Творчество Гаршина

"Происшествие" — рассказ об том, как влюбился и самоубился Иван Иванович. Влюбился он в Надежду Николаевну, уличную женщину, когда-то знавшую лучшие времена, учившуюся, державшую экзамены, помнящую Пушкина и Лермонтова и проч. Несчастие толкнуло ее на грязную дорогу, и она завязла в грязи. Иван Иванович предлагает ей свою любовь, свой дом, свою жизнь, но она боится наложить на себя эти правильные узы, ей кажется, что Иван Иванович, несмотря на всю свою любовь, не забудет ее страшного прошлого и что ей нет возврата. Иван Иванович после некоторых, слишком, однако, слабых, попыток разубедить ее как будто соглашается с нею, потому что застреливается.

Этот же самый мотив, только в гораздо более сложной и  запутанной фабуле, повторяется в "Надежде Николаевне". Эта Надежда Николаевна, как и первая, что фигурирует в "Происшествии", есть кокотка. Ей тоже встречается свежая, искренняя любовь, ее одолевают те же сомнения и колебания, но она уже склоняется к полному возрождению, когда пуля ревнивого бывшего любовника и какое-то особенное оружие того, кто зовет ее к новой жизни, обрывают этот роман двумя смертями.

"Встреча". Старые товарищи Василий Петрович и Николай Константинович, давно упустившие друг друга из виду, неожиданно встречаются. Василий Петрович когда-то мечтал "о профессуре, о публицистике, о громком имени, но на все это его не хватило, и он мирится с ролью учителя гимназии. Мирится, но относится к предстоящему ему новому амплуа как безукоризненно честный человек: он будет образцовым учителем, будет сеять семена добра и правды, в надежде что когда-нибудь под старость увидит в своих учениках воплощение собственных юношеских мечтаний. Но тут он встречается с старым товарищем Николаем Константиновичем. Это совсем другого полета птица. Он строит какой-то мол и около этой постройки так искусно греет руки, что при пустом жалованье живет в роскоши даже маловероятной (у него в квартире есть аквариум, в некоторых отношениях соперничающий с берлинским). Он нисколько не скрывает своей радости. Напротив, открывает все свои карты и с наглостью человека, теоретически убежденного в правомерности свинства, старается и Василия Петровича обратить в свою веру. Нельзя сказать, чтобы его аргументация отличалась непреодолимой силой, но Василий Петрович парирует его доводы еще слабее. Так что в конце концов хотя и вполне обнаруживается свинство Николая Константиновича, но в сознании читателя в то же время твердо запечатлевается его бесстыдное и безотрадное пророчество: "Три четверти из твоих воспитанников выйдут такими же, как я, а одна четверть такими, как ты, то есть благонамеренной размазней".

"Художники". Художник Дедов есть представитель чистого искусства. Он любит искусство ради него самого и думает, что вводить в него жгучие житейские мотивы, нарушающие спокойствие духа, значит волочить искусство по грязи. Он думает (странная мысль!), что как в музыке непозволительны диссонансы, режущие ухо, неприятные звуки, так и в живописи, в искусстве вообще нет места неприятным сюжетам. Но он даровит и идет благополучно к дверям, ведущим в храм славы, заказов и олимпийского душевного равновесия. Художник Рябинин не таков. Он, по-видимому, даровитее Дедова, но он не сотворил себе кумира из чистого искусства, его занимают и другие вещи. Натолкнувшись почти случайно на одну сцену из быта заводских рабочих или, вернее, даже на одну фигуру только, он стал ее писать и так много пережил во время этой работы, так вошел в положение своего сюжета, что перестал заниматься живописью, когда кончил картину. Его куда-то в другие места, на другую работу потянуло с непреодолимою силою. На первый раз он поступил в учительскую семинарию. Что с ним дальше было, неизвестно, но автор удостоверяет, что Рябинин "не преуспел"...

Как видите, целый ряд  несчастий и целых перспектив безнадежности: добрые намерения остаются намерениями, и то, чему автор по всем видимостям симпатизирует, остается за флагом. <...>

Художественные силы Гаршина, его умение живописать ярко и выразительно, очень значительны. Немного он написал - около десятка небольших рассказов, но они дают ему место в ряду мастеров русской прозы. Лучшие его страницы в одно и то же время полны щемящей поэзии и такого глубокого реализма, что, например, в психиатрии "Красный Цветок" считается клинической картиной, до мельчайших подробностей соответствующей действительности.В рассказах создавшего яркие образы свободолюбивых, способных на подлинный героизм людей из народа.

Для литературы 80-х годов  характерно не только расширение географического  охвата изображаемого, социального  и профессионального круга персонажей, но и обращение к новым для литературы психологическим типам и ситуациям. В гротескных формах, рожденных воображением человека, страдающего душевной болезнью, по-своему отражаются существенные особенности эпохи и звучит страстный протест против произвола над личностью. Хрестоматийным стал его аллегорический рассказы "Красный цветок". душевно больной человек, находящийся в психиатрической лечебнице, борется с мировым злом в образе ослепительно красных цветов мака на больничной клумбе. Характерно для Гаршина (и в этом отнюдь не только автобиографический момент) изображение героя на грани безумия. Дело не столько в болезни, сколько в том, что человек у писателя не в силах справиться с неизбывностью зла в мире. Современники оценили героизм гаршинских персонажей: те пытаются противостоять злу, несмотря на собственную слабость.

Рассказ «Сигнал» открывает перед нами жизнь простого отставного солдата Семена Иванова. Пройдя всю войну и, возможно, не так защищая Родину, как должен защищать солдат, он все же верно служил и точно выполнял все приказания. Даже если они заключались в том, чтобы принести самовар офицерскому составу. Под пулями, с дрожащими руками и ногами, но Семен исправно делал свое дело. В этом и заключается его основная черта характера. Он не задает вопросы, он просто выполняет и благодарит жизнь за то, что пуля его миновала.

После войны, потеряв отца и сына, Семен Иванов получает место  смотрителя на железнодорожной станции. Здесь он сталкивается со своей противоположностью – молодым смотрителем Василием. Второй недоволен своим положением и в отличие от Семена не может  безропотно принимать свое положение. Василий четко видит социальную несправедливость, неравенство, понимает эту закономерность, но конечно ничего не может сделать.

После серьезного столкновения с начальником станции, в котором  Василий получил удар по лицу, он не смог сдержать своих эмоций и  отправился жаловаться в Москву. Только Семен пытался его остановиться и успокоиться. Через четыре дня, когда от Василия нет никакого известия, Семен случайно становится свидетелем преступления. Темная фигура ломом убирает рельсу с места, что однозначно приведет к трагедии. Желая спасти невинных людей, Семен  перебирает в голове множество вариантов, но понимает что за несколько минут  он может остановить поезд только сигналом аварийного красного флага. Не найдя более подходящего варианта, Семен ранит себя и красит рубаху кровью. Ради спасения невинных людей  и неразумного Василия Семен  готов пожертвовать своей жизнью.

Мысль об "одиноком в толпе" в рассказах Гаршина

Мысль об "одиноком в толпе", о безвольном орудии некоторого огромного  сложного целого постоянно преследует г. Гаршина и, несомненно, составляет источник всего его пессимизма. Несчастье  и скорби его героев зависят от того, что все они ищут ближнего, жаждут любви, ищут такой формы общения  с людьми, к которой они могли  бы прилепиться всей душой без  остатка, всей душой, а не одной только какой-нибудь стороной души вроде художественного  творчества; всей душой и, значит, не в качестве специального орудия или  инструмента, а в качестве человека, с сохранением всего человеческого  достоинства. Все они не находят  этих уз и оказываются в положении "пальцев от ноги". Я просил вас запомнить эту метафору шекспировского Менения Агриппы2, влагаемую г. Гаршиным в уста "Труса". Она очень характерна. Вы помните, что "Трус" вовсе не трус. Он не опасности или смерти боится, его гнетет мысль, что он "палец от ноги", что нечто, вне его лежащее, наметило ему цель, дало ему соседа справа, соседа слева и вдвинуло в огромный, чуждый ему поток.

Для выражения своей основной мысли г. Гаршин прибегает еще  к одной, очень характерной тоже, метафоре. Героиня "Происшествия", Надежда Николаевна, публичная женщина, знавшая когда-то лучшие дни, вспоминает в своем дневнике одного из "гостей". Это был болтливый юноша, который  прочитал ей наизусть страницу из какой-то философской книжки; там говорилось, что она и ей подобные несчастные создания суть "клапаны общественных страстей". Надежда Николаевна в  качестве уличной женщины, конечно, всякие виды видала, но "клапанами" она оскорбилась. "Слова гадкие, — говорит она, — и философ, должно быть, скверный, а хуже всего  был этот мальчишка, повторявший  эти “клапаны”". Но она тут  же должна признаться сама себе, что  гадкие слова фактически справедливы, что скверный философ и сквернейший  мальчишка совершенно правы —  она, "общественное животное", как  назвал человека еще Аристотель3, есть только "клапан общественных страстей", орудие, инструмент. Иван Иванович предлагает ей выйти из этого положения, но она уже так плотно обхвачена, что не видит выхода. Та же история, только в более сложном виде, повторяется с другой Надеждой Николаевной.

Доставьте себе удовольствие, перечтите все рассказы Гаршина, и везде или почти везде  вы найдете, может быть не так ясно подчеркнутое, но все одно и то же: лучи все той же скорби о том  специальном и высшем оскорблении, которое наносится человеческому  достоинству превращением человека в те или другие клапаны, в "пальцы от ноги". Вот за эту-то память о  человеческом достоинстве и за эту  оригинальную, лично Гаршину принадлежащую  скорбь мы его и полюбили. Мы хотели бы только видеть его более бодрым, хотели бы устранить преследующие его  безнадежные перспективы. И наша, читательская любовь что-нибудь да стоит  в этом отношении. Мы ведь не безотчетною  личною любовью любим: из нашей любви  г. Гаршин должен почерпнуть веру и  надежду...

 Работая над рассказом "Припадок", посвященным памяти Гаршина, трагически погибшего, Чехов говорил: "Быть может, мне удастся написать его так, что он произведет, как бы я хотел, гнетущее впечатление".

«Припадок», — по признанию  самого Чехова, — это та дань памяти Гаршина (Гаршин Всеволод Михайлович (1855-1888). Известный писатель, рассказы которого проникнуты упадочническими настроениями русской интеллигенции 80-х годов. Сам В. М. Гаршин был жертвой сумеречных настроений своей эпохи. Он говорил  о себе, что пишет "одними своими несчастными нервами и каждая буква стоит капли крови". В  таких рассказах, как "Надежда  Николаевна", "Ночь", "Художники" Гаршин ставил наиболее острые вопросы  своей эпохи. В "Художниках" поставлена проблема об "идейном художестве", причем Гаршин весь на стороне своего Рябова, который пишет картину "Глухарь", с исключительной силой изображающую физические страдания рабочего на производстве. Война нашла свое изображение в замечательных рассказах Гаршина "Четыре дня" и "Из воспоминаний рядового Иванова". Гаршин очень увлекался рассказами Чехова, предсказывая ему громкую известность. "Степь" произвела на него особенно сильное впечатление. Буквально за несколько дней до своей трагической смерти он все твердил о чеховской повести, говоря, что, прочитав ее, он чувствует себя так, "точно нарыв прорвался"), какую он «хотел и умел воздать ему». Гаршин умер 19 марта 1888 года, — в припадке острой меланхолии бросившись в пролет лестницы. 
 
Участвуя в сборнике, посвященном его памяти, Чехов считал своим долгом «публично расписаться в симпатии к таким людям». Гаршин в последние дни своей жизни интересовался Чеховым (Чехов пишет: «много занимался моей особой, чего я забыть не могу») . Лично он мало знал Гаршина — пришлось ему говорить с ним только один раз, да и то мельком. Два раза он заходил к нему домой, и не заставал. 
 
 
11 ноября Чехов писал А. С. Суворину: «Сегодня я кончил рассказ для „Гаршинского сборника“ — словно гора с плеч Накатал чуть ли не 2000 строк. Говорю много о проституции, но ничего не решаю. Отчего у Вас в газете ничего не пишут о проституции? Ведь она страшнейшее зло. Наш Соболев переулок — это рабовладельческий рынок». И, наконец, 13 ноября рассказ был отделан, переписан и послан. Но он получился шире, серьезнее и вышел за рамки задуманного ранее «маленького рассказца», который был заказан для сборника. «Получили? Прочли? — писал Чехов Плещееву. — Небось, сердитесь? Рассказ совсем не подходящий для альманашно-семейного чтения, неграциозный и отдает сыростью водосточных труб. Но совесть моя по крайней мере покойна: во-первых, обещание сдержал, во-вторых, воздал покойному Гаршину ту дань, какую хотел и умел. Мне, как медику, кажется, что душевную боль я описал правильно, по всем правилам психиатрической науки. Что касается девок, то по этой части я во времена оны был большим специалистом». Получив «Припадок», Плещеев писал Чехову 16 ноября: «Мне рассказ этот понравился, напротив, понравилась его серьезность, сдержанность, понравился и самый мотив. Но всё же мы очень боимся, чтоб цензура не вырезала его из сборника. Она не любит, чтоб касались „этого предмета“. Насчет целомудрия строга» 
 
Тема рассказа в передаче самого Чехова о том, что «молодой человек гаршинской закваски — недюжинный, честный, глубоко чуткий попадает первый раз в жизни в публичный дом терпимости». Чехову хотелось написать рассказ так, чтобы он произвел «гнетущее впечатление». Отослав его в сборник, он говорил Плещееву, что теперь его совесть спокойна, хотя «рассказ не грациозный и отдает сыростью водосточных труб». Он ценил в «Припадке» то, что «душевную боль он описал правильно, по всем правилам психиатрической науки». 
 
В рассказе «Припадок», характеризуя своего героя, Чехов писал: «Есть таланты писательские, сценические, художнические, у него же особый талант — человеческий. Он обладает тонким, великолепным чутьем к боли вообще. Как хороший актер отражает в себе чужие движения и голос, так Васильев умеет отражать в своей душе чужую боль».

В.Г.Короленко. Цикл аллегорических повестей,отражающих общественный оптимизм и гуманизм писателя(«Сказание о Флоре», «Парадокс», «Мгновение», «Огоньки»).Сочетание романтизма и реализма в тв-ве писателя.Аллегоризм,символизм,лиризм  описания и т.д.

  К. глубоко вникает  в дела губернского и даже  уездного масштаба. Но он умеет  поднимать местные вопросы на  такую принципиальную высоту, умеет  их так искусно обобщать, что нередко его выступления становятся событиями всероссийского значения.

Консерватизм, любовь к провинциальному  уюту и приволью еще сельской Руси и желание сохранить ее, залечив  все недуги, характерны для поколения 70-х годов, отвергавшего буржуазную цивилизацию. Признавая преимущества Запада и обреченность российского  патриархализма, К. сохранил характерное для народничества чувство недоверия к городу и процессу урбанизации России.это отражается в его произведениях.

От семидесятых годов  до самого конца своей жизни донес  К. и идею долга перед народом, веру в его силу и страстный  интерес к его жизни.                                                                              Он пережил отразивший процесс расслоения деревни кризис народнической идеологии, за которым последовала ее ликвидация. И одним из первых, вступивших на путь ревизии основ народничества, был К. Однако отказаться от народнической фикции единого трудового народа он не мог и не хотел. И все, что способствует сохранению ее, что смягчает классовые противоречия — все это поддерживалось К. Так, в голодный год он приветствует... нищенство как благотворный институт.                  Противопоставление у Короленко "власти" и "общества", ориентация на последнее, а не на крестьянство, как в 70-х гг., и вытекающие отсюда уже чисто политические задачи как доминирующие — все это определено новыми "веяниями" 80-х гг., все это означало начавшуюся эволюцию народничества к либерализму; и публицистическое и художественное творчество Короленко было выражением этого сдвига в широких слоях разночинной интеллигенции после 1 марта. Вождем этой средней интеллигенции, — ее наставником и был К. Но и она, отодвинувшая великие цели вдаль, проникнутая духом оппортунизма, давила на своего вождя, определяла содержание его поучений, заставляла считаться с собой. Пусть этот вождь высоко держал старое общественное знамя, пусть он боролся с приспособленчеством и апатией среднего интеллигента, — в создавшейся вокруг него атмосфере и он был далек от революции, от всякого "насильственного ниспровержения" существующего строя, и он заявлял, что его "точка зрения прямо противоположна максимализму, который считается лишь с конечными целями", и он стоял прежде всего за использование разных "легальных возможностей".