Специфика интеграционных процессов в Азиатско-Тихоокеанском регионе

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Декабря 2013 в 11:28, дипломная работа

Краткое описание

В последние десятилетия Азиатско-Тихоокеанский регион – одна из самых обсуждаемых тем в международной политической аналитике. Начало тысячелетия было провозглашено «Тихоокеанским веком», а сам АТР – новым центром интеграционных процессов.
АТР действительно стал площадкой, где функционируют форумы, региональные объединения, действуют двусторонние и многосторонние соглашения. Однако огромное количество этих площадок и договоров, вместе с многочисленностью и разнородностью самих акторов, делает АТР настолько сложным для понимания, что некоторые исследователи сомневаются в его существовании.
Региональная интеграция должна рассматриваться в гегельянском ключе, как процесс, который следует за глобализацией, но, в конечном итоге, вступает с ней в антагонизм. Если глобализация расширяет границы, то свойство интеграции, наоборот, в сужении, в консолидации определенного региона. Исходя из этого, в АТР, с его разнородным, неопределенным составом участников, никаких интеграционных процессов не происходит.

Вложенные файлы: 1 файл

Integration+in+Asia+Pasific.doc

— 402.00 Кб (Скачать файл)

Однако США оставили Восточную Азию ненадолго. Уже в середине 70-х гг. стало понятно, что быстрыми темпами развивающаяся Япония и следующие за ней НИСы ЮВА становятся главным «локомотивом» регионального экономического прогресса. Это стало благодатной почвой для начала в США дискуссии о «тихоокеанском веке». 

 

Политическая, продиктованная биполярностью международной системы, повестка сменяется экономической. Интересно объясняет «переоценку» Восточной Азии Штатами американский ученый марксистского толка Брюс Камингс. По его мнению, дискурс о «Тихоокеанском кольце» (термин-аналог АТР того периода) – это искусственный конструкт, построенный на интересах американских экспортеров на азиатские рынки и импортеров азиатских товаров. Эти интересы лоббировались в исследовательских центрах, спонсируемых направленным в соответствующий регион бизнесом8.

Вот как профессор Камингс пишет об этом в своей статье: «примером тому может служить Школа международных отношений им. Генри Джексона при Вашингтонском Университете (хотя еще не названная в честь сенатора Джексона до 1983), которая спонсировалась Боингом, Вейерхаузером и другими корпорациями, в Сиэтле, который уже вступал в Тихоокеанский век. Другой пример – это факультет международных отношений и тихоокеанских исследований Калифорнийского Университета в Сан-Диего. К сегодняшнему моменту у нас есть множество других академических центров «исследований тихоокеанского кольца»»9.

Камингс трактует термин «Тихоокеанское кольцо» как классовое определение Азии. Во-первых, в это «сообщество» входили, разумеется, только капиталистические государства, соответственно, без учета Вьетнама, Кампучии, Индонезии, Китая.

Во-вторых, государства региона четко делились на две категории. С азиатской стороны – развивающиеся страны с дешевой, но качественной рабочей силой, а с западной стороны – развитые государства с высокой покупательной способностью.

 

Отвечая на поставленные в начале главы вопросы,  необходимо остановиться на этом моменте и  подвести предварительный итог. С конца Второй мировой войны и вплоть до 80-х гг. ни Азиатско-Тихоокеанского региона, ни одного из его ранних аналогов, будь то «стран бассейна Тихого океана» или «Тихоокеанского кольца», в качестве некой экономической или политической целостности попросту не существовало.

Здесь можно сделать два наиболее существенных вывода об особенностях Азиатско-Тихоокеанского региона.

Вывод 1. АТР определяют не объективные процессы региональной экономической интеграции, а конкретная политическая повестка, политическая воля ведущих, наиболее развитых государств, имеющих в «АТР» свои конкретные национальные интересы. Этим и объясняется крайняя расплывчатость, неточность в определении региона. Разумеется, в теории международных отношений само  понятие "регион" довольно сложное для понимания, так как включает в себя не только географические рамки. В определении региона существует, например, такая система критериев в качестве оснований для выделения региона:

· общность исторических судеб;

· наличие свойственных только этой группе особенностей культуры (материальной и духовной);

· географическое единство территории;

· сходный тип экономики;

· совместная работа в  региональных международных организациях10.

Разумеется, соответствие «региона» всем этим критериям вряд ли возможно на практике, но в случае с Азиатско-Тихоокеанским регионом не выполняется ни один. В АТР между государствами никогда не существовало «общности исторических судеб», но и региональные вызовы, с разрядкой международной напряженности в 80-х, ставящие страны перед общими задачами, также исчезли.

Следует отметить, что регион характеризуют не только вышеупомянутые критерии, он может быть построен совместными усилиями составляющих его государств, так называемая «интеграция сверху», если для этого есть экономические стимулы, например, торговые взаимные выгоды. Применительно к АТР можно говорить об экономических интересах, однако, проблема заключается в том, что эти интересы не носили взаимного характера.

АТР существовал только как некий конструкт, который, к  концу описываемого в этой главе  периода, отражал внешнеполитический курс Соединенных Штатов на усиление своего присутствия в Восточной Азии.

 

Вывод 2. Переключаясь с Соединенных Штатов на Восточную Азию, заключается в том, что последняя становится связующим звеном всей  тихоокеанской региональной архитектуры. Какая бы организация ни создавалась в рамках необъятного АТР, в ее основе будут страны-члены АСЕАН, Япония, Южная Корея и Китай.

 

 

С 1989 года, а именно с  создания форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества можно  говорить о новой вехе регионализма. Хоть его создание и принято приписывать Австралии, но по сути это плод усилий тех «эпистемических сообществ», чья деятельность культивировалась в рамках созданных в конце 60-х годов PAFTAD, PECC и PBEC. Эти организации стали площадкой для переговоров и дискуссий в высших политических, академических и деловых кругах, что дало толчок к возникновению влиятельных групп людей со схожими представлениями о региональном строительстве.

Пока Соединенные Штаты  и Япония были увлечены действиями друг друга, инициативу на этих площадках перехватила Австралия, имевшая в АТР чисто экономические интересы и крайне заинтересованная в большей торговой либерализации. К моменту создания АТЭС, благодаря австралийским усилиям, повестка в организациях-предшественницах Форума уже была неолиберальной. К 1989 году международная обстановка разрядилась достаточно для того, чтобы вновь запустить «Азиатско-Тихоокеанский» проект по правилам капитализма и свободной торговли.

Развитие теперь уже  Азиатско-Тихоокеанского региона пошло  по двум направлениям. Первое из них, экономическое – осуществлялось по вектору вышеупомянутого АТЭС. Второе, политическое, обусловленное актуальностью проблемы обеспечения региональной безопасности, было создано в рамках АРФ в 1994 году.

В один миг «Азиатско-Тихоокеанская повестка» стала чрезвычайно актуальна – в рамках АТЭС встречи проводились ежегодно, что говорит о большом интересе участвующих «экономик», как было принято называть участников из-за проблемы Гонконга и Тайваня. Однако само их участие в качестве независимых членов, само достижение консенсуса с Китаем по этому вопросу уже было достаточным условием для многочисленных прогнозов большого будущего форума.

Оценка форуму АТЭС, а  также другим транстихоокеанским и  восточноазиатским площадкам будет  дана позднее, однако представляется необходимым сделать некоторые замечания, учитывая задачу изучить саму структуру АТР.

 

Все эти площадки имеют одну особенность. Вот что отметил Директор новозеландского центра исследований АТЭС Роберт Сколлей в своей лекции, посвященной Форуму, 20 февраля 2012 г. в Москве: «Другим важным событием в ранние годы существования Форума стало достижение консенсуса среди стран АСЕАН на встрече в Кучинге в 1990 году по вопросу поддержки деятельности АТЭС. «Кучингский консенсус» определил свод правил, на основе которых АТЭС действует и сегодня: равенство и равноправие, всеобщая выгода, и признание различий в уровне развития экономик-участниц. Кроме того, важной характеристикой АТЭС является то, что все соглашения заключаются строго на добровольной основе, а решения принимаются только на основе консенсуса»11.

Принципы, которые нужно  здесь отметить, это «на добровольной основе» и «на основе консенсуса», потому что они фактически являются переформулировкой принципов АСЕАН, которые вошли в обиход под общим названием «the ASEAN way».

Вывод из этого следует  очевидный – во всех региональных организациях, в каких бы рамках они бы ни оперировали, ведущую роль играют страны АСЕАН. Они задали правила  игры в АТЭС, и это не говоря о  таких  структурах как АРФ, где верховенство АСЕАН следует из самого названия, и АСЕМ. Как пишет ведущий научный сотрудник Центра азиатско-тихоокеанских исследований ИМЭМО РАН Е.А. Канаев: «… Ассоциация отвечает за «маршрут» и «правила движения» диалога. Партнеры же принимают это как данность, хотя многие заметно превосходят Ассоциацию по экономической мощи и политическому влиянию»12.

 

Таким образом, после  нескольких десятилетий тихоокеанского регионализма, многочисленных смен концепций  «региона» в зависимости от тех, кто стоит у власти в ведущих странах, к концу века окончательное слово в региональной повестке перешло к странам АСЕАН. И теперь, для того, чтобы определить направления строительства «тихоокеанского сообщества», нужно обращаться к дискурсу внутри Ассоциации.

 

В 90-х годы внутри АСЕАН  существовало два сценария, по какому пути развивать региональное сотрудничество, и что, в конечном итоге, понимать под регионом. Часть стран выступала  за рассмотренные выше механизмы  сотрудничества в рамках АТР, среди  них были в основном те, у которых были тесные связи со Штатами, например, Сингапур.

Довольно часто можно  услышать точку зрения, что США  интенсивно давили на своих союзников  в Восточной Азии, чтобы протолкнуть  свои интересы в региональных экономических  организациях и политических площадках. С этим можно согласиться, но только отчасти. Нельзя поспорить с тем, что Штаты имеют огромное влияние на все международные процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе и в Тихоокеанской Азии, в частности. Штаты имеют несравненно больше мощи и влияния для того, чтобы добиваться нужного результата по необходимым вопросам. Однако представляется неверным списывать на это «политическую несамостоятельность», о которой говорят, описывая внешнюю политику стран Восточной Азии. На сегодняшний момент Соединенные Штаты являются единственной в мире сверхдержавой, и их влияние на мировую политику действительно велико. Но если взять, к примеру, внешнюю политику Евросоюза, то ее нельзя назвать несамостоятельной, несмотря на то, что интересы Штатов в Европе проявляются так же, как и в Азии, если не сильнее.

Если причина не совсем в тяжеловесных Штатах, то тогда очевидно следует взглянуть на сами страны Восточной Азии. Представляется некорректным суждение, что они лишь «жертвы» американского влияния, их политической и экономической экспансии. Здесь, прежде всего, необходимо выделить Японию, которая в целом была довольна существующим положением дел. Как пишет о ней член-корреспондент РАН, японист М.Г.Носов: «пользуясь американскими обязательствами по обороне Японии, она не только экономила значительные ресурсы, но и имела возможность избегать участия в американских военных авантюрах»13.

Примерно то же самое  можно сказать и о тех странах  АСЕАН, которые связаны с США  аналогичными «договорами безопасности». Асеановцы искренне считали, что никакой мультилатерализм, никакая региональная организация не сможет обеспечить их безопасность лучше, чем их двусторонние договоренности со Штатами. А если уж и создавать региональную группировку, то определенно она не будет иметь смысла без американцев.

 

Однако далеко не все  восточноазиатские страны разделяли эту позицию, поэтому необходимо вернуться ко второму сценарию регионального развития. Часть стран ЮВА, и в их главе следует признать Малайзию, с начала 90-х годов впервые начала отстаивать «закрытый регионализм», ограниченный рамками Восточной Азии. Началось все в 1990 году, когда должен был по первоначальным планам закончиться Уругвайский раунд Всемирной Торговой Организации. Махатхир Мохамад, на тот момент премьер-министр Малайзии, выступил с жесткой критикой АТЭС и факта участия стран ЮВА в региональном интеграционном объединении наряду с западными странами. Впервые столь громко зазвучала идея «Азия для азиатов», представленная Мохамадом в концепции Восточноазиатской экономической группировки/ совета (East Asian Economic Group/Council).

И хотя в то время инициатива не реализовалась, но уже в 1996 году была организована первая встреча в рамках механизма АСЕАН+3 (страны АСЕАН, Китай, Япония, Южная Корея), где состав членов был в точности как в предложенной Мохамадом группировке, за исключением Вьетнама, который присоединился к «асеановцам» в 1995 году. Первые саммиты в формате АСЕАН+3 совпали с Азиатским финансовым кризисом поздних 90-х гг., когда Азия была оставлена «товарищами» по АТР.

 

АТЭС был признан неэффективным, дискуссии о «Тихоокеанском веке» угасли, и новым модным словом в литературе о мировой политике стал «восточноазиатский регионализм». Второму дыханию не поспособствовало даже присоединение к Форуму тихоокеанских стран Латинской Америки. Это лишний раз служит доказательством тому, что Азиатско-Тихоокеанский регион - это конструкт, целиком построенный на центральном положении Восточной Азии.

Однако теперь возникла проблема быстро набирающего силу и  экономическую мощь Китая. Если раньше это не так бросалось в глаза, так как в рамках тихоокеанских площадок Китай было кому сдерживать, то теперь, оставшись с ним наедине в АСЕАН+3, перед остальными партнерами встала серьезная задача. Традиционно, региональный «баланс сил» поддерживала Япония, но в то время как Китай бурными темпами рос, японская экономика, наоборот, замедлила темпы роста, и задачи преодолеть «потерянное десятилетие» 90-х гг. были для нее первостепенны. «Замкнуть» регион четкими территориальными рамками не получилось, и в качестве механизма сдерживания Китая, благодаря японским усилиям был запущен диалоговый механизм АСЕАН+6, включающий кроме «тройки», Австралию, Новую Зеландию и Индию.

 

Казалось бы, региональная интеграция если не замкнулась территориально, то определенно окончательно оформилась в рамках общей концепции Восточноазиатского сообщества. Если «индийская» карта, наряду с «австралийской» и «новозеландской», еще разыгрывалась, то США, Латинскую Америку и Россию в восточноазиатский регионализм уже не звали. Интрига осталась, однако она заключалась только в том, какой же механизм АСЕАН возглавит «сообщество» - АСЕАН+3 или АСЕАН+6. Создание в 2005 году Восточноазиатского саммита проблему не разрешило – многие главы государств АСЕАН четко заявляли, что ВАС – лишь проявление мультилатерализма, и в «сообщество» ни индийцы, ни австралийцы, ни новозеландцы не войдут14.

 

Но уже в 2010 году произошли  совершенно неожиданные события. Во-первых, произошло расширение Восточноазиатского саммита за счет вступления США и России, что само по себе уже означало возвращение к риторике в рамках АТР.

Более того, в 2010 г. начались полномасштабные переговоры по Транстихоокеанскому партнерству между 12 странами АТР, что фактически можно расценивать как возрождение АТЭС.

Информация о работе Специфика интеграционных процессов в Азиатско-Тихоокеанском регионе