Религия древних славян

Все славянские племена праздновали с незапамятных времен Новый год. У чехов, сербов и болгар «ходите по коляде» означало поздравлять с Новым годом; у словаков «колядовать» значило благословлять в Новый год; у задунайских славян «колядою» именовался подарок в Новый год. У поляков все сословия принимали участие во взаимном поздравлении и одаривании, это называлось «коленда».  1 января и в ближайшие к Новому году дни старались одеться во  все новое, угощали друг  друга,  ходили  в  гости,  поскольку  верили,  что  как встретишь праздник - таков будет и весь будущий год. Во время Новогодних  и Рождественских празднеств  (Святки)  считалось магическим  - любое доброе пожелание непременно  должно  исполниться,   а   обычные   поступки   людей приобретают особое значение, и по ним можно узнать свою судьбу.  Поэтому  от Нового года до Крещения (19 января) девушки гадали, каким будет  их  суженый и скоро ли свадьба. Так же крестьяне поминали умерших родичей  -  составляли им угощение  из  своей  трапезы,  разжигали  по  всему  серу  костры,  чтобы покойники на том свете грелись. Древнейшей  формой  новогоднего  общения  с  миром   мертвых   было переодевание в шкуры животных - мифических предков. Этот  обычай  сохранился до настоящего времени, превратившись в новогодний карнавал или  Рождество  с ряжеными.

«С Мореною-смертью, с Мореною-мороком (ночью) связаны и светлые солнечные праздники встречи Весны. Здесь ненавистнице жизни также уготавливается сжигание. В весенних календарных обрядах Морена выступает еще в одном своем смертоносном обличии - в виде зимы, мороза. Древнерусская форма слова «мороз» - «мразъ», от него более широкое понятие – «мразь» - не только в смысле «мерзости» - слово того же корня - но и в смысле природно-погодной характеристики (ср. «изморозь», «моросить»). Сжигание Морены в виде соломенного чучела происходило и на масленицу. Древние языческие корни этого буйного и веселого праздника не только в огненном действе, но и в массовом поедании блинов, символизировавших Солнце: тем самым каждый человек как бы приобщает себя к солярной природе, часть которой он просто-таки физическим образом растворял в себе. Во время огненных действ существовал также обычай (неповсеместный) катать зажженные колеса, которые также символизировали горящее Солнце». Масленица персонаж, воплощающий плодородие и вместе с тем зиму и смерть. Название русского календарного праздника проводов зимы и встречи весны было перенесено на антропоморфный персонаж, который встречали с величайными песнями в начале праздника на горках. Масленицей назвали также чучело из соломы, обряженное а женское тряпье, иногда с блином (от масляного блина - само название «Масленица»), олицетворявшим Солнце, или сковородой в руках; с ним вместе веселились, катались на тройках в течении масленичной недели, а затем хоронили или провожали зиму в конце праздника, разрывая чучело на околице селения или, что делалось чаще) сжигая на костре, разводившимся на возвышенности. Соломенные и деревянные чучела, олицетворяющие древних славяно-русских Богов, сжигались и в процессе других народных праздников.

Весной было несколько праздников, посвященных  птицам,  -  считалось, что птицы  приносят весну. Поэтому крестьянки пекли  из  теста  «жаворонков», выпускали птиц из  клеток,  тем  самым  как  бы  освобождая  жизненные  силы природы от зимнего плена.

В пору пахоты, сева яровых и  «прозябания»  зерна в земле мысль древнего славянина обращалась к предкам, тоже лежащим в земле. В эти дни ходили  на кладбище и приносили предкам пшеничную кутью,  яйца  и мед,  считая,  что предки-покровители помогут всходам пшеницы. Кладбища  представляли  собой в древности как бы «поселки мертвых» - над сожженным прахом  каждого умершего строилась деревянная  «домовина»  («столп»);  в эти миниатюрные дома   и приносили угощение предкам весной  и осенью.  Позднее стали над могилами насыпать земляные курганы. Обычай «приносов» в родительские  дни сохранился и до наших дней.

Во многих областях 22 апреля проводился весенний праздник – ляльник. На лугу собирались девушки, выбирали Лялю, наряжали в белые одежды, перевязывали руки и талию свежей зеленью. На голову одевали венок из весенних цветов. Вокруг неё водили хороводы, пели песни, просили об урожае. Додолы – девушки в платьях с бахромой внизу - исполняли танец дождя, моля о дожде.

В день Егория вешнего (св. Георгия) - 6 мая -  впервые  после  зимы выгоняли скот на пастбища, стегали  его вербой.  Верба  -  растение,  которое

первым  оживает  по  весне,  и  ее  прикосновение  должно   было   увеличить

плодовитость  скота. Вокруг животных проводили топором  по земле  круг,  чтобы оградить их от бед,  -  топор  был  символом  небесного  оружия  (молнии)  и  считался магическим предметом, обряд  совершался ночью  либо  рано  утром,  в нем принимала участие вся семья. Чтобы скотина давала обильный  приплод,  на Егория вешнего пекли также печенье в виде лошадей и коз.

         В мае - начале июня  было  уже  не  до  веселья:  крестьяне   сажали овощи, сеяли хлеб и  лен. Однако песни все равно не стихали,  потому  что  по

обычаю необходимо было совершать  различные  магические  действия,  например водить хороводы, чтобы капуста уродилась большой, прославлять  дождь,  чтобы колос  был тяжелым, и лен чтобы вырос  длинным.

          Праздник, слившийся впоследствии с христианским троицыным днем,-  это день бога Ярилы, бога  животворящих  сил  природы;  в  этот  день  (4  июня) убирали лентами молодую березку и украшали ветками  дома.  Всю  ночь  горели костры, молодежь гуляла, пела, плясала, все считались друг  другу  невестами и  женихами.  Язычники-славяне  считали,   что   весенний   расцвет   должен пробуждать в людях  страсть,  а  людская  любовь  -  увеличивать  плодородие полей. И эти верования очень долго держались  в  крестьянской среде.  Желая подчеркнуть юность и красоту Бога-Ярилы, им зачастую  наряжали  девушку.  Ее сажали на белого коня, надевали венок из  полевых цветов,  давали  в левую руку колосья, а в правую - символ смерти, изображение человеческого черепа. Коня со всадницей водили по полям, прося у Ярилы хорошего урожая. «Похоронам» состарившегося Ярилы тоже был посвящен  праздник,  приходившийся на позднюю осень. Но люди знали, минует зима,  и Ярила воскреснет,  как и зерно, похороненное в земле, воскресает новым зерном.

С летним солнцеворотом  связан славянский праздник Купало. День летнего солнцестояния - важнейший  праздник славян. В этот день солнце (Хорс, Коло) в нарядной колеснице  из своего небесного чертога выезжает навстречу месяцу – своему супругу. День летнего солнцестояния – время наивысшего развития творческих сил природы. В это время Ярило, Купало (купа – куст, сноп растений, травы) могут и должны умереть до следующий весны. В ночь на 24 июня был обычай не спать: караулить встречу месяца с солнцем, чтоб видеть, как «солнце грае». Славяне уходили на ритуальные холмы, или на поляны у рек, жгли костры, пели, водили хороводы, ручейники. Прыжки через костры были одновременно испытанием ловкости и судьбы: высокий прыжок символизировал удачу в замыслах. С шутками, притворными плачами и непристойными песнями сжигали соломенные куклы Ярилы, Купалы, Кострубоньки или Костромы (костра - одеревеневшие части льна, конопли). На рассвете, все участвовавшие в празднике купались, чтоб снять с себя злые немощи и болезни. Дню Купалы предшествовала "русальная неделя". В славянской этнографии хорошо известно, что в дни таких русальных празднеств в деревне выбирали самых красивых девушек, обвивали их зелеными ветками и с магическими целями обливали водой. Из слияния названия языческого славянского праздника Купалы и христианского Иванова дня (имеется в виду Иоанн Креститель) явилось новое название праздника - Иван Купала.

           В конце июля начиналась жатва.  Первый  сноп  считался  целебным, его украшали цветами и лентами,  с пением вносили в дом и ставили  в  красный угол. Зернами этого снопа  кормили  заболевших  людей  и  птицу,  соломой  – слабую скотину.

            Многие  древние  обряды  сохранились   в  праздновании  дня  Ильи  Пророка  (2  августа),  который   вобрал  в  себя  черты языческого  Перуна. Бог, управлявший небом, грозой и тучами, был особенно  страшен в эти дни; его немилость могла обречь на голод целые племена. День  Рода-Перуна самым мрачным и самым трагическим днем во  всем  годовом цикле славянских молений. В этот день не водили веселых хороводов,  не  пели песен, а приносили кровавые жертвы грозному и требовательному божеству. Необходимо было умилостивить громовержца, поэтому  в  жертву  ему  приносили быка,  которого  потом  съедали  всем  селом.  Громовержец  своими  стрелами поражал нечисть, и бесы, чтобы избежать  гибели,  превращались  в  животных. Потому в Ильин день не пускали животных в дом - боялись, что это  злой  дух, которого стрела громовержца может настигнуть в избе, и изба сгорит.

          К концу августа жатва заканчивалась, женщины заплетали последние

несжатые  колоски  «Велесу  на  бородку»,  молили  землю  вернуть   уставшим крестьянам силу. Последний сноп, так же как  и первый, считался  магическим, его  сохраняли до Нового года, он символизировал благополучие дома.

          Окончание  жатвы -  большой   праздник:  крестьяне   в   складчину устраивали  пир,  веселились,  славили  свою  работу.   Сжатый  хлеб   перед молотьбой просушивался  в овинах  -  специальных   срубах,  в  которых  снопы помещали в верхней части на жердях, а в низу разводили костер.  К  несчастью овины  часто  сгорали  вместе  с  урожаем,  эта  беда  считалась  делом  рук овинника. Крестьяне пытались умилостивить духа, принося ему жертвы.

           Праздник Праскевы Пятницы - 28 октября, когда собран урожай, скот не гоняют в поле, начинаются зимние домашние работы: прядение, ткачество, подготовка приданого и т. д.

        Цикл земледельческих работ завершался  осенним Егорьевым  (Юрьевым днем)  - 9 декабря. 

В результате многовековых наблюдений славянами был создан свой календарь, в котором особенно ярко выделялись следующие праздники, связанные с земледельным циклом: Праздник первых ростков - 2 мая; Моления о дожде - с 20 по 30 мая; Ярилин день - 4 июня; Моления о дожде - с 11 по 20 июня; Праздник Купала - 24 июня; Моления о дожде - с 4 по 6 июля; Отбор жертв для праздника Перуна - 12 июля; Моления о дожде - с 15 по 18 июля; Праздник Перуна - 20 июля; Начало жатвы - 24 июля; "Зажинки", окончание жатвы - 7 августа. Годичный цикл древнерусских празднеств складывался из разных элементов, восходящих к индоевропейскому единству первых земледельцев. Одним из элементов были солнечные фазы, вторым был цикл молний и дождей, третьим был цикл празднеств урожая, четвёртым элементом были дни поминования предков, пятым могли быть коляды, праздники в первых числах каждого месяца.

2.2. Языческие  представления о смерти

Похоронные причитания фиксируют постоянные формулы посмертной персонификации умершего как показатель его «перехода» в иную форму бытия. В причитаниях смерть, персонифицируясь, не получает, как правило, ясного антропоморфного облика, что позволяет воспринимать ее как высшую, неведомую, таинственную силу. Это, безусловно, поздняя перекодировка образа. О более ранней образной природе смерти в русских похоронных причитаниях свидетельствует целая цепь определений – «голодная», «неуемная», «недосужная», «смерть-злодей», «змея лютая», постоянный антропоморфизм ее действий: она приходит не спросясь, украдкой, никогда не стучится в ворота и пр. Не нарушает общую систему рассуждений и способ ее перевоплощений - когда неопределенность облика смерти, ее нечеткость сменяется видимым конкретным превращением в ворона. Подобный путь «прояснения» образа мысленно ставит параллель с мифами, космогоническими в частности, где непредставимое только путем превращения получало вполне конкретный осязаемый облик. Смерть, так же как и мифах, где зооантропоморфным тотемным существами приписывалась способность с легкостью менять свой внешний облик, предстает то в образе «калики перехожей», о неожиданно теряет видимые очертания, то вдруг многократно и последовательно перевоплощается. Смерть (как болезнь и горе) тоже имела, по всей видимости, на какой-то определенной стадии развития и постоянный антропоморфный облик. Смерть, как и все живое, была смертна, а поэтому ее должно похоронить так же, как мертвого. В обрядах Смерть хоронят, чтобы ее не было. Момент возможного «вторичного» возрождения, столь важный в земледельческих обрядах, здесь отсутствует. Похоронные причитания дают разную интерпретацию посмертного существования. На «житье вековечное» покойного собирают, «снаряжают» по всем правилам земного этикета - дают ему еду, домашнюю утварь, в степных районах - коня и пр. Все это подтверждается этнографическими и археологическими данными. «Перед уходом похоронной процессии с кладбища под гроб…» (в том случае, если умершего предавали земле) «…кладут дары. Чаще всего они состоят из еды, трубки умершего и табака. В своей новой жизни в царстве мертвых у покойника должно быть все необходимое. Рядом с гробом вешают большую плетеную сумку, чтобы дух покойного мог собирать ягоды по пути и питаться ими.»

Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь границей, после которой начиналась «новая жизнь» в «новом мире». Раз после смерти жизнь будет продолжена в другом месте, то для человека "пал ужас смерти" существование человека на земле оказалось только одним из звеньев в цепи всех отошедших поколений. «Переходный» период умершего заканчивался на земле его уходом в иной мир, но он мог вернуться на землю вновь в любом другом облике, в том числе и в лице своего потомка. Поэтому могилы и курганы предков располагались бок о бок с усадьбами живых: то были даже не два разных мира, а единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее оказывались расположенными и тесно сосуществующими. Предки и потомки составляли единую сакральную общину. Мир по ту и по эту сторону мало чем отличался один от другого. Он мог совпадать полностью, быть тождественным земному. Тогда покойный, покинув этот мир находит своих ранее умерших сородичей и начинают жить вместе с ними. Поскольку загробный мир подобен земному, то и там возможно умирание с последующим возрождением на земле. Тайна смерти и посмертного существования была одной из определяющих идей языческого мировоззрения. Не случайно со времени появления человека и до настоящего времени ни одно явление не вызывало в нем столько сильных эмоций и такого напряженного процесса мысли, как смерть, это странное, непонятное явление.

Особое место среди языческих обрядов занимал обряд погребения. На протяжении длительного периода сильно колебалось соотношение двух основных видов погребального обряда - сожжения (особенно у восточных и частью у западных славян) и трупоположения (с 10-12 вв. повсеместно), часто хоронили или сжигали в лодке (пережиток водяного погребения). Первобытное погребение скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение эмбриона в чреве, было связано с верой во второе рождение после смерти. Поэтому умершего и хоронили подготовленным к этому второму рождению. Праславяне еще в бронзовом веке поднялись на новую ступень и отказались от скорченности Вскоре появился совершенно новый обряд погребения, порожденный новыми воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в каком-либо другом существе (звере, человеке, птице...), а перемещается в воздушное пространство неба. Культ предков раздвоился: с одной стороны, невесомая, незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех земледельцев, у которых не было искусственного орошения, а все зависело от небесной воды. С другой стороны, благожелательных предков, «дедов», необходимо было связать с землей, рождающей урожай. Это достигалось посредством закапывания сожженного праха в землю и постройки над погребением модели дома, «домовины». Умершие делились на две категории. Это «чистые» покойники, умершие естественной смертью: от болезни, старости, - их называли обычно, безотносительно к возрасту и полу, родителями; другая – «нечистые» умершие (мертвяки, заложные), те, кто погиб неестественной, насильственной или преждевременной смертью: убитые, самоубийцы, утопленники, опойцы (те, кто умер от пьянства), колдуны. Отношение к этим двум категориям умерших было также различно: «родителей» почитали, смотрели на них как на покровителей семьи, а «мертвяков» боялись и старались обезвредить. Если покойник, по народным верованиям, был чем-то обделен во время похорон (например, не был соблюден обычай обязательной жертвы ему), то он «не простит, а свое возьмет».