60) Еще однажды, пребывая
в горе и возведя взор, видит
Антоний, что возносится некто
по воздуху, к великой радости
встречающих его. Потом, дивясь
и ублажая таковой сонм, начинает
он молиться, чтобы открыто ему
было, что это значит. И вдруг
приходит к нему глас: «это
душа Амуна, нитрийского инока». Амун
же до старости пребыл подвижником. А расстояние
от Нитрии до горы, где жил Антонии, было
тринадцати дней пути. Поэтому, бывшие
с Антонием, видя дивящегося старца, пожелали
знать причину, и услышали, что (недавно)
скончался Амун; а он был известен им, потому
что часто бывал там и притом много совершено
было им знамений, из которых одно таково.
Однажды настояла Амуну нужда
переправиться через реку, называемую
Ликос; было же тогда полноводие. Амун
стал просить бывшего с ним Феодора отойти
дальше, чтобы не видеть им друг друга
обнаженными, когда будут переплывать
реку. Потом, когда Феодор удалился, Амун
устыдился также сам себя увидеть обнаженным;
но, пока боролся он со стыдом и беспокоился,
внезапно перенесен был на другой берег.
Феодор, также муж благоговейный, приблизившись
и увидев, что Амун предварил его и нимало
не омочился в воде, просить сказать, как
он переплыл. Когда же увидел, что Амун
не хочет сказать этого, обняв ноги его,
стал уверять, что не пустить его, пока
не узнает. Итак Амун, видя упорство Феодора
и особенно ради слова, сказанного им,
сам сперва просить никому не сказывать
об этом до смерти его, и потом объявляет,
что перенесен был и поставлен на другой
берег, вовсе же не ходил по водам; ибо
это совершенно невозможно людям, возможно
же единому Господу и кому Он дозволит
это, как дозволил великому Апостолу Петру.
Феодор рассказал это по смерти Амуна.
Монахи, которым Антонии сказал о смерти
Амуна, заметили день. И когда, через тридцать
дней, пришли братия из Нитрии, спрашивают
их и узнают, что Амун почил в тот самый
день и час, в который старец видел возносимую
душу его. Те и другие много дивились чистоте
души у Антония и тому, как он совершившееся
на расстоянии тринадцатидневного пути
узнал в то же самое мгновение и видел
возносимую душу. 61) Однажды
комит Архелай, нашедши Антония на внешней
горе, просит его только помолиться о Поликратии,
чудной и христоносной девственнице в
Лаодикии. Страдала же она от чрезвычайных
подвигов жестокою болью в чреве и боку,
и вся изнемогла телесно. Антоний помолился;
а комит заметил день, в который принесена
была молитва, и возвратясь в Лаодикию,
находит девственницу здоровою. Спросив
же, когда и в какой день освободилась
она от болезни, вынимает хартию, на которой
записал время молитвы, и после ответа
исцеленной, сам в то же время показывает
запись; и все удивились, узнав, что тогда
Господь избавил ее от страданий, когда
молился о ней и призывал на помощь Спасителеву
благость Антоний. 62) Часто
и об идущих к нему, за несколько дней,
даже за месяц, предсказывал Антоний, по
какой причине идут они. Ибо одни приходили
единственно для того, чтобы видеть его,
другие по причине болезни, а иные, потому
что страдали от бесов. И трудность путешествия
никто не почитал для себя бременем и не
жалел о трудах; потому что каждый возвращался,
чувствуя пользу. Когда же было Антонию
подобное видение и рассказывал он об
этом, — всегда просил, чтобы никто не
удивлялся ему в том, дивился же бы паче
Господу, Который нам человекам даровал
возможность познавать Его по мере сил
наших.
63) Еще однажды, пришедши
в монастыри, бывшие на внешней
горе, когда упросили его взойти
на корабль и помолиться с
монахами; он один почувствовал
сильное и весьма отвратительное
зловоние. Бывшие на корабле говорили,
что есть тут рыба и соленое
мясо, и оттого запах; но Антоний
сказал, что это зловоние иного
рода. Пока еще говорил он, возопил вдруг
юноша, одержимый бесом, который, войдя
на корабль прежде других, скрывался на
нем. Бес, по сделанному ему запрещению
именем Господа нашего Иисуса Христа,
вышел, а человек этот стал здоров, и все
поняли, что зловоние было от беса.
64) И иной некто из людей знатных пришел
к Антонию, имея в себе беса; бес этот был
весьма лют; одержимый им не знал, что приведен
к Антонию, и пожирал извержения тела своего.
Приведшие просили Антоны помолиться
о бесноватом. Антоний, из сострадания
к юноше, молится, и всю ночь проводить
с ним во бдении. Пред рассветом юноша,
внезапно устремившись на Антония, повергает
его на землю, и когда пришедшие с ним вознегодовали
на это, Антоний говорит им: «не сердитесь
на юношу; виноват не он, но живущий в нем
бес.Поскольку наложено на него запрещение
и ведено ему идти в места безводные, то
пришел он в ярость и поступил так со мною.
Поэтому, прославьте Господа. Ибо такое
устремление на меня юноши было для вас
знамением, что бес вышел». Когда говорил
еще это Антоний, юноша тотчас стал здоров,
и наконец, образумившись, узнал, где он,
и приветствовал старца, принося благодарение
Богу.
65) Весьма многие из
монахов согласно и одинаково
рассказывали, что совершено Антонием
много и иного сему подобного.
Но это еще не столько чудно,
сколько пред всем иным наиболее
чудным кажется следующее. Однажды,
пред вкушением пищи около
девятого часа встав помолиться,
Антоний ощущает в себе, что
он восхищен умом, а что всего
удивительные, видит сам себя, будто бы
он вне себя, и кто-то как бы возводит его
по воздуху; в воздухе же стоять какие-то
угрюмые и страшные лица, которые хотят
преградить ему путь к восхождению.Поскольку
же путеводители Антониевы сопротивлялись
им, то требуют они отчета, — не подлежит
ли Антоний какой-либо ответственности
перед ними, а поэтому хотят вести счет
с самого его рождения; но путеводители
Антониевы воспрепятствовали тому, говоря:
«что было от рождения его, то изгладил
Господь; ведите счет с того времени, как
сделался он иноком и дал обет Богу». Тогда,
поелику обвинители не могли уличить его,
свободен и невозбранен сделался ему путь.
И вдруг видит он, что как бы возвращается
и входит сам в себя, и снова делается прежним
Антонием. В это время, забыв о вкушении
пищи, остаток дня и целую ночь проводить
он в воздыханиях и молитве; ибо удивлялся,
видя, с сколь многими врагами предстоит
нам брань, и с какими трудами должно человеку
проходить по воздуху. И тогда пришло ему
на память, что в этом именно смысле сказал
Апостол: по князю власти воздушныя (Еф.
2, 2). Ибо враг имеет в воздухе власть вступать
в борьбу с проходящими по оному, покушается
преграждать им путь. Почему, наипаче и
советовал Апостол: приимите вся оружия
Божия, да возможете противитися в день
лют (Еф. 6, 13), чтобы посрамился враг, ничтоже
имея глаголати о нас упорно (Тит. 2, 8). А
мы слыша это, приведем себе на память
Апостола, который говорит: аще в теле,
не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть
(2 Кор. 12, 2). Но Павел восхищен был до третьего
неба, и нисшел оттоле, услышав неизреченные
глаголы; а Антоний видел себя проходящим
по воздуху и боровшимся там, пока не оказался
свободным.
66) Антоний имел еще
и это дарование. Во время
пребывания своего на горе
в уединении, если иногда, предложив
сам себе какой-либо вопрос, приходил
в недоумение; то, по Божию промышлению,
во время молитвы бывало ему о том откровение,
и блаженный, по написанному, был научаем
Богом (Ис. 54, 13; Ин. 6, 45). Так, однажды вел
он разговор с пришедшими к нему о состоянии
души по смерти и о том, где будет ее местопребывание.
В следующую ночь зовет его некто свыше,
говоря: «встань, Антоний, выйди и посмотри».
Антоний выходит (ибо знал, кому должно
повиноваться), и возведя взор, видит, что
стоит кто-то высокий, безобразный и страшный,
и касается главою облаков, и что восходят
еще некие как бы окрыленные, и первый
простирает к последним руки, и одним преграждает
путь, другие же перелетают через него,
и миновав его, безбедно уже возносятся
вверх; на последних великан этот скрежещет
зубами, о тех же, которые падают вниз,
радуется. Вдруг Антонию говорить голос:
«уразумей видимое». Тогда отверзся ум
его и уразумел он, что это есть прехождение
душ, что стоящий великан есть враг, завидующий
верным, и он подпадших власти его удерживает
и возбраняет им идти далее; но не может
задержать непокорившихся ему, потому
что они проходят выше его. Увидев это,
и такое видение прияв как бы за напоминание
себе, Антонии стал прилагать еще вящшее
старание, чтобы ежедневно преуспевать
в прежних подвигах. Объявлял же он о таких
видениях неохотно. Но поелику бывшие
с ним, когда видели, что он долее обыкновенного
молится и представляется удивленным,
спрашивали его и докучали ему своими
вопросами; то принужден бывал сказывать
им, как отец, который ничего не может скрыть
от детей; притом рассуждал он, что совесть
его останется чиста, а им рассказ его
послужить на пользу, когда узнают, что
подвижничество имеет благие плоды, и
видения нередко бывают утешением в трудах.
67) Антоний был терпеливого
нрава и имел смиренномудрое
сердце. При всей духовной высоте
своей, чрезвычайно уважал церковное
правило, и всякому церковнослужителю
готов был отдавать пред собою
предпочтение. Не стыдился преклонять
главу пред епископами и пресвитерами.
Если когда приходил к нему
какой диакон ради пользы своей,
— он предлагал ему слово
на пользу, но совершение молитв
предоставлял диакону, не стыдясь
учиться и сам. Нередко предлагал
вопросы, и желал слушать пребывающих
с ним; сознавался, что и сам получает пользу,
если кто скажет что-либо полезное. И лицо
его имело великую и необычайную приятность.
Прел же Антоний от Спасителя и cиe дарование:
если бывал он окружен множеством монахов,
и кому-нибудь, не знавшему его прежде,
желательно было видеть его; то желающий,
миновав других, прямо подходил к Антонию,
как бы привлекаемый взором его. От других
же отличался Антоний не высотою и взрачностию,
но благонравием и чистотою души.Поскольку
душа была безмятежна, то и внешние чувства
оставались невозмущаемыми; а потому,
от душевной радости весело было и лицо,
и по движениям телесным можно было ощущать
и уразумевать спокойствие души, согласно
с написанным : сердцу веселящуся, лице
цветет, в печалех же сущу, сетует (Прит.
15, 13). Так Иаков узнал, что Лаван замышляет
худое, и сказал женам своим: несть лице
отца вашего, якоже вчера и mpemьяго дне
(Быт. 31, 5). Так Самуил узнал Давида; потому
что радостотворны были очи его и зубы
белы, как молоко. Так узнавали и Антония;
потому что, при душевном спокойствии,
никогда не возмущался, и при радостном
состоянии духа никогда не бывал мрачен.
68) Весьма чуден был
он по вере и благочестив.
Никогда не имел общения с
отщепенцами мелетианами, зная давнее
их лукавство и отступничество; не беседовал
дружески с манихеями, или с другими еретиками,
разве только для вразумления, чтобы обратились
к благочестию. И сам так думал, и другим
внушал, что дружба и беседа с еретиками
— вред и погибель душе. Гнушался также
и арианскою epecью, и всякому давал заповедь
не сближаться с арианами и не иметь их
злoвеpия. Когда приходили к нему некоторые
из ариан, то, испытав и изведав, что они
нечествуют, прогонял с горы, говоря, что
речи их хуже змеиного яда.
69) Однажды ариане распустили ложный слух,
будто и Антоний одинаковых с ними мыслей.
Тогда вознегодовал он и раздражился против
них; а потом, по просьбе епископов и всей
братии, сошел с горы и, прибыв в Александрию,
осудил ариан, сказав, что арианство есть
последняя ересь и предтеча антихриста.
Народ же он поучал, что «Сын Божий не тварь
и не из не-сущих, но есть вечное Слово
и Премудрость Отчей сущности. А посему,
нечестиво — говорить о Сыне: было, когда
Его не было. Ибо Слово всегда соприсуще
Отцу. Поэтому, не имейте никакого общения
с нечестивейшими apиaнами. Ибо нет никакого
общения свету ко тме (2 Кор. 6, 14). Как вы,
благочестиво верующие, именуетесь Христинами:
так они, именующие тварью сущего от Отца
Божия Сына и Отчее Слово, ничем не отличаются
от язычников, служа твари паче сотворшего
Бога. Верьте же, что даже и вся тварь негодует
на них за то, что Творца и Господа вселенной,
Имже вся быша, сопричисляют к существам
сотворенным».
70) Весь народ радовался,
слыша, что таким мужем анафематствуется
христоборная ересь. Все жители города
сбегались видеть Антония. Даже язычники
и так называемые их жрецы приходили в
храм Господень, говоря: «желаем видеть
человека Божия». Ибо так называли его
все. И здесь Господь чрез него освободил
многих от бесов, и исцелил повредившихся
в уме. Многие даже из язычников желали
хотя прикоснуться только к старцу, в той
уверенности, что получать от сего пользу.
И действительно, в эти немногие дни столько
обратилось в христианство, сколько в
иные времена обращалось в продолжение
года. Иные думали, что стечение народа
беспокоит его, и потому отгоняли от него
всех приходящих; но не возмущаемый ничем
Антоний сказал: «число приходящих не
больше числа демонов, с которыми ведем
брань в горе». 71) Когда же
Антоний отходил и мы сопровождали его,
тогда, как скоро дошли до городских врат,
одна женщина воскликнула позади нас:
«остановись, человек Божий! Дочь мою жестоко
мучит бес. Остановись, умоляю тебя, чтобы
и мне, бежа за тобою, не потерпеть беды».
Старец, услышав это и упрошенный нами,
охотно остановился. И как скоро женщина
приблизилась, дочь ее повергнута была
на землю; но Антоний помолился и призвал
имя Христово; тогда отроковица восстала
здоровою, потому что вышел из нее нечистый
бес. Матерь благословляла Бога, и все
воздавали Ему благодарение. Сам же Антоний
радовался, возвращаясь в гору, как в собственный
свой дом.
72) Был же он весьма
разумен и, что удивительно,
не учась грамоте, отличался
тонкостью и проницательностью
ума. Однажды пришли к нему
два языческих философа, думая,
что могут искусить Антония.
Был же он на внешней горе,
и догадавшись по лицу шедших, какие это
люди, вышел к ним и сказал через переводчика:
«почему столько беспокоитесь вы, философы,
для человека несмысленного?» Когда же
ответили они, что Антоний человек вовсе
не несмысленный, а напротив того — весьма
умный; тогда продолжал он: «если шли вы
к человеку несмысленному, то напрасен
труд ваш. А если почитаете меня разумным,
то будьте такими же, каков я; потому что
хорошему должно подражать. Если бы и я
пришел к вам, то вам стал бы подражать.
Если же вы ко мне пришли, то будьте такими
же, каков я; а я — христианин». Философы
удалились с удивлением. Они видели, что
и демоны боятся Антония.
73) Когда еще встретились
с ним на внешней горе иные,
подобные сим философам, и думали
осмеять его в том, что не
учился он грамоте; тогда Антоний
спрашивает их: «как скажете: что
первоначальнее — ум, или письмена? И что
чему причиною: ум ли письменам, или письмена
уму?»Поскольку же ответили они: ум первоначальные
и он изобретатель письмен; то Антоний
сказал: «поэтому, в ком здравый ум, тому
не нужны письмена». Этот ответ поразил
и философов, и всех бывших при сем; и они
ушли, дивясь, что в неученом нашли такую
проницательность. Ибо Антонии не грубый
имел нрав, как возросший и состарившийся
на горе, а напротив того — был приятен
и обходителен. Слово его растворено было
Божественною солью; а потому, никто не
имел к нему ненависти, все же приходившие
к нему паче о нем радовались.
74) И действительно, когда после сего пришло
к нему еще несколько человек язычников,
почитавшихся мудрецами, и потребовали
у него слова о вере нашей во Христа, имели
же намерение войти в рассуждение о проповеди
Божественного креста, чтобы посмеяться;
тогда Антоний, помолчав немного и сперва
пожалев об их невежестве, сказал им чрез
переводчика, верно передававшего слова
его: «что лучше, — исповедывать ли крест,
или так называемым у вас богам приписывать
блудодеяния и деторастление? Проповедуемое
у нас есть доказательство мужества и
знак презрения смерти; а чему учите вы,
то заражено непотребством. Притом, что
лучше: сказать ли, что Слово Божие не изменилось
и, пребывая одним и тем же, к облагодетельствованию
человеков и для спасения их, восприяло
на Себя человеческое тело, чтобы, приобщившись
к бытию человеческому, соделать людей
причастниками Божественного и духовного
естества, или Божество уподоблять бессловесным,
и потому, чествовать животных четвероногих,
пресмыкающихся и человеческие изображения?
А таковы чтилища ваших мудрецов! Как же
осмеливаетесь вы посмеиваться над нами,
которые говорим, что Христос явился человеком,
— когда сами, сводя душу с неба, утверждаете,
что она блуждает и с небесного свода ниспадает
в тело? И пусть бы еще ниспадала только
в тело человеческое, а не переходила и
не переселялась в четвероногих и пресмыкающихся!
Наша вера говорит о пришествии Христовом
для спасения человеческого; а вы заблуждаетесь,
потому что толкуете о душе нерожденной.
Мы рассуждаем о всемогуществе и человеколюбии
Промысла, потому что и cиe не невозможно
Богу; а вы, называя душу образом Ума, приписываете
ей падения, и суесловите, что она превратна,
а наконец, по причине превратности души,
допускаете, что и самый Ум превратен.
Ибо каков образ, таким необходимо быть
и тому, чей он образ.Поскольку же так думаете
об Уме, то размыслите, не хулите ли чрез
это и Того, Кто отец Уму».