Характерные черты русской цивилизации философии Бердяева

Для описания этих разнообразных, но как выяснилось в процессе развития исторического знания ХХ века, тесно  взаимосвязанных явлений сравнительно недавно было введено в научный  оборот особое понятие – менталитет, призванное объединить в себе многообразие смыслов и значений, так или  иначе ассоциирующихся с проблемой  национального своеобразия. Правда, при дальнейшем рассмотрении станет ясно, что понятие менталитет не тождественно понятию национальный характер.

Прежде чем анализировать  понятие менталитета русской  культуры, в общем и целом, разберемся в том, что такое менталитет и  выясним его соотношение с  понятием национального характера. Понятие «менталитет» давно вошло  в состав научной терминологии западной мысли. В зарубежной историографии пионерами в применении этого термина и изучение самого явления, еще в 30-х годах ХХ века стали французские ученые – Марк Блок и Люсьен Февр, принадлежащие к школе «Анналов». Они подразумевали под ним устойчивые, неподвижные структуры духовной жизни. Февр был убежден, что человек изменится в мировидении, в своих ощущениях, глубинах своей физической жизни. Он выделял роль психофизилогических факторов. Другой, более поздний представитель «Анналов» Ж. Дюби писал в работе «История ментальностей», что история как наука с самого начала стремилась стать психологической, ориентируясь не на вмешательство сверхъестественных сил, а на мышление и поведение реальных людей. Историю ментальностей изучали и в Германии. Одни немецкие мыслители рассматривают ментальность, как совокупность представлений способов поведения, реакций, которые не являются отрефлексированными (Г. Телленбах). Другие видят в менталитете групповые представления и способы поведения (Р. Шпрандель), ценностные и познавательные коды (Э. Шулин). Некоторые возводят ментальность к структурам коллективного объяснения действительности (Верненр). Есть мнение, что ментальность – это механизм психологических реакций и базовых представлений социальных групп, т.е. эмоциональных идей и поведения (Граус) [].

 Обратимся к тому, как  трактуется понятие ментальность  «первопроходцами отечественной  науки в этой области знания»,  хотя следует отметить, что главным  образом наши исследователи опирались  на опыт зарубежных предшественников. Вот как достаточно емко определяет  понятие ментальность А. Я. Гуревич: «Ментальность – термин, которым, новая историческая наука, наиболее влиятельное направление современной зарубежной историографии, обозначает главный предмет своего анализа: социально психологические установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. В то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованны в законченные и продуманные системы; ментальности - диффузны, развиты в культуре в обыденном сознании. По большей части они не осознаются самими людьми, обладающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказываниях как бы помимо их намерений и воли…» []. Из этого определения становится ясно, что наибольшую трудность изучения ментальности составляет то, что исследователи имеют на практике дело с мышлением, нормами поведения и чувствами, в то время как ментальность находится глубже этих форм. Дубов И. Г. в своей статье «Феномен менталитета: психологический анализ» отмечает, что даже на западе понятие менталитет не имеет достаточной научной проработки. На этот счет верно замечание западного исследователя У. Раульфа, что: «Ментальность нечто еще не структурированное, некоторая предрасположенность, внутренняя готовность человека действовать определенным образом, область возможного для него. Это «нечто» проявляется, только проецируясь на экран различных социальных практик, материализуется в мышлении, чувствах и действиях» []. Это высказывание Раульфа аналогично мнению А.Я. Гуревича, который отмечает неизбежность расплывчатости понятия при современном уровне изучения ментальности: «Неопределенность, расплывчатость, даже двусмысленность понятия «ментальность», обусловлены не только тем, что это понятие еще недостаточно логически прояснено историками. Эта неясность в отношение ментальностей отражает, я убежден, суть дела: предмет не очерчен четко в самой грани истории, он присутствует в ней повсюду». Под менатльностью он понимает в частности человеческую мысль независимо от того, осознается эта основа людьми или нет, обладают ли люди саморефлексией, обнаруживающей основы своей культурной общности. И в этом случае ментальность обеспечивает отношение людей к миру и ориентирует их деятельность [].

В ходе историографических исследований понятий менталитета  и ментальности, на основе процитированных  мнений необходимо приходишь к выводу, об их некотором различие. Некоторые авторы, высказываются категорически против того, чтобы «плодить сущность без надобности», и прямо пишут о том, что термины менталитет и ментальность являются синонимами. Этой точки зрения придерживается И. Г. Дубов излагая свои мнения в статье «Феномен менталитета: психологический анализ». Такой подход в отечественной историографии был особенно характерен в первой половине 90-х годов, когда в исследовании менталитета в нашей стране делались только первые шаги. Но анализ исследований других современных авторов таких как: Усенко О. Г., Козловский В. В., Пушкарев Л. Н.,  Лесная Л. В., Щученко В. А., позволяет все-таки разграничить эти понятия. Л. Н. Пушкарев, пришел к выводу, что менталитет имеет всеобщее, общечеловеческое значение, в то время как ментальность можно отнести к различным социальным стратам и историческим периодам. Менталитет – представляется как совокупность некоторых относительно устойчивых характеристик, некая абстракция, дающая общее теоретико-методологическое представление на духовную жизнь общества, в то время как понятие ментальность несет в себе указания на изменчивость ментальных характеристик, мало подвижного «ментального ядра». Менталитет определяется как самотождественность культуры, точнее, как существо, ядро, основа этой культуры.

Несмотря на новизну термина, а так же школ изучавших это  явление, исследования и понятия  близкие по своему смыслу и характеру  существовали давно. Долгое время, обозначаемое понятием «ментальность», явление с  переменным успехом называлось синонимами и словосочетаниями, такими как мировоззрение, национальный характер, душа народа, этническая психология, и т.д. Безусловно, подобная «замена» обуславливалась отсутствием  самого термина, который утвердился, в современном понимании, лишь в  начале ХХ века, а в отечественной  литературе, намного позже (80-90гг.). Но важно отметить, что в настоящее  время эти «приравненные определения» не равнозначны.

В 70-х годах ХХ века в  дискуссиях по проблемам специфики  национального самосознания уточнялись понятия национального характера. Отработка инструментария и понятийного  аппарата продолжается до сих пор, что  очевидно из обсуждения таких тем, как  например: соотношение социального  и биологического в национальном характере. В научной литературе можно отследить две точки  зрения. Согласно первой: «национальный  характер не наследуется от предков  а приобретается в процессе воспитания»; согласно второй: «основу национального  характера составляют психофизиологические особенности нации… обусловленные ее генофондом». Правомерность той или иной точки зрения можно лишь утверждать, ссылаясь на выводы авторов о существовании «некого ядра». Приведем высказывания по этому поводу современных ученых: «…национальный характер человека характеризуется целостностью, наличием определенного качественного ядра», «…с течением времени и народы и национальные характеры меняются, как с возрастом – люди, при этом сохраняя неизменчивым свое ядро» []. Этим неизменным ядром в национальном характере являются глубинные слои психики, характерные для данного этноса и являющиеся не чем иным, как константановой основой национального характера. Еще один аспект – это изменчивость национального характера. Многие исследователи придерживаются точки зрения, что национальный характер способен изменяться по мере развития общества: «и народы, и национальные характеры изменяются». Но в какой мере характер подвержен изменениям и насколько устойчиво «ядро» национального характера – цель еще будущих исследований  [].

Вопрос о соотношении  менталитета и национального  характера требует, прежде всего, анализа  двух взаимно обуславливающих их категорий. Связанные друг с другом, отражающие по многим параметрам идентичные реальные свойства субъекта действительности, эти понятия, вместе с тем, имеют  различную смысловую и функциональную нагрузку. Основой национального  характера является антитеза «мы  – они», базирующаяся на объективных этнических (культурных, языковых) различиях конкретных общностей. В «национальном характере» приоритетное значение имеет осознание нацией самой себя, своих интересов и целей, позволяющих сопоставить собственную самость с другими общностями, с одновременно познавательным отношением к комплексу условий своего бытия. Включая в себя познавательный, эмоционально-ценностный и регулятивный аспекты, национальный характер выступает как сложная структурно-функциональная система, как представления о типичных чертах своей общности – представления об общности исторического прошлого своего народа, осознание значимости национальной территории как важнейшего фактора существования данного народа, осознанное отношение к созданным материальным и духовным ценностям  [].

Прежде всего, эта система представляет собой совокупность эмоционально-чувственных проявлений, эмоционально-ролевых устремлений. Национальный характер выражается в скорости интенсивности реакций на происходящие события. Наиболее отчетливо он проявляется в темпераменте: достаточно сравнить, поведение, скажем, англичан и французов, шведов и итальянцев. Так же как и менталитет, национальный характер – понятие по своей сути описательное, - трудно поддается рационально-теоретическому анализу.

Таким образом, менталитет формирует  характер нации, который потом входит в него одним из главных составляющих. Выступая, как определенная основа целостного образа жизни, детерминирующая  как осознанно, так и неосознанно  всю линию жизнедеятельности  субъекта, менталитет растворен в  атмосфере общества, имея наднациональный  характер.

Рассматривая соотношение  менталитета и национального  характера, затрагивается главная  тема данной работы. Проблема русского национального характера давно  вызывает интерес исследователей. В  России работы об этом феномене стали  появляться с 40-х годов XIX века. Их целью  был прогноз развития российского  общества в условиях цивилизационно-культурного выбора. В рамках интересующего нас подхода феномен национального характера интересовал: П. Чаадаева, С. Франка, Н. Бердяева, И. Ильина.

В работах Н. Бердяева тема русского характера получила серьезную  проработку, как и в трудах многих русских философов рубежа XIX – XX веков, таких как Г. Федотова, И. Ильина, Н. Лосского, стремившихся философски осмыслить природу русского духа. Философы начала ХХ века, как и современные исследователи, обращаются не просто к проявленным в истории примерам поведения, а затрагивают те скрытые от человеческого сознания образы, которые влияют на его поведенческую структуру. Ориентируя свое внимание на архаических пластах народного сознания, они верно показывают, что эти сокрытые от собственного сознания силы колоссально определяют весь национальный характер, который как айсберг, лишь частично, поверхностно открывается перед наблюдателем в свете тех или иных качеств.

Вывод: на современном этапе исследования необходимо определить представления о менталитете русской культуры, во взглядах философов начала прошлого века, хотя они и не имели представления о менталитете как о категории. То есть, определить значение работ по изучению национального характера, для современного изучения менталитета русской культуры. Определить насколько «говорили» Н. Бердяев, Г. Федотов, И. Ильин о «менталитете», когда вели свои рассуждения об особенностях русского народа и его характера.

1.2 Антиномичность, как важнейшая черта русского характера в творчестве Н. А. Бердяева

«Русский народ есть в  высшей степени поляризированный народ, он есть совмещение противоположностей. Им можно очаровываться и разочаровываться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть». Такой подход к определению русского характера является основой методологии изучения его в творчестве Н. А. Бердяева. Автора часто упрекают в непоследовательности, бездоказательности и проявлении излишней эмоциональности в размышлениях на волнующие его вопросы. То же можно сказать и о трудах посвященных России. В своих размышлениях, он часто увлекается, мысли порой беспорядочно начинают сменять друг друга, повторяясь из страницы в страницу, из работы в работу и многие исследователи говорят, что здесь трудно говорить о какой либо методологии. Однако все это и есть излюбленный метод Н. А. Бердяева в изучении русского характера – подход, к изучению основанный на принципе антиномичности.

Стоит перечислить основные антиномии русского характера, о  которых говорит Н. А. Бердяев в упомянутой книге и к которым постоянно возвращается в других работах. Первая антиномия касается отношения русских к государству, политике, власти. С одной стороны, Бердяев утверждает, что «Россия – самая безгосударственная, самая анархичная страна в мире. И русский народ самый аполитичный народ в мире, никогда не умевший устраивать свою землю». В качестве небольшого примера Бердяев приводит одну из станиц нашей истории, о том, что в основе Русской истории лежит знаменательная легенда о призвании варяг-иностранцев для управления русской землей. С другой стороны, Россия, по Бердяеву, «самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики». Он говорит о том, что все русские силы отдаются колосу государственности. Интересы созидания и охраны государства занимают особое место в русской истории. Результаты существования двух полюсов русского характера, таких как инстинкт государственности и инстинкт вольнодумия (все подлинно русские, национальные наши писатели, мыслители, публицисты – все были безгосударственниками, своеобразными анархистами) выражаются, по словам Бердяева, в постоянном чередовании разрушительных бунтов вольницы с периодами усиления власти, сдерживающей эту вольницу железной рукой  [].

Несмотря на наличие данной антиномии, анализируя другие труды  философа, можно сделать предположение  о том, что одна ее составляющая все  же перевешивает другую, а именно, анархизм преобладает над державностью в характере русского народа. Так, в работе «Русская идея» мыслитель называет русский народ «народом анархическим по основной своей устремленности», послушание же государственной власти он связывает лишь с колоссальным терпением и покорностью русских. Рассказывая суть этой «основной устремленности» русского народа, Бердяев утверждает, что анархизм присущ как обыденному сознанию, в котором он выражается в аполитичности, нежелании участвовать в политической жизни страны, так и сознанию русских общественных деятелей. По мысли Бердяева, как уже упоминалось, вся русская интеллигенция придерживались без государственного идеала. Среди них философ называет К. Аксакова,            А. Хомякова, М. Бакунина, Л. Толстого и даже Ф. Достоевского.

Блестящую критику тезиса Н. А. Бердяева об анархичности русских дает нам Н. П. Полторацкий. В книге «Россия и революция» он пишет: «В нашей истории действительно были явления анархического порядка, но если бы склонность к анархии была основной чертой русского народа, то очевидно, у этого народа не было бы великого государства и не было бы почти тысячелетней истории. Кроме того, если даже признать, что у русских есть склонность к анархизму, это не значит, что подобную черту нужно возводить в достоинство и культивировать, как это делает Н. А. Бердяев. Скорее, такую склонность следовало бы признать «великим злом» и всячески с этим злом бороться, хотя бы как это делал Константин Леонтьев» []. Подмечая неоднозначность позиции Н. А. Бердяева (объявив анархичность одной стороной антиномии Бердяев сам доказывает, что она есть основная устремленность русского народа, чем и опровергает высказанную им же антиномию), Полторацкий говорит: «Бердяев, по-видимому, и сам чувствует отсутствие твердой почвы для своих идейных построений. Использование же имен Толстого и Достоевского для доказательства тезиса об анархичности русских никак не обосновывается и выглядит неубедительно». Разумеется, в русской истории были вольницы Разина и Пугачева, но были они и в истории других народов. Противоречие между государством и народом не является чисто русским достоянием. По мнению О. Д. Волкогоновой, это универсальная закономерность общественной жизни: власть всегда связана с принуждением, принимать же принуждение вряд ли возможно с радостью. Очень сомнительным был бы вывод об анархичности, скажем, американцев, основанный на широком распространении в США движения хиппи в 60-70 годы. «… но Бердяев именно так и поступал, - вспомнив Разина и Пугачева, указав на Бакунина, он сделал вывод об анархичности всего русского народа» [].