Роман Михаила Александровича Шолохова "Поднятая целина"

Первая книга  романа Михаила Александровича Шолохова "Поднятая целина" вышла в 1932 г., вторая была закончена в конце 1959г. В романе развиваются события, которые  происходили на Дону в самый разгар коллективизации. Создавая "идиллию" колхозной жизни, выдавая желаемое за действительное, Шолохов тем не менее, зная не понаслышке обстановку в Ростовской области, сумел сказать о коллективизации правду, пусть неполную. Начинается коллективизация в хуторе Гремячий Лог под руководством двадцатипятитысячника Семена Давыдова, рабочего Краснопутиловского завода, приехавшего по зову партии, чтобы привести "крестьянина на пролетарском буксире к социализму.

Многое в романе кажется противоречивым, но зачастую закономерным. С одной стороны  мы видим, как меняется нравственный облик казаков. Давыдов старается воздействовать на сознание сельчан своим собственным примером, когда ставит рекорд на самой трудной сельской работе - пахоте: "Умру на пашне, а вспашу десятину с четвертью!", задев этим самолюбие казаков. После этого даже Антип Грач, самый забитый бедностью и неудачами казак, вспахал столько же и почувствовал уважение к себе. Конечно, велика сила примера самого руководителя, человека идейно убежденного, честного, бескорыстного. За несколько месяцев изменилось сознание крестьян: стали казаки трудиться на колхозном поле не за страх, а за совесть. Примером для них служит Кондрат Майданников, совестливый и трудолюбивый человек, который "колхозную копейку уронит, а две поднимет".

С другой стороны - нравственное падение человека. Необходимость расстаться с кровным, нажитым, с теми, кого ты кормил и кто кормил тебя, оборачивается крушением мира для казаков. И как бы в предчувствии конца света, они начинают уничтожать стельных коров и овец, молодняк. В сцене раскулачивания Гаева Шолохов показал окончательное падение людей. Беднота, дорвавшаяся, наконец, до чужого добра, бесчинствует. С упавшего старика Лапшинова Демид Молчун стянул валенки и надел на себя. Ушаков рвал из рук хозяйки гусыню до тех пор, пока не оторвал голову. Любшин щеголяет в шароварах, отобранных у соседа, а жена Ушакова в новой юбке, снятой с кулацкой девки, а детишки их получили одежонку, возможно, с детей Гаева. Даже Андрей Разметнов, председатель сельсовета, отказывается идти раскулачивать, "с детишками воевать". "Разве это дело!… Пришли мы - как они взъюжались…На мне ажник волос ворохнулся!…Бабы - по-мертвому, водой отливали сноху…детей"- говорит он. И так в каждой семье раскулаченных.. Так на практике осуществлялся социалистический гуманизм, который, отвергая общечеловеческие ценности, носил классовый характер - любовь к человеку социально близкому и ненависть к классовому врагу, даже к детям которого не допускалось сострадание: "А они нас жалели?"- кричит Давыдов, вспоминая свое детство. Нагульнов же в припадке ненависти говорит Разметнову: " Жалеешь? Да я..тысячи станови зараз дедов, детишек, баб..Да скажи мне, что надо их в распыл…Для революции надо…Я их из пулемета…всех порешу!" Нагульнов готов все проблемы решать при помощи револьвера: наганом бьет единоличника Банника по голове, заставляя везти свое семенное зерно в общественный амбар, в другой раз с наганом в руках обороняет колхозный амбар от бунтующих баб. Таким образом, грабеж, присвоение чужого были официально разрешены и одобрены, давали законные основания для проявления самых низменных чувств и устремлений - зависти, стяжательства, давая выход злобе, мстительности, т.е. освобождая от моральной ответственности каждого соучастника творимого преступления. Это можно объяснить, но не оправдать, отчасти тем, что обращение людей в иную веру - "колхоз", часто сопровождающееся насильственными методами, требование отказаться от веры в бога, не посещать церковь, которая для русского народа всегда была неотъемлемой частью жизни, поломало привычный стиль жизни, моральные устои. Отчасти тем, что тогда многие, особенно молодежь, с оружием в руках защищая власть Советов, думали, что путь в счастливое будущее лежит через насилие и кровь. Мне кажется, что идея коллективизации потерпела не только физический, но и моральный крах.

Многое критики  сейчас спорят, изменил ли талант Шолохову, в своем романе он написал полуправду. Мне кажется, людям свойственно  идеализировать действительность, когда  они хотят, чтобы было как лучше. Шолохов не избежал этой участи. Заканчивая роман, Шолохов утверждает веру в новую жизнь, мечту о лучшем: "…за невидимой кромкой горизонта алым полымем озарялось сразу полнеба, и, будя к жизни засыпающую природу, величавая и буйная, как в жаркую летнюю пору, шла последняя в этом году гроза". 

Передо мной статья В.Марченко "Хлеб наш насущный" (Лите-

ратурная Россия", октябрь 1990 г.). Читаю: "Сталинская коллек-

тивизация... стараниями вождей революции превратила российско-

го (и не только российского) крестьянина в батрака, отчужден-

ного от земли, лишенного традиций, мудрого постижения се-

лянского бытия... Ни одно общество во всей мировой истории, ни

одно государство  не позволяло себе роскоши так  ненавидеть свое

крестьянство, как  наше..." Тяжелые, жестокие слова. Подобные

им все чаще слышатся с трибун съездов, в различных выступлени-

ях и докладах.

Да, "великий  перелом" в деревне, "революция  сверху" ока-

зались ненужными, разрушительными, ведущими в тупик. Причины 

трагедии и  ее виновники в основном известны, хотя историкам 

предстоит еще  очень много работы. Но большинство людей черпают

свое представление  о той или иной эпохе не из работ  ученых, а 

из художественной литературы. И наши потомки о времени  коллек-

тивизации будут  судить по романам и повестям. А  ведь более яр-

кого произведения о том времени, чем "Поднятая целина", пока

не создано. Недаром  публицисты, говоря о периоде коллективиза-

ции, часто берут  примеры из Шолохова.

Роман этот, как  бы о нем ни судить, прочно и навсегда во-

шел в золотой  фонд русской литературы. В истории  литературы мы

прочтем, что  об эпохе коллективизации писали многие. Почему же

забыты "Бруски" Ф.Панферова, "Лапти" П.Замойского и другие

произведения, а  шолоховский роман живет?

У произведения много достоинств. Оно написано языком

мастера, книга  полна неподдельного юмора, прекрасных описаний

природы, легко  читается. Превосходно описан казачий  быт, точно 

и ярко воспроизведены язык и образ мыслей казаков.

Внимательно читая  книгу, сравнивая ее с теми фактами, ко-

торые стали  известны, с современными произведениями о деревне 

20-30-х годов  В.Белова, Б.Можаева, А.Антонова и  других, мы 

увидим, что Шолохов  в большинстве случаев отразил  эпоху.

Сомнения и  колебания крестьян (обоснованные!), массовый

убой скота, принуждение казаков с помощью пистолета, полный

произвол при  раскулачивании, раскулачивание середняков, расте-

рянность начальства после выхода лицемерной статьи Сталина 

"Головокружение  от успехов" и многое другое  изображены писате-

лем ярко, выпукло, правдиво.

Но, говоря о  книге и отношении к ней, все  время испытыва-

ешь какую-то двойственность. Ведь наряду с правдой Шолохов  до-

пускает и ее искажение в угоду политическим требованиям. Много 

места в романе отведено тому, как бывший белогвардеец создает

тайную организацю "Союз освобождения Дона", чтобы  свергнуть 

Советскую власть. Известно, что эти организации  выдумывались

Сталиным и  его окружением, чтобы оправдать  произвол и реп-

рессии. А убийство Давыдова и Нагульнова? Историки давно  дока-

зали, что рассказы об ужасах "кулацкого террора" служили прик-

рытием террора  против крестьян. А ограбленными и  озлобленными

крестьянами убито  руководителей во много раз меньше, чем унич-

тожено председателей  колхозов самой властью. И тем не менее, я думаю, что Шолохов, как и многие наши

деятели культуры того времени, честно верил, что страна строит

прекрасное будущее. Юность его прошла в огне гражданской  войны 

и последующих  схваток. Возможно, поэтому насилие  не казалось

ему столь ужасным, как нам.

Известно, что  Михаил Александрович сам много  занимался 

созданием колхозов, боролся с недостатками, ошибками и переги-

бами в колхозном  движении на Дону, выручал многих честных  ком-

мунистов, советских  работников, рядовых тружеников от нео-

боснованных репрессий. Вероятно, ему казалось, что эти труд-

ности и "перегибы" можно преодолеть, что в жизни  крестьян

действительно наступят счастливые дни. Во второй части "Подня-

той целины", написанной через 20 лет, чувствуется, что  автор 

пишет уже без  прежнего задора и оптимизма.

Мне лично роман "Поднятая целина" нравится. Я  от души по-

тешаюсь над  выходками и рассказами деда Щукаря, переживаю 

вместе с Кондратом  Майданниковым и другими казаками, когда они 

"со слезой  и кровью" рвут "пуповину", соединяющую... с

собственностью, с быками, с родным паем земли". Я хохочу над 

тем, как Макар  Нагульнов изучает английский язык, слушает по

ночам петухов. Я жалею Давыдова, который мучается от того, что 

не может порвать  с Лушкой, и любуюсь Варей Харламовой и ее

чистым чувством к Давыдову. Мне до слез жалко красавца Тимофея

Рваного. Настоящая, сочная жизнь предстает из романа.

Но что-то мешает ограничиться в выводах. Нет в  этом про-

изведении чего-то, что всегда отличало русскую литературу. Ви-

димо, здесь недостает гуманизма. Ведь почти во всех сценах, в

которых описывается  произвол, автор как бы молча сочувствовал

насильникам.

Судьба "Поднятой целины" доказывает еще раз, что  нельзя

служить идее, которая  призывает строить счастье с  помощью 

жестокости. Писатель прежде всего человеколюбец, а уже потом

политик. Шолохов, выполняя сталинский заказ, как бы оправдывал

своим талантом те неслыханные надругательства  и беззакония,

которые творили  над крестьянством.

К героям романа отношение также противоречивое. Особенно

это касается Давыдова и Нагульнова. Бывший балтийский матрос,

слесарь Краснопутиловского завода подкупает своей силой, чест-

ностью, умением  понять и признать ошибки, отсутствием  заз-

найства. Мы сочувствуем  ему, когда он, надрываясь, пашет  свою

десятину. Нельзя не погрустить над его гибелью. Но мы не можем 

не удивляться легкости, с которой этот горожанин  берется су-

дить о сельском хозяйстве. Нас отталкивает его  отношение к 

"кулакам". Ни разу его не посещать  мысль, что это, прежде все- 

го, люди, имеющие такое право на счастье, жизнь и свободу, как

он сам! После  разговора с секретарем райкома  он размышляет:

"Почему его  нельзя- к ногтю? Нет, братишка, извини! Через твою 

терпимость веры ты и распустил кулака... с корнем его как вре-

дителя".Макар Нагульнов до мозга костей предан идее мировой рево-

люции. Это человек, которому лично ничего не надо, аскет, жи-

вущий ради высших интересов. Но страшно становится, когда  чи-

таешь его признания: "Жа-ле-е-шь? Да я... тысячи станови  зараз 

дедов, детишков, баб... Да скажи мне, что их надо в распыл...

Для революции  надо... Я их из пулемета..." Не такие  ли, как 

Нагульнов, с  легким сердцем ради "революции" и уничтожали

тысячи ни в  чем не повинных людей? Макар ведь не только гово-

рит. Он не задумывается применять силу, чтобы заставить каза-

ков сдать хлеб...

Нет! К настоящей, счастливой жизни подымает людей  не си-

ла, не принуждение. Человек должен почувствовать, что  он хозя-

ин своей судьбы, а не винтик в огромной государственной  маши-

не. Человек хочет быть хозяином над землей не в песне, а на

своем, пусть  небольшом, участке. Он должен есть хлеб, выращен-

ный на его земле  и его руками, а не "отпущенный" властями. Се-