Кризис в Европейском союзе

В дальнейшем должно было произойти постепенное слияние государственных суверенитетов, которые будут реализовываться государствами-членами не поодиночке, а через единый механизм федеральной власти в рамках европейской интеграционной организации, решения которой обладают верховенством по отношению к внутреннему праву государств-членов и наделяют правами и обязанностями непосредственно граждан этих государств, обладающих гражданством это интеграционной организации.

Такова была схема развития европейского интеграционного процесса, представленная федералистами. И именно к реализации такой программы была приспособлена структура институциональной системы Европейского Союза, которая напоминает систему государственных органов федеративного государства.

И именно это явилось корнем тех проблем, которые стоят перед Европейским Союзом сегодня.

Европейский Союз в его нынешнем виде превратился в крупный центр политической власти, наделенной отдельными атрибутами власти федеральной, которые характеризуются:

1) наличием правовой системы, напоминающей  правовую систему федеративного  государства;

2) единым экономическим пространством;

3) существованием европейского  гражданства.

Все это следует отнести к значимым достижениям федералистов. Однако уже при обсуждении и ратификации Маастрихтского договора — первого правового акта Европейского Союза, относящегося ни к его отдельным опорам, а ко всему Союзу, — обнаружился целый узел противоречий. Оказалось, что европейские государства были готовы к уступкам своего суверенитета в пользу наднациональных органов Союза только до тех пор, пока интеграция не зашла слишком далеко. Но когда наднациональные институты Союза достаточно окрепли для того, чтобы составить конкуренцию национальным институтам в сфере совместной компетенции, национальные правительства предпочли путь частичных реформ, которые не затрагивали бы существенные вопросы государственного суверенитета государств-членов, то есть ограничились поправками с помощью ревизионных договоров.

Первые такие поправки были одобрены в 1997 г. и вступили в силу с 1999 г. — Амстердамский договор, в качестве приложения к которому вступил в силу «Протокол о применении принципов субсидиарности и пропорциональности», направленных на подпитку национального момента в Европейском Союзе в ущерб наднациональному.

Субсидиарность выступила как своего рода принцип государственного устройства, согласно которому властная пирамида должна строиться снизу вверх, а не наоборот, т.е. в компетенцию вышестоящих органов должны передаваться лишь те вопросы, которые не могут быть эффективно решены на уровне нижестоящих. Именно такая структура аппарата управления в Европейском Союзе могла служить защите национальных интересов и стать гарантией неприкосновенности для национальных суверенитетов.

Принцип пропорциональности подразумевал, что любое действие в Европейском Союзе должно быть соразмерно, то есть осуществляться на том уровне, на котором возможно достижение наилучшего результата.

Вопрос, поставленный на начальном этапе европейской интеграции: усилится ли давление на национальное государство сверху с помощью наднациональных структур, или же это произойдет снизу, с помощью создания европейских региональных структур, которые в перспективе могли бы ослабить национальные государства — решился отрицательно.

Федералистам не удалось создать массового движения. Решающие шаги в деле европейской интеграции связаны, в первую очередь, с именами отдельных политических деятелей – Монне, Шумана, де Голля, Аденауера, де Гаспери и др. Федералистское направление было оттеснено на задний план.

Все правовые акты Европейского Союза, начиная с Маастрихтского договора и заканчивая Лиссабонским договором, укрепляли позиции сторонников центробежного направления.

Это направление связано с концепцией «Европы государств» или «Европы отечеств», которая стала одним из первых проявлений борьбы за национальную идентичность в период после Второй мировой войны, когда были сильны федералистские устремления, подпитывавшиеся тезисом о том, что государства существуют для войны, как по своему происхождению, так и на каждом этапе своего развития13.

Отличительной чертой европейской интеграции является ее наднациональный характер, однако это не означает, что национальные государства теряют часть суверенитета. Напротив, интеграция усиливает национальные государства, расширяя поле национальных интересов, и дает им дополнительные возможности. Именно в таком ключе рассматривал европейскую интеграцию Шарль де Голль. Де Голль одним из первых выдвинул идею «единой Европы». Он мыслил ее как «Европу отечеств», в которой каждая страна сохраняла бы свою политическую самостоятельность и национальную самобытность. Де Голль был сторонником идеи разрядки международной напряженности. Он направил свою страну на путь сотрудничества с СССР, Китаем и странами «третьего мира»14.

Выдвинутая де Голлем концепция «Европы отечеств» была принята во внимание, когда практические шаги, предпринятые Европой в направлении углубления интеграции, привели к продолжительным дискуссиям по вопросу разделения компетенций между институтами Европейского Союза и государствами-членами.

Следует заметить, что в послевоенный период Франция играла особую роль в деле объединения Европы, а европейская политика была одним из важнейших внешнеполитических направлений де Голля. При этом Франция старалась помешать Соединенным Штатам Америки поставить Европу под свой контроль, ведя борьбу за право проводить в Европе самостоятельную внутреннюю политику.

С начала 1990-х представление о европейской интеграции определялось двумя факторами. Первый заключался в том, что все наднациональные институты в рамках ЕС приобрели больший вес, стали вмешиваться в дела, которые всегда считались исключительно национальными. Вторым фактором стала Восточная Европа, которая неожиданно вывела интеграцию на совершенно новый уровень, поставив вопрос о том, является ли малое государство еще актуальным в современной Европе. Стоит отметить, что малое государство и в век глобализации в высшей степени актуально. Поэтому не снимается и вопрос о национальном суверенитете.

Суверенитет — это начало национального государства. Например, для ослабленной после Второй мировой войны Германии суверенитет был существенным фактором самоидентификации. С воссоединением Германии немцы стали по-иному понимать включение Германии в общеевропейскую архитектуру. Это же можно отнести и к государствам Восточной Европы, которые вновь обрели свой суверенитет, после распада мировой системы социализма.

Период между Маастрихтом и Лиссабоном показал, что такой характер интеграции государств привело к росту центробежных тенденций в Европейском Союзе, что и привело к провалу Конституции.

Следовательно, можно сделать вывод, что, с одной стороны, наднациональный интерес в функционировании Европейского Союза становится, казалось бы, важнее, так как сохраняется разработанная в проекте Конституции ЕС законодательная процедура признания ее правительствами стран. С другой — государства-члены сохраняют за собой контрольные полномочия. Ведь закрепление компетенции Союза усиливает гарантии защиты суверенитета государств-членов.

Следовательно, можно говорить о том, что усиление наднациональных институтов Союза привело к усилению контрольных функций национальных парламентов и более широкому вовлечению их в процесс выработки общеевропейских решений. А Лиссабонский договор уточнил, конкретизировал и дополнил те достижения национальных государств на пути усиления роли национального момента, которые были достигнуты в период коренного реформирования Европейского Союза. Основные его нововведения касаются компетенции Союза и государств-членов, а так же принципов разграничения компетенций.

Таким образом, носителями суверенитета в Европейском Союзе являются только государства.

Итак, западноевропейская интеграция состоялась и стала привлекательной для других стран именно потому, что порожденные ею центробежные тенденции оказались  достаточно устойчивыми. Кроме того, сами механизмы интеграции тоже модернизировались.

Однако следует признать, что интегральный федерализм, предлагая модель европейской интеграции, основанную не на национальных государствах, а на европейских регионах, заложил основы будущей нестабильности и саморазрушения в Европейском Союзе.

Внутри Евросоюза и сегодня растет внутреннее напряжение вследствие усиления двух противоположных тенденций – центростремительной, находящей свое выражение в попытках выйти на новый уровень интеграции, и центробежной, когда группа государств добивается возвращения части национального суверенитета от единых органов ЕС. Выражением этой очень сложной и быстро развивающейся ситуации является многократное укрепление политических позиций Германии, падение влияния Франции и особое положение Великобритании, которая уже задумывается над своими перспективами за рамками Евросоюза.

Ситуация вокруг перспективного бюджета ЕС показывает, что Великобритания теряет интерес к Евросоюзу и не готова идти на его дальнейшее развитие. Все говорит о том, что Соединенное Королевство начинает задумываться о новой эпохе своей истории, которая будет проходить в основном вне Евросоюза. Пока не ясно, какие конкретные формы примет это новое положение Лондона: полный выход из ЕС или сохранение в нем членства, но при иной формуле взаимоотношений.

Данная тенденция проявилась в выступлении 23 октября в Берлине министра иностранных дел Великобритании Уильяма Хейга. В ней он изложил концепцию реформы Евросоюза в сторону его минимизации и обрисовал ряд принципиальных положений, которые являются целью Лондона в очередной фазе европейского строительства. Хейг также высказался за дальнейшее расширение ЕС, в первую очередь за счет принятия в его ряды Турции. Касаясь отношения к ЕС в Великобритании, он подчеркнул, что разочарование британцев Евросоюзом велико как никогда.

Также разрыв в мощи между Францией и Германией стал слишком очевиден, а вопросы, разделяющие стороны, имеют фундаментальный характер. Сделанные Парижем различные предложения относительно единых облигаций еврозоны, банковского союза, расходов на создание инфраструктуры ЕС, единой социальной программы союза вызывают в Берлине значительное подозрение.

Ценою помощи Евросоюзу со стороны Германии является принятие другими государствами правил и законов, разработанных Берлином. Немцы настаивают, что они полностью привержены евро и Евросоюзу и намерены заставить их работать.

Таким образом, внутри ЕС сейчас четко обозначились разделительные линии будущего: они ведут к образованию менее многочисленного, но более сплоченного союза, который можно будет назвать "германским".

Глава 3.  Роль Германии в Европейском союзе

3.1. Позиция Германии в Евросоюзе

В последние годы Европейский союз, в который входит уже 27 стран-участниц, все чаще выступает на международной арене с единых позиций. Усиливающаяся политическая интеграция в ЕС традиционно подкрепляется тесными экономическими связями внутри Евросоюза. Но нельзя отрицать, что наибольший авторитет имеют страны, стоявшие у истоков европейской интеграции.

Особый интерес вызывает позиция Германии, давно завоевавшей репутацию главного интегратора и реформатора Евросоюза, по проблеме его нынешнего кризиса, поэтому важной задачей является определение ее места и роли в ЕС, принципы и тенденции ее политики в рамках данного объединения.

Может ли страна, которая со всех сторон граничит с другими европейскими государствами, может ли Германия, имея девять европейских соседей, позволить себе не проводить активную европейскую политику? Находясь в центре нынешнего Европейского Союза (ЕС), немцы особенно заинтересованы в мирном и хорошем добрососедстве. Как экономически сильное и расположенное в центре Европы государство объединенная Германия в первую очередь заинтересована в том, чтобы участвовать в процессе европейской интеграции и в дальнейшем развитии и расширении рамок сотрудничества.

Сразу же после образования на послевоенных обломках «третьего рейха» двух германских государств бывшая ФРГ, провозглашенная 7 сентября 1949 г., стала выступать как активнейший поборник западноевропейской экономической и политической интеграции. В дальнейшем, на рубеже 80-90х годов прошлого века, ФРГ и ее ведущие партнеры по ЕС, особенно Франция и Италия, явно сделали приоритетную ставку на всемерное укрепление ЕС как наиболее приемлемый ответ на опасности, которые влечет за собой глобализация, что нашло отражение в Маастрихтском договоре  и последующих мерах по формированию «Соединенных Штатов Европы» в рамках ЕС-15.

Следует отметить, что Германия выступила не только как главный инициатор создания в 1958 г. Европейского экономического сообщества (ЕЭС), исторического предшественника нынешнего Евросоюза, но и как основной спонсор интеграционных процессов. Первоначально ФРГ стремилась, — и не без очевидного успеха, — добившись роли, по меньшей мере, экономического лидера этого интеграционного объединения, коренным образом изменить к лучшему свое незавидное политическое и геостратегическое положение в мире, сложившееся по итогам Второй мировой войны.

Стремясь для этого ускорить интеграцию вглубь, ФРГ неизменно выступала (и продолжает выступать) как главный спонсор интеграции в ЕС, делая самые крупные взносы в бюджет и получая из него значительно меньшие поступления. Причем это было обусловлено не только принятыми там гармонизированными и обязательными для всех членов этого объединения принципами и нормами формирования и использования общих финансов, но и волей руководства ФРГ. Эти принципы и нормы предельно ясны: страны (и регионы) с ВВП на душу населения выше общего уровня вносят в бюджет ЕС  больше средств, чем они затем получают из общих фондов. Напротив, страны с уровнем развития ниже среднего для ЕС выступают как  реципиенты общего бюджета. Это способствовало сближению уровней развития стран-членов интеграционного блока, что благоприятствовало гармонизации их интересов и прогрессу интеграции вглубь по всем направлениям.