизни. Обладая безусловным моральным авторитетом, православие, тем не менее, очень слабо отражается на реальной общественной жизни, оставаясь своего рода заповедником христианской духовности без какой-либо практической связи с общественным бытием. Социально-общественная жизнь идет своим мирским чередом, а Церковь при этом как некая духовно-религиозная «лечебница» лишь утешает страждущих, вразумляет заблудших и поддерживает немощных – не имея какого-либо существенного влияния на макросоциальные процессы.
Робкая попытка Церкви как-то обозначить свое отношение к обществу и государству в современных исторических условиях, изложенная в «Основах социальной концепции РПЦ» носит, к сожалению, чисто декларативный и половинчатый характер, являясь идеологически неопределенным документом. Не случайно многие положения этой концепции в силу своей обтекаемости и сомнительного нравственно-идеологического универсализма оказались вполне приемлемы и для социальной концепции другой «традиционной религии России» – иудаизма, во многом буквально слово в слово продублировавшей концепцию РПЦ1.
Может показаться, что такая, явно заниженная, социальная роль Церкви в современном российском обществе связана со спецификой исторически переходного состояния, в котором православная Церковь оказалась после почти векового вынужденного отсутствия в российском обществе, и что стоит лишь приложить еще некоторые дополнительные усилия, и былое единство Церкви и общества восстановится само собой. Однако это далеко не так, за этим явлением стоит значительно более фундаментальное обстоятельство: проблема отношений Церкви и общества имеет собственную, очень давнюю и во многом болезненную предысторию, которая лишь в наше время открылась в своих клинических проявлениях. Суть ее в том, что общество, являясь периферией Церкви и в то же время периферией «мира», есть духовно неустойчивая, переходная область человеческого существования, где перманентно встречаются и противоборствуют греховное начало мира и благодатное начало Церкви. На протяжении всей христианской истории этот процесс шел с переменным успехом для той и другой стороны, и наше время лишь подводит итоги этого незримого духовно-исторического противостояния.
В первые века христианства противостояние Церкви и языческого мира было более жестким и выражалось в открытых формах гонений на христиан, но со времен Константина и Юстиниана перешло в скрытую латентную форму. Фактически, когда христианство стало господствующей религией, и каждый подданный огромной греко-римской империи обязывался быть христианином под страхом наказания, произошло смешение двух миров – благодатного мира Церкви и греховного мира языческого общества, в результате чего и образовалось то «светское» христианское общество, которое, конечно же, нельзя было признать действительно христиански преображенным. Это было исторически условное, компромиссное решение задачи о христианском обществе как первичной основе христианского государства . Характеризуя специфику этого новообразованного (вторичного) христианского общества В.Соловьев писал: «Прежнее действительно христианское общество расплылось и растворилось в христианской по имени, а на деле – языческой громаде. Преобладающее большинство поверхностных, равнодушных и притворных христиан не только фактически сохранило языческие начала жизни под христианским именем, но всячески старалось – частию инстинктивно, а частию и сознательно – утвердить рядом с христианством, узаконить и увековечить старый языческий порядок, принципиально исключая задачу его внутреннего обновления в духе Христовом»2.
В результате, несмотря на видимое историческое торжество Церкви, общественная жизнь развивалась по линии собственной социально-исторической инерции, сохраняя свое несовершенство (часто еще языческое) со всей неумолимостью эмпирического детерминизма. По существу именно здесь, в общественных формах бытия как внешнем относительно Церкви мире, была локализована и сохранялась вся масса («традиция») человеческого греха, которая как историческое наследство языческого мира продолжало довлеть над христианским обществом. Церковь же, занятая внутренним историческим становлением (борьба с ересями, выработка догматики, отношения с властью и т.д.), во всю свою историю не имела достаточно духовных и властных сил для серьезных попыток вмешательства в общественное бытие для уменьшения в нем влияния греховного (языческого) начала. И это несмотря на то, что фактически все поле общественной жизни являлось со времен раннего средневековья внешним телом самой Церкви, ведь абсолютное большинство членов общества являлись ее крещеными чадами. В этом есть очевидное экклезиологическое противоречие… Попытка Церкви разрешить это противоречие в форме симфонии не привела к какому-либо существенному разрешению этого вопроса, сводясь в основном к общему прагматическому выстраиванию политических отношений между Церковью и мирской властью. Причем чаще именно мирская власть в этом договоре о симфонии в силу чисто эмпирических причин доминировала над властью духовной… В результате, несмотря на то, что христианство в римской империи являлось государственной религией, общественные отношения оставались почти языческими: «христианская государственность при нехристианских общественных отношениях – вот что такое константиновская эпоха»3. Да и сам вопрос о симфонии так и не приобрел в исторической Церкви своего законченного догматического оформления, оставаясь своего рода формой общественного договора между Церковью и мирской властью для более сносного сосуществования двух качественно различных миров.
Таким образом, общество, являясь фактически телом Церкви, но практически полностью оставалось (и остается доныне) под властью греховного мира. Очевидно, такое положение не может быть признано нормой и требует пристального экклезиологического осмысления. Как нельзя говорить о спасении человеческой души при греховности человеческого тела, так нельзя ожидать спасения Церкви при греховном бытии общества, составляющего ее эмпирическое мирское тело. Социальная сфера – это не частный вопрос нравственного богословия, это вопрос догматического самоопределения Церкви в мире, вопрос о внутреннем единстве ее духовно-социальной природы, о смысле и предназначении ее существования в реальной человеческой истории. Отпадение социального (внешнего) тела Церкви от ее (внутренней) Богооткровенной Истины, чревато историческим крушением Церкви, – что и произошло в недавней русской истории. Именно распадение аспектов земного и небесного служения Церкви раскрывает нам тайну трагедии русской Церкви в XX веке, павшей как царство, разделившееся само в себе. Внутренние первоистоки этой трагедии еще далеко не осмыслены церковным сообществом в качестве повода для покаяния и глубокой переоценки социальных вероучительных установок. Хотя масштаб трагедии, казалось бы, взывает к фундаментальности такой переоценки.
К сожалению, нынешнее репринтное переиздание социальной позиции Церкви по образцу XIX века – грозит ее окончательной национально-исторической маргинализацией как неактуального общественного института. Острота ситуации, которую так часто не замечают благодушные апологеты нынешнего церковного возрождения, состоит в том, что ныне, как и в начале XX века, социальный выбор Церкви предопределяет историческую судьбу России XXI века. Путь, которым идет сегодня российское общество, – путь либерально-рыночных (капиталистических) социальных отношений – губителен для русской цивилизации как в экономическом, так и в духовно-нравственном отношении, об этом много писалось в патриотической печати. Но этот путь следует признать губительным и для православной Церкви, являющейся неотъемлемой частью российского общества. И не только потому, что демографическое вырождение русской нации, прямым образом отразится на количественном составе русской Церкви, а главным образом потому, что путь рыночного либерализма в духовно-религиозном смысле –это широкие врата глобальной апостасии. Этот путь может быть органичен для протестантизма, может быть приемлем для католичества – но это путь погибели для православия. Если протестантская этика сама породила западный (капиталистический) тип общества, а католичество всегда было способно идти в ногу с миром, принимая его таким, какой он есть, – то православие всегда отрицало этот мир, будучи путем к миру иному. Ибо общественная реальность будет находиться в невместимом противоречии с учением Церкви, и верующее сознание окажется в тяжелейшем шизофреническом состоянии выбора между юродством, истинной веры и истинами неолиберальной действительности. И это состояние окажется тем более тягостным, чем полнее будет официальная симфония между православной Церковью и западно-ориентированной российской властью. К сожалению, уже сегодня все признаки этого официально-апостасийного процесса налицо.
Россия (и русское православие) находится сегодня в исключительной исторической ситуации, когда инерция прошлого (со всей исторической тяжестью и ошибками) уже исчерпана, а инерция будущего (со всей исторической необратимостью) еще не набрала свои обороты. Это своеобразная точка исторического покоя – идеальное место для рождения новой цивилизации… Без революций и потрясений, на краю цивилизованного мира, в состоянии исторической беспомощности, так, как рождалось в истории и само христианство, должна проявить свои контуры новая христианская цивилизация. Все мы, патриоты России, так или иначе предчувствуем и носим эту цивилизацию в своей душе: кто в образе Святой Руси, кто в образе Светлого коммунизма, кто в виде Православного царства или идее Пятой империи. Но всех нас объединяет общая устремленность к иному, более совершенному миру, – и сама эта национально-соборная устремленность есть реальная предпосылка к преодолению инерции истории, к выходу на новый уровень общественного существования. Осталось перевести потенциал нашей веры в реальное историческое действие. По существу именно здесь должно состояться подлинное «второе крещение Руси»4 как сознательный переход общества к осуществлению христианства в своей социальной практике.
Может показаться, что совершенное общество это не самоцель: цель – преображение человека, приближение его облика к евангельскому совершенству через актуальное раскрытие его Богоподобной сущности. Но то и другое (общество и человек) абсолютно и органично слито, ибо человек по природе социальное существо, а общество – не что иное, как система межчеловеческих связей. Евангельское откровение учит личному совершенству на основе деятельной любви к ближнему – по существу призывая к совершенству межчеловеческих отношений. Это означает, что область межчеловеческих (социальных) отношений есть важнейшая, с экклезиологической точки зрения, зона христианского внимания, поэтому и вопрос о системесоциальных отношений (как основном атрибуте государственности) не может быть для христианского сознания второстепенным. Насколько эти отношения совершенны, т.е. отвечают евангельским максимам, настолько совершенно и общество, настолько шире возможности каждого члена общества по осуществлению христианской добродетели. Христианство – это не религия одиночек, ищущих лишь своего спасения, наоборот, по своему существу это религия новой общественности, основанной на единодушии во Христе: «Христианство есть именно община, т.е. Церковь,…– писал Г.Флоровский. – Весь строй христианской жизни общественен и корпоративен. Все христианские таинства по своей сути являются таинствами социальными… Поэтому созидать Церковь Христову значит созидать новое общество, т.е. воссоздавать человеческое общество на новой основе»5.
Таким образом, в Откровении христианства существует внешнее социальное измерение, которое в отличие от внутреннего христианства (аскетика, догматика, литургика) не получило еще своего актуального выражения в истории. Это измерение не есть чуждое относительно Церкви социально-утилитарное пространство, но есть лишь не преображенное благодатью Истины Церкви. Преображение этого социального тела (общества) есть внутренняя задача Церкви. На этом пути открывается качественно новое понимание христианства – христианство социальное,– т.е. христианство, расширяющее зону своей сотериологической ответственности до масштабов общества.
Говоря о возможности подобного нового социального христианства о.С.Булгаков писал: «…Я лично думаю, что здесь мы имеем еще не раскрытую сторону христианства, и ее раскрытие принадлежит будущему. Для христианства, конечно, недостаточно приспособляться к происшедшим в жизни независимо от него изменениям… как это было и есть до сего времени. Оно призвано вести народы, пробуждать их совесть и напрягать их волю к новым целям, которые объемлются в их безмерности. Иными словами, мы чаем пробуждение нового пророчественного духа в христианстве… и на его дальнейшее возгревание уповаем в послебольшевистской России. Речь идет о большем, даже несоизмеримо большем, нежели христианский социализм в разных его видах, как он существует во многих странах. Речь идет о новом лике христианства общественного, о новом образе церковности и творчества церковного социального, то, что ныне называется социализмом, есть только один из внешних прообразов того изобилия даров, которые содержит в себе Церковь»6.