Биография и творчество Публия Овидия Назона

«Героиды»,  состоят из 15 посланий мифологических героинь (Пенелопы, Дидоны, Ариадны и др.) к своим возлюбленным и 3 посланий  героев с ответами на них героинь. «Героиды» сходны с предыдущим сборником Овидия в том отношении, что и здесь риторика любовного языка на первом плане. Однако бросается в глаза и большое различие стихотворений в обоих сборниках. «Песни любви» – произведение достаточно бессодержательное; напротив, «Героиды» полны глубокого психологического содержания, и риторика используется здесь по преимуществу в целях психологического анализа. Разумеется, некоторый риторический схематизм все же остается. Но он здесь весьма разнообразен и часто отличается живыми человеческими чертами.

Овидию принадлежат  еще три произведения, связанные  с тематикой любви: «Медикаменты для женского лица», «Наука любви» и  «Средства от любви». Все эти произведения Овидия о разных любовных приключениях. 

В «Науке любви» писатель говорил:

Est deus in nobis, et sunt commercia caeli:

Sedibus  aetheriis spiritus ille venit.

Saepe tacens obli semina vultus habet.

 

Бог обитает  в душе,  нам открыты небесные тропы.

И от эфирных высот к  нам вдохновенье летит.

Часто в молчанье глухом семя таится вражды.

                                                                (пер. Гаспарова)

Однако тщательное изучение этих трактатов обнаруживает в них такие черты, которые  заставляют нас считать эти трактаты недюжинными произведениями римской литературы. Автор часто обнаруживает большое знание жизни. Сам не желая того, Овидий жесточайшим образом разоблачает растущее нравственное падение римского общества, его погружение в беспринципное приключенчество и отсутствие в нем твердых устоев. Наконец, анализ последних двух произведений открывает склонность поэта к изображению картин природы и к использованию мифологических материалов, сам Овидий шутя говорил: «В мифах всегда для меня нужный найдется пример…»

  Также анализ  обнаруживает высокую технику стиха, доходящего до большой легкости, игривости и непринужденности.

Все это иной раз даже заслоняло собой у  Овидия его фривольную трактовку  любви и придавало ей некоторого рода романтический оттенок. Этим можно  объяснить популярность Овидия во все времена, и притом даже в средние века, когда он породил немаловажную подражательную литературу и явился наставником, например, знаменитых провансальских трубадуров.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Второй период творчества.

Когда Овидий закончил свою любовную трилогию, ему было уже за сорок. Он сам приобрел немалый опыт, в третий раз женился, на этот раз счастливо, у поэта росла дочь. Близ Капитолия находился дом поэта, удобный, хлебосольный, за городом, на берегу Тибра, располагался его сад, место творческого уединения. Здесь поэт задумал два новых труда; ученую поэму «Фасты» ("Fasti") и мифологическую поэму «Метаморфозы» ("Metamorphoses"). Последняя стала главным трудом поэта и принесла ему мировую славу.

 «Метаморфозы» являются главным произведениям этого периода. Здесь поэт использовал популярный в эллинистической литературе жанр «превращения». Но вместо небольших сборников мифов о таких превращениях и вместо эскизных набросков этих последних, которые мы находим в предыдущей литературе, Овидий создает огромное произведение, содержащее около 250 более или менее разработанных превращений, располагая их по преимуществу в хронологическом порядке и разрабатывая каждый такой миф в виде изящного эпиллия.

Dolor ipse  disertum fecerat.

Сама скорбь сделала меня красноречивым.

Так отзывался  Овидий о причинах, побудивших его  написать “Метаморфозы”. Они не дошли  до нас в окончательно обработанном виде, так как Овидий перед своим  отправлением в ссылку в порыве отчаяния сжег рукопись, над которой он в то время работал. Произведение это сохранилось только потому, что некоторые списки его были у друзей поэта, которые смогли впоследствии восстановить его как целое.

Сюжет «Метаморфоз» есть не что иное, как вся античная мифология, изложенная систематически и по возможности хронологически, насколько в те времена вообще представляли себе хронологию мифа.

Историческая  основа «Метаморфоз» ясна. Овидия хотел  дать систематическое изложение  всей античной мифологии, расположив ее по тем периодам, которые тогда представлялись волне реальными. Из необозримого множества античных мифов Овидия выбирает мифы  превращениями. Превращение является глубочайшей основой всякой первобытной мифологии. Но Овидия далеко не столь наивный рассказчик античных мифов, чтобы мотив превращения имел для него какое-нибудь случайное или непосредственное значение. Все эти бесконечные превращения, которым посвящены «Метаморфозы», возникающие на каждом шагу и образующие собой трудно обозримое нагромождение, не продиктованы ли такими же бесконечными превратностями судьбы, которыми было полна римская история времен Овидия и от которых у него оставалось неизгладимое впечатление. С большой достоверностью можно допустить, что именно эта беспокойная и тревожная настроенность поэта, не видевшего нигде твердой точки опоры, заставила его и в области мифологии изображать по преимуществу разного рода превратности жизни, что принимало форму первобытного превращения.

Идеология «Метаморфоз» достаточно сложна. Несомненно, во времена Овидия цивилизованная часть римского общества уже не могла верить в мифологию. Но эта в общем правильная оценка отношения Овидия к мифологии нуждается, однако, в существенной детализации. Несмотря на свой скептицизм, Овидия искреннейшим образом любит свою мифологию, она доставляет ему глубочайшую радость.

Жанры, использованные в «Метаморфозах», так же разнообразны, как и в любом большом произведении эллинистически-римской литературы. Они создают впечатление известной  пестроты, но пестрота эта римская, т. е. ее пронизывает единый пафос.

Одним из самых  существенных моментов художественного  стиля «Метаморфоз» является отражение  в нем современного Овидию изобразительного пластического и живописного  искусства. В связи с живописными  элементами художественного стиля Овидия необходимо отметить его большую склонность к тончайшему восприятию цветов и красок.

Широко представлены пластические элементы художественного  стиля Овидия. Глаз поэта всюду  видит какое-нибудь движение, и опять-таки преимущественно живого тела. Эта пластика часто воплощается в целой картине, с резко очерченными контурами, то красивой, то отталкивающей.

Может быть, самой  главной чертой художественного  стиля Овидия является его пестрота, но не в смысле какой-нибудь бессвязности и неслаженности изображаемых предметов, но пестрота принципиальная, специфическая.

Одновременно  с «Метаморфозами» Овидий писал  еще и «Фасты». Это – месяцеслов с разными легендами и мифами, связанными с теми или другими  числами каждого месяца. До нас  дошли только первые шесть месяцев. Не говоря уже о том, что само это произведение посвящено императору Августу, оно пронизано еще большим раболепством, чем «Метаморфозы». По обширности, обстоятельности и поэтичности изложения «Фасты» Овидия являются непревзойденным произведением из подобного рода литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Третий период творчества

На протяжении третьего периода творчества блеск  художественного таланта Овидия, легкость его рассказов, утонченность и изощренность его художественного  стиля не могли не померкнуть из-за ссылки поэта, когда вместо блестящей жизни в столице он оказался в самой отдаленной части империи, среди полудиких варваров, не знакомых не только со столичной обстановкой, но даже и с латинским языком.

По распоряжениию императора Августа он был сослан из центра Римской империи в далекую причерноморскую колонию Томы (нынешняя Констанца в Румынии) места отдаленные и дикие. Приговор был обусловлен желанием императора сделать из поэта, автора «Науки любви», козла отпущения, виновного в распущенности римских нравов, в т.ч. неблаговидного поведения собственной внучки императора, Юлии младшей. Приговор, означающий разлуку с семьей, близкими, Римом, Овидий воспринял как смерть.

Главными произведениями этого периода являются у Овидия «Скорбные песни» и «Письма с Понта». «Скорбные песни» состоит из пяти книг элегических двустиший. Из первой книги особенной известностью пользуются элегии 2 и 4, где содержится описание бури во время плавания Овидия на место своей ссылки, и элегия 3 с описанием прощальной ночи  в Риме. Все эти элегии Овидия резко отличаются от его предыдущих произведений искренностью тона, глубоким душевным страданием, чувством безвыходности и катастрофы, сердечными излияниями. Остальные элегии первой книги обращены к римским друзьям и к жене и содержат горькие сетования на свою судьбу.

«Письма с Понта» – сплошное жалобное моление к Августу о помиловании. Последние три книги посвящены тяжелым размышлениям о собственной судьбе в изгнании, просьбам о помиловании, обращениям к друзьям и жене за помощью и некоторым мыслям о своем прошлом и своем творчестве. Обычно отмечается элегия (6, 10), посвященная автобиографии поэта, откуда мы узнали о месте его рождения, об отце, брате, об его трех браках, дочери. О ранней склонности к поэтическому творчеству и нерасположенности к служебным занятиям.

К последнему периоду  творчества Овидия относятся также  произведения «Ибис», «рыбная ловля» и «Орешник» – произведения либо малоинтересные в истороко-литературном отношении, либо незаконченные, либо сомнительные в смысле авторства Овидия. Однако, давая общую характеристику последнего периода творчества Овидия, нельзя быть строгим к поэту за однообразие тона его произведений и слишком частые просьбы о помиловании.

Об Овидии распространено мнение, что он не отличался глубиной, не был мыслителем. Но он и не претендовал быть Лукрецием или Марком Аврелием. Его постижение жизни шло художническим путем. Было бы несправедливо считать его поверхностным, особенно когда дело касается душевных переживаний,  сферы эмоций. Кроме того, уже в «Amores» Овидий отдал дань и нелюбовной тематике. Трогательна и торжественна элегия на смерть Тибулла; особо стоит  и элегия 13-я книги III с ее простым, но таким чудесным описание целомудренно-патриархального праздества в честь Юноны в одном из маленьких нагорных городков Лациума.

Судьба Овидия, изгнанника, сосланного властителем, умер него на чужбине, близость его места ссылки к российским пределам сделали римского поэта особенно близким русскому читателю. К образу его обращались многие русские поэты, от Пушкина до Мандельштама. Уже в «Евгении Онегине» он предстает как «певец любви», наставник в «науке страсти нежной», Пушкин посвятил Овидию целый ряд стихотворений («К Овидию» и др.), в которых выразил чувство сходства своей судьбы с овидиевской (тоже сослан, тоже императором,  я те  же  места,  тоже  за  стихи).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

Мало кто  из поэтов сравнится с Овидием  по влиянию на потомков. Мода на Овидия впервые возникла в ходе Возрождения 11–12 вв., в эпоху, которую окрестили Aetas Ovidiana («веком Овидия»). Поэты, выходившие из школ при соборах, подражали Овидию и в придворных поэмах, посвященных прекрасным дамам, и в поэтических посланиях друзьям, но также и в стихотворных переложениях Библии. К примеру, он был любимым поэтом плодовитого Бальдерика (1046–1130), настоятеля Бургульского монастыря, а также бродячих студентов и менестрелей 12 в. Кое-кто прибегал к хитроумнейшим ходам, чтобы навязать Овидию высоконравственные цели, и благодатным полем для столь близких Средневековью аллегорических истолкований оказались прежде всего Метаморфозы. Однако подчас воодушевление заходило слишком далеко, и в числе еретиков, восходивших в Париже на костер, были и такие, кто утверждал, что «Господь вещал через Овидия точно так же, как и через Августина». Лишь на Вергилия Данте ссылается чаще, чем на Овидия, и он же – самый упоминаемый автор у Чосера, имевшего рукопись Метаморфоз, которые были незаменимым источником сведений по мифологии до тех пор, пока Боккаччо и другие авторы не составили компиляции по мифологии. В эпоху Возрождения Овидий вновь вошел в моду. Петрарка и Боккаччо просто напоены им, так же как и Монтень, и поэты Плеяды во Франции, и великие писатели Испании и Португалии. Шекспир, знакомый с Метаморфозами по стихотворному английскому переводу Артура Голдинга, много заимствовал отсюда, в частности излагая историю Пирама и Фисбы, вставленную в Сон в летнюю ночь, и сочиняя заклинания Просперо в Буре. Самодостаточный элегический дистих Овидия повлиял на завершенное А.Попом развитие английского героического дистиха, в первую очередь, быть может, благодаря сделанному Кристофером Марло точному, строка в строку, переводу Любовных элегий (1597). Мильтон также многим обязан Овидию, в особенности в своих описаниях (ср. Нарцисс в Метаморфозах III 413–436 и Ева в Потерянном Рае IV 457–469).

После Мильтона и Мольера, после перевода Метаморфоз, вышедшего в 1717 (Драйден и др.), интерес к Овидию начал угасать. Романы доставляли читателю более занимательные  сюжеты, по вопросам мифологии куда легче было обратиться к справочнику, и даже в области эротики появились более возбуждающие сочинения. Пуритане осуждали Овидия за безнравственность, романтикам не нравилась его жизненная позиция. Овидий уступил место Вергилию, потом на смену латинским авторам пришли греческие, и, наконец, предпочтение было отдано современной литературе.