Гиляровский и Суворин о трагедии на Ходынском поле

Московский Государственный Университет им. М. В. Ломоносова

 

Кафедра истории русской литературы и журналистики

 

 

 

 

Реферат на тему:

 

«Гиляровский и Суворин о трагедии на Ходынском поле»»

 

 

 

 

 

 

Выполнила: студентка 314 группы

д/о Дзестелова Д.А.

Руководитель: доцент, кандидат

Филологических наук Лапшина Г. С.

 

 

 

 

 

Москва, 2013

      Сегодня о трагедии на Ходынском поле напоминает только название. В 1896 году во время праздника по случаю коронации Николая II здесь погибли почти полторы тысячи человек. Начало торжеств назначили на десть утра. Но люди начали собираться накануне вечером. На Ходынке собралась полумиллионная толпа. Людям обещали красочные народные гуляния.

     Алексей Дедушкин, историк-москвовед, писал : "Все пространство Ходынского поля занимали различные балаганы, небольшие театры, палатки, киоски, в которых находились подарки - кульки, которые должны были раздать людям, пришедшим на праздник".

     Подарки манили больше всего. Колбаса, платок, большой калач, эмалированная кружка с датой коронации и инициалами императора. Люди устремились за подарками. В страшной давке затоптали всех, кто оказался, упал. К девяти утра подошло полицейское усиление, и стали убирать мертвых. Побрызгают водой, не оживает — оттаскивают и кладут в три ряда. "Как дрова в сажень", по чьему-то выражению. Государь встретил один из возов с трупами на Тверской. Он вышел из экипажа, подошел к повозке со скорбным грузом, что-то сказал и, понурив голову, сел в коляску. Императрица вовсе не выходила. 

     Начавшиеся за здравие и кончившиеся за упокой коронационные торжества символически растянулись более чем на два десятилетия царствования Николая. Взошедший на престол в относительно спокойное время, встреченный с надеждами и симпатией достаточно широких кругов населения страны, он подошел к итогу своей жизни с фактически подорванным государством и отвергнутый своим еще вчера царелюбивым, терпеливым и покорным народом. 
   Надо сказать, что поле от следов разыгравшейся драмы было убрано и очищено весьма оперативно. Программа празднования продолжалась. На Ходынском поле играл оркестр под управлением известного дирижера Сафронова, а к 14 часам прибыл Николай II и на поле состоялся парад. Празднества по поводу коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце, а затем был бал на приеме у французского посла Густава Монтебелло. Многие ожидали, что если вечер не будет отменен, то, по крайней мере, состоится без государя. Однако Николай II вместе с женой посланника графиней Монтебелло торжественно открыл бал, а Александра Федоровна танцевала с самим графом.

     «Говорили, что царь, под влиянием этого несчастья, не явится на народном гулянье. Но он был там. Многие хотели, чтобы государь не ходил на бал французского посольства».1  
     На следующий день императорская семья навестила больницы. Большинство пострадавших отправили в Старо-Екатерининскую больницу, которая стоит по сей день. Те, кого не удалось спасти, покоятся в братской могиле на Ваганьковском кладбище. Ходили слухи, что Николай II увидел в случившемся дурной знак и избегал разговоров о будущем.

     Ненавистники русской монархии использовали и поныне используют происшедшую на Ходынке трагедию для очернения Государя Императора Николая II.  Хулители святого Царя-мученика усердствуют в приписывании ему недостойного поведения и равнодушия во время массовой гибели народа.

     Известные  русские журналисты того времени  Владимир Гиляровский и Алексей  Суворин не остались равнодушными  к всенародной трагедии. В связи  с этим сегодня мы имеем  возможность узнать о происшествии  из первых уст. Известно, что Гиляровский видел смертельную давку воочию, о чем потом он и написал репортаж, а Суворин явился на место происшествия на следующий день.

     В. Гиляровский  в своем репортаже справедливо  отмечает, что главной причиной  трагедии была неправильная организация местности для  проведения мероприятия.

     «Неудачное  расположение буфетов для раздачи  кружек и угощений, безусловно, увеличило количество жертв. Они построены так: шагах в ста от шоссе, по направлению к Ваганьковскому кладбищу, тянется их цепь, по временам разрываясь более или менее длительными интервалами. Десятки буфетов соединены одной крышей, имея между собой полторааршинный суживающийся в середине проход, так как предполагалось пропускать народ на гулянье со стороны Москвы именно через эти проходы, вручив каждому из гуляющих узелок с угощением. Параллельно буфетам, со стороны Москвы, т. е. откуда ожидался народ, тянется сначала от шоссе глубокая, с обрывистыми краями и аршинным валом, канава, переходящая против первых буфетов в широкий, сажень до 30, ров,— бывший карьер, где брали песок и глину».2

     Некоторые  ждали с ночи, другие приходили  уже утром. Наплыв людей с каждой  минутой только увеличивался. Люди  все прибывали и, не видя перед  собой дороги, спотыкались, падали  в овраги... Все более плотной становилась необозримая толпа. Народ все прибывал и прибывал. Не менее полумиллиона людей скопилось к утру между городской границей и стеной из 100 буфетов. 

     Гиляровский, выйдя вечером после работы «из редакции «Русских ведомостей» решил поехать в скаковой павильон на Ходынку и осмотреть оттуда картину поля, куда с полудня шел уже народ».3 Сам того не ожидая журналист оказался в эпицентре трагических событий, которые подробно описаны в его репортаже: «К трем часам все стояли на занятых ими местах, все более и более стесняемые наплывавшими народными массами. К пяти часам сборище народа достигло крайней степени,— полагаю, что не менее нескольких сотен тысяч людей. Масса сковалась. Нельзя было пошевелить рукой, нельзя было двинуться. Прижатые во рве к обоим высоким берегам не имели возможности пошевелиться. Ров был набит битком, и головы народа, слившиеся в сплошную массу, не представляли ровной поверхности, а углублялись и возвышались, сообразно дну рва, усеянного ямами. Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой. Так продолжалось около часа. Слышались крики о помощи, стоны сдавленных.»4

     Спустя несколько часов после увиденного Гиляровский уже писал статью в корреспондентской. Интересен тот факт, что говорить и подробно описывать происшествие публично, было негласно запрещено, о чем и пишет журналист в «Воспоминаниях». «Подали «Московские ведомости», «Московский листок». О катастрофе ничего не нашел. Значит, запретили! Собрался перед работой забежать в «Русские ведомости», взять на память грядущим поколениям гранки статьи, если успели набрать. Принесли, наконец, «Русские ведомости». Глазам не верю: ХОДЫНСКАЯ КАТАСТРОФА — крупное заглавие, — план катастрофы и подпись «В.Гиляровский». А я чувствовал себя победителем! 
Я бросился первым делом в редакцию. Радостно меня встречают. Благодарят. На дворе шумят газетчики — получают газету для розницы, мне устраивают овацию. 
Газету, как только ее роздали для разноски подписчикам, явившаяся полиция хотела арестовать, но М.А.Саблин поехал к генерал-губернатору и узнал, что газету уже разрешили по приказанию свыше. Целый день допечатывали газету. Она была единственная с подробностями катастрофы».5

     Подъем изо рва к павильонам барачного типа, по замечанию журналиста А.С. Суворина, «был крутым, точно крепость, да и сами павильоны представляли собой крепость, которую надо брать. Люди, благополучно перешедшие через ров, столпились около павильонов, представлявших для толпы своего рода частокол воронок. В спрессованной людской массе среди этого частокола многих сразу же охватило отчаяние. Раздавались крики: "Караул! Спасите!"»6

 

     Из Дневника Суворина мы узнаем, что почти все присутствующие были люди низкого класса: «Никого порядочного не видел. Все рабочие да подрядчики лежат" - говорил какой-то мужчина о сдавленных». 7

     Алексея Суворина  откровенно возмущало отношение  властей к народу, о чем он и пишет в Дневнике: «Что за сволочи эти полицейские поголовно и это чиновничество, которые стараются только отличиться! Где проезжает высшее общество, там приготовляют все места за два, за три часа, расставляют городовых непрерывной цепью, казаков и т. д., а о публике обыкновенной, о народе нисколько не думают. Как это возмущает душу!».8

     Журналист не скрывает  своего негативного отношения  к высокопоставленным лицам, которые пренебрегли ситуацией исходя их чинов присутствующих. «Камергеру Дурасову я сегодня напел резких речей, когда он сказал, что напрасно доложили государю о погибших».9 «Как противен Богданович со своим лицемерием, многословием, ханжеством и выставлением себя самого впереди всех! Что он говорил сегодня! И как у него уживается ханжество и благочестие с самою надменною разнузданностью?»10

     19-го июня Суворин вместе с Чеховым отправляется на Ваганьковское кладбище, где покоятся погибшие на Ходынке. А. С. Суворин записал в своем дневнике впечатления этого дня: «На Ваганьковском кладбище был с Чеховым, неделю спустя после катастрофы. Еще пахло на могилах. Кресты в ряд, как солдаты в строю <...> Карандашные надписи, кто похоронен...» 11

     Несомненно, трагедия  на Ходынском поле повергла  в шок русский народ, желавший  отпраздновать коронацию царя и к тому же получить подарки. Но в связи с халатным отношением к народу и полно дезорганизацией случилась бега, которая повергает в ужас любого и в наши дни. В. Гиляровский и А. Суворин подробно описали атмосферу, царившую на мероприятии, как со своей точки зрения, так и со слов очевидцев и пострадавших. В своих публикациях журналисты выражают свое мнение по поводу трагедии. Говорить точно до вердикта расследования не мог никто, но Суворин все, же отвечает на вопрос, заданный самому себе:

«Кто виноват в несчастии? Нераспорядительность. Полиция доверила в народ, в тишину, в спокойствие. Власовский говорил, что 100 казаков и городовых достаточно».12

     В завершении своей записи в Дневнике Суворин привел очень тонкое и точное сравнение Николая с Цезарем, прозвучавшее как контрольный выстрел: «Если когда можно было сказать: Цезарь, мертвые тебя приветствуют", это именно вчера, когда государь явился на народное гулянье. На площади кричали ему "ура", пели "боже, царя храни", а в нескольких стах саженей лежали сотнями еще неубранные мертвецы».

     После трагедии со стороны императорской семьи были сделаны пожертвования в пользу пострадавших в размере 90 тысяч рублей, разослана по больницам для раненых тысяча бутылок портвейна и мадеры, а сам государь посещал лазареты и присутствовал на панихиде. Несмотря на все старания хоть как-нибудь стабилизировать ситуацию и вернуть расположение людей, репутация новоиспеченного императора уже была подорвана и оттолкнула от него не только значительные слои населения, но и многих близких к трону людей, возлагавших на молодого царя свои надежды на перемены в России.

 

    

    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Библиография

 

1. Дневник А.С.Суворина. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923.

2. Гиляровский В. А. Рассказы, очерки, репортажи, т. 2, - М.: Изд. «Правда», 1989

3. Гиляровский В. А. Воспоминания - http://his.1september.ru/2001/20/1.htm

4. Интернет ресурс -  http://mordikov.fatal.ru/hodinka.html

 

1 Дневник А.С.Суворина. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 105

 

2 Гиляровский В. А. Рассказы, очерки, репортажи, т. 2, - М.: Изд. «Правда», 1989

 

3 Гиляровский В. А. Воспоминания - http://his.1september.ru/2001/20/1.htm

 

4 Гиляровский В. А. Рассказы, очерки, репортажи, т. 2, - М.: Изд. «Правда», 1989

5 Его же. Воспоминания - http://his.1september.ru/2001/20/1.htm

 

6 Дневник А.С.Суворина. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 105

7 Там же. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 105

8 Там же. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 105

9 Там же. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 105

10Там же. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 106

11 Дневник А.С.Суворина. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 107

12 Там же. Под ред. М.Кричевского, - Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. С 107