Эволюция Боярской Думы в 16-17 веках

²⁹ 

Велико было значение Думы во внешнеполитических отношениях. Отметим  падение роли казначеев и возрастание  роли Думы в посольских делах после  смерти Ивана IV. Традиционно члены  Боярской думы имели исключительное право вести переговоры с иностранными послами. Если в последний период царствования Ивана Грозного (в 1572-1584 гг.) главную роль на переговорах играли царские выдвиженцы - думные дворяне , то при Федоре Ивановиче и Борисе Годунове в составе «ответных комиссий» преобладают представители бояр и окольничих. Обычно для переговоров с иностранными послами назначались наиболее доверенные в правительстве бояре и окольничие. Но о результатах переговоров члены ответных комиссий должны были докладывать царю и всем боярам . Бояре возглавляли наиболее крупные и ответственные («великие») посольства в иностранные государства.³⁰

2.2 Порядок заседания и принятия решений

Сиденье о делах начиналось обыкновенно  с того, что начальники приказов докладывали о ходе дел в подчиненных  им ведомствах и вносили на разрешение государя и бояр такие дела, которых  не могли разрешить сами с товарищами. Для доклада дел каждому ведомству  были назначены особые дни:

³¹

После доклада начальников приказов начиналось собственно «сидение бояр», или, как мы привыкли говорить, заседание  Боярской Думы. Обыкновенно заседание  начиналось около восьми часов утра и продолжалось до обеда, т.е. часов  до 12, а возобновлялось вечером, после  вечерни часа на два, на три. Думцы  размещались на скамьях, стоявших по стенам направо и налево от царского места, возле которого, слева, стоял  стол с бумагами, книгами указов и законами, печатью, воском для печатей, чернилами и т. п. К этому столу  подходили за справками и когда  было нужно приложить печать думные дьяки. Думцы размещались на лавках по чинам. Окольничие садились ниже бояр, думные дворяне ниже окольничих, а  в каждом из этих разрядов все размещались  «по породе» и по старшинству.

В XVII веке заседание Думы, или, как тогда говорили, "сидение  великого государя с боярами о  делах", происходили три раза в  неделю: в понедельник, среду и  пятницу. При накоплении дел заседали и каждый день.

Каждое утро съезжались к  царскому дворцу бояре в своих  тяжелых колымагах и «каретах», запряженных рослыми красивыми  лошадьми; каждый экипаж сопровождала толпа верховых и пеших слуг и  бедных родственников боярина. Чем  знатнее был боярин, тем многочисленнее был окружавший его штат. Думные люди меньших чинов приезжали  верхом или приходили пешком; не во всякое время года московская улица  позволяла пробраться по своей невылазной грязи тяжелой боярской „карете», и тогда приходилось старику-боярину  взбираться на смирного заслуженного коня и трястись верхом. В Кремле экипажи и кони оставались на Ивановской площади, и «думцы» шли отсюда пешком к царскому дворцу. Перед  воротами все снимали шапки и  крестились, - творя молитву Иисусову на честной крест, благословляющий всякое доброе вхождение в дом и исхождение из него.

Покончив прения и придя  к какому-либо решению, царь и бояре  приказывали думным дьякам пометить и тот приговор записать. Тогда  думные дьяки писали приговор, начинавшийся словами: «Великий государь, слушав докладной  выписки, указал и бояре приговорили». Если же государь в Думе не присутствовал, то думный дьяк помечал приговор так: «По указу великого государя бояре, той докладной выписки слушав, приговорили». И эти приговоры  имели такую же силу закона; отменить их царь мог только на новом заседании  Думы, «поговорив» со своими боярами. Когда государь не присутствовал  в Думе, первое место принадлежало старшему по отечеству боярину, и  тогда имя того боярина упоминалось  в приговоре.³²

Заседания Боярской думы проводились  в Кремле: в Гранатовитой палате, иногда в личной половине дворца (Передней, Столовой или Золотой палатах), реже вне дворца, например, в опричном дворце Ивана Грозного в Москве или Александровской слободе.

При цари Алексей «сидение с боярами» происходило и в так называвшейся Передней палате, а при его болезненном  состоянии наследника в самой  «комнате» государя, т.е. в его  кабинете.

«Когда совещание открывалось  каким-либо предложением царя, он, высказав свою мысль, приглашал бояр и думных людей «помыслив, к тому делу дать способ». Кто из бояр побольше и поразумнее, те «мысль свою к способу объявляют». Порой кто-нибудь из меньших заявит свою мысль, а иные бояре, бороды свои уставив, ничего не отвечают, потому что  царь жалует многих не по разуму их, а  по великой породе, и многие из них  грамоте не ученые и не студерованные». Эти детальные фигуры молчаливых советчиков с уставленными бородами, неизбежные при обсуждении дела во всяком многолюдном собрании, напрасно иногда принимаются за полную картину заседания Боярской Думы. Они и у Котошихина не закрывают собой других думных людей, «на ответы разумных, из больших и из меньших статей бояр».

Заседания Думы вовсе не отличались молчаливостью. Сохранилось похожее  на протокол краткое и не вполне ясное изложение одного заседания  Думы в 1679 г. с участием патриарха; не видно только, присутствовал ли государь на заседании или нет. Обсуждался вопрос, отдавать ли питейные заведения  на откуп, или едать мирскими выборными головами и целовальниками под присягу, «на веру».³³

Патриарх был того мнения, что  у питейных сборов следует быть головами за выбором Мирских людей, только не приводить их к присяге, чтобы  «клятв и душевредства не было», за воровство же пригрозить выборным конфискацией всего имущества и «казнью по градскому суду», а избирателям тяжелым штрафом.

Бояре возражали, что-де опасно без  присяги, что и под присягой у  выборных было воровство многое, а  «без подкрепления веры» воровства  будет и того больше. Путем обоюдных уступок пришли к такому решению: выборных к присяге не приводить, согласно с мнением патриарха, но не брать и штрафа с избирателей, против которого, вероятно, были бояре, а взыскивать недоборы «по сыску». Значить, совещания Думы сопровождались прениями. Эти прения, как узнаем из других известий, иногда достигали чрезвычайной живости. Сверх чаяний, на заседаниях Думы порой нарушалась та спокойная и натянутая чинность, которая господствовала при дворе московских государей. Нередко бывали «встречи», возражения государю со стороны его советников.

Об Иване III рассказывали, что он даже любил встречу и жаловал  за нее. Из слов Грозного в письме Курбскому  видно, что оппозиция в совете его деда доходила до раздражения, до «поносных и укоризненных словес»  самому государю.

Сын Ивана III, Василий, не был так  сдержан и сам легко раздражался  при встрече. Раз, при обсуждении дела о Смоленске, неважный отечеством советник И. Н. Берсень-Беклемишев что-то возразил великому князю. Государь рассердился, обозвал Берсеня «смердом» и выслал его из Думы с глаз долой, положив на него опалу, «отняв у него свои государевы очи», как говорили в старину о государевой немилости.

Часто обмен мнений переходил в  горячий спор, продолжавшийся до тех  пор, пока спорившие не приходили  к одному решению; говорил свое мнение и государь. Думцы соглашались, или  возражали и спорили, пока не приходили  к решению, примирявшему всех. Прения в Думе затягивались иногда на очень  долгий срок; в 1685 г. целые полгода  обсуждался вопрос: мириться ли с поляками против татар, или с татарами против поляков, и к решению учинить  мир и союз с Польшей против Крыма пришли только после очень  ожесточенных споров. Покончив прения и придя к какому-либо решению, царь и бояре приказывали думным дьякам пометить и тот приговор записать. Тогда думные дьяки писали приговор, начинавшийся словами: «Великий государь, слушав докладной выписки, указал и  бояре приговорили».

Чинное течение заседаний думцев нарушалось иногда местническими счетами, когда щекотливому самолюбию  какого-либо родовитого думца покажется, что сосед не по праву занял место выше, чем ему следует. В такие споры вмешивались все думцы и горячо обсуждали случай. Ведь так льстило самолюбию припомнить при этом и вслух заявить, что мой-де предок великий князь ярославский, а твой всего только из младших ростовских, да и дед мой службой выше твоего. Когда споры затягивались, отряжали дьяка за «разрядными книгами», спорщики посылали на свои «подворья» за «родословцами», и тогда приходилось оставить все дела и рассудить по всем правилам местничества, кто прав из спорщиков. Если же государь осердится и велит спорщикам молчать, тот, кто считает себя обиженным, скорее под лавку свалится, рискуя подвергнуть себя царской опале, но не сядет ниже того, кто ему, по его мнению, не «в версту».

Вообще, в Думе, посвящали много  времени разбору различных случаев  местничества, и «пресветлый царский  синклит», как любили именовать Думу московские книжники, не чуждался даже собственноручно в лице того или  другого из своих членов, расправиться с каким-нибудь «недельным» местником.

Реже нарушался ход думских  сидений, «величанием» какого-нибудь не в меру зазнавшегося боярина. Переспорят такого гордеца, не остается ему что  возражать о деле, он и начнет высчитывать свои заслуги, коря своего спорщика тем, что он и десятой  доли того не сделал. Если зайдет такой  гордец в своих речах далеко, царь велит ему просто замолчать, а  рассердившись очень, вытолкает  велеречивого за дверь, как сделал раз  царь Алексей Михайлович с боярином Милославским, своим тестем, когда  тот вздумал похваляться военными подвигами, которые только собирался  совершить, если ему дадут под  начало войско.³⁴

В 1682 г. князь Хованский, заносчивый и совсем зазнавшийся человек, часто  прерывал спокойное течение думных совещаний, не стесняясь присутствием в палате обоих государей; о чем  ни приговорят бояре, Хованский против всего возражает с великим  шумом, невежеством и возношением, не обращая внимания ни на Уложение, ни на государевы указы; либо примется вычитывать свои службы и поносить своей бранью бояр: никто-де с такой славой и раденьем не служивал, как он, Хованский, и никого среди бояр нет, кто бы ему был в версту, и государство-то все стоить, пока жив он, Хованский, а как его не станет, в Москве будут ходить по колена в крови и не спасется тогда «никакая же плоть». Но все такого рода случаи были редким исключением в правильном ходе чинных думских занятий.

Таким образом, за крепкими стенами московского Кремля, в недоступных глазу и уху простого рядового московского человека палатах царского терема тихо и спокойно шла работа думцев, приводившая в движение весь ход управления Московским государством.

2.3  Делопроизводство

Историки, изучающие деятельность Боярской Думы, чаще всего расходятся в мнении относительно существования  думской канцелярии, а следовательно, и практики обрядов документирования. Одни, как В.О Ключевский, полностью  отвергали существование такого подразделения в составе Думы, мотивируя это тем, что Боярская Дума лишь обсуждала уже подготовленные в приказах решения, и рассылка приговоров тоже происходила из канцелярий самих  приказов. Такое представление могло сформироваться под влиянием известных фактов неупорядоченности самого процесса заседаний Думы; она была очень подвижным учреждением. Заседания могли происходить в Передней, Золотой и Столовой палате Кремля, в царствование Алексея Михайловича в его личном кабинете, либо в селе Измайлово или Коломенское, даже в походной канцелярии. На отсутствие следов деятельности думской канцелярии указывает С.О.Шмидт в одной из своих работ, посвященных российской государственности.

В то же время он ссылается  на известного историка-археографа Н.В. Калачова, аргументировано доказывает, что при Боярской Думе была своя канцелярия-отделение (слово «канцелярия» пришло к нам из петровских реформ), которая регистрировала, рассылала на места приговоры и основанные на них указы, грамоты и другие исполнительные бумаги.

В первые десятилетия существования  Боярской Думы все вопросы государственного и частного характера выносились на ее обсуждение, но постепенно дела, относящиеся к компетенции приказов рассматриваются по месту заведения, а в Думе разрешаются вопросы  только принципиального характера.