Прощение долга в договоре дарения: проблемы гражданско-правового регулирования

В противовес приведенной точки зрения К.Н. Анненков, анализирующий отношения прощения долга, отмечал: «наш закон говорит об отречении верителя от его права требовать исполнения как об одностороннем акте, от него исходящем». И далее: «по точному смыслу нашего закона отречение верителя от его права требовать исполнения обязательства в целом или в части имеет значение одностороннего волеизъявления, долженствующего иметь действие как основание - односторонняя сделка, совершаемая кредитором обязательства и направленная на освобождение должника (полностью или частично) от лежащих на нем обязанностей»38. О.Ю. Шилохвост, возражая сторонникам точки зрения о двусторонней природе прощения долга, указывает на следующее: «Соглашаясь с тем, что прощение долга - разновидность дарения, пришлось бы согласиться и с тем, что правила об институте, содержащемся в «общей части обязательственного права», законодателем даются «в особенной части»»39. По мнению О.Ю. Шилохвоста, последнее никак не согласуется с традиционной для отечественного гражданского законодательства пандектной системой кодификации гражданского права, одной из особенностей которой является наличие общих положений «общей части», объединяющей одинаково применимые ко всем отношениям институты, в связи с чем, перечисляя в гл. 26 ГК РФ основания прекращения обязательств, законодатель в ней же помещает правила, относящиеся к названным основаниям. Поэтому законодатель, желая рассматривать прощение долга в виде договора, должен был бы либо не упоминать о прощении долга в «общей части» ГК РФ (тогда дарение «имущественной обязанности» было бы лишь частным случаем, приводящим к прекращению обязательства), либо воспроизвести в статье о прощении долга основные правила о дарении, что говорило бы о том, что прощение долга может быть только договором40.

С приведенными возражениями О.Ю. Шилохвоста нельзя не согласиться. Как указывалось выше, односторонний характер прощения долга подтверждается также и этимологическим значением слова «прощение (простить)». Однако при этом возникает вопрос об ограничении прощения долга, предусмотренного ст. 415 ГК, от дарения имущественной обязанности по договору дарения (ст. 572 ГК).

Единого взгляда на то, как соотносятся между собой договор дарения и прощение долга, нет. В частности, М.Г. Масевич, отмечая, что дарение является двусторонней сделкой, указывает, что «этим признаком дарение отличается от прощения долга, которое в соответствии со ст. 415 ГК РФ относится к односторонним сделкам»41. Иного взгляда придерживается М.И. Брагинский, который считает, что поскольку прощение долга выражается в форме освобождения кредитором должника от имущественной обязанности, оно в результате становится одним из видов дарения, ибо, во-первых, должно быть основано на соглашении сторон и, во-вторых, подчиняться ограничениям и запретам, установленным ст. 575, 576 ГК РФ42.

Подобную же точку зрения обосновывает и А. Эрделевский. Он полагает, что есть основание считать прощение долга двусторонней сделкой в связи с тем, что «норма закона, посвященная конкретному юридическому действию, совершение которого влечет возникновение, изменение или прекращение гражданских прав или обязанностей более чем у одного лица, не дает оснований достаточно определенно квалифицировать это действие в качестве односторонней сделки (именно такого рода ситуация возникает с прощением долга, в результате чего у кредитора прекращается право требования, а у должника - корреспондирующая этому требованию обязанность), то такое действие следует считать дву- или многосторонней сделкой.

Поэтому прощение долга должно квалифицироваться как двусторонняя сделка, в связи с чем для ее совершения необходимо достижение соглашения между кредитором и должником»43.

С данной точкой зрения нельзя согласиться. А. Эрделевский обосновывает свой вывод тем, что, исходя из п. 2 ст. 154 ГК РФ односторонней считается сделка, для совершения которой в соответствии с законом, иными правовыми актами или соглашением сторон необходимо и достаточно выражения воли одной стороны. Другими словами, одностороннее волеизъявление лица может быть признано в качестве односторонней сделки только при наличии специального указания об этом в законе, ином правовом акте или соглашении сторон. По его мнению, такие указания в законе имеются в отношении выдачи доверенности (ст.185), а также составления завещания. На наш взгляд, автор допускает неточность, говоря о том, что доверенность может быть отнесена к односторонней сделке в силу указаний закона. Статья 185 ГК РФ такого указания не содержит в отличие, допустим, от ст. 1118 ГК РФ, п. 5 которой гласит о том, что завещание является односторонней сделкой. Тем не менее, никто не оспаривает тот факт, что совершение доверенности, равно как и ее принятие относится к односторонней сделке.

Между тем, правило, содержащееся в ст. 415 ГК РФ, дает все основания утверждать, что прощение долга следует считать именно односторонней сделкой при условии, если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора. На это обстоятельство указывали в свое время и русские цивилисты. Так, В.И. Синайский писал: «Отречение кредитора от своего обязательственного права не требует согласия должника, если этим не нарушается право должника ...»44

В литературе оспаривают односторонний характер сложения или прощения долга и требуют на этот случай согласия должника. Тем не менее, несмотря на это желательность в некоторых случаях этого согласия, едва ли следует отрицать односторонний характер отречения по нашему праву»45. Аналогичное высказывание мы находим у Г.Ф. Шершеневича: «Если сторона, именующая по договору право требовать исполнения, отступится добровольно от своего права в целом договоре или в части, тогда действие договора в целом его составе или в части прекращается»46.

Основная проблема прощения долга заключается в том, что статья 415 ГК РФ не устанавливает определённой формы для заключения договора о прощении долга. Исходя из того, что прощение долга рассматривают как одностороннюю сделку, то, если законом для договоров данного вида не установлена определённая форма, договор может быть заключён в любой форме, предусмотренной для совершения сделок (1 п. 1 ст. 434 ГК РФ).

Поскольку этот договор не связан с особой формой, его можно заключить путём конклюдентного поведения (например, посредством возвращения должнику долговой расписки или её уничтожения в присутствии должника).

Формой договора о прощении долга может выступать и расписка кредитора об отсутствии претензий, врученная им должнику.

В вопросе о форме прощения долга также может возникнуть и такая коллизия: совпадение договора о прощении долга и соглашения о прекращении договора между ст. 415 ГК РФ, не устанавливающей определённой формы прощения долга, и п. 1 ст. 452 ГК РФ, закрепляющим, что «соглашение … о расторжении договора совершается в той же форме, что и договор, если из закона, иных правовых актов, договоров или обычаев делового оборота не вытекает иное». В этом случае предпочтение должно быть отдано ст. 415 ГК РФ как более специальной норме.

Также, в соответствии с п. 3 ст. 158 ГК РФ представляется возможным прощение долга путём молчания «в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон». Кроме того, разработанная Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Концепция совершенствования общих положений обязательственного права России устанавливает следующее: «… обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нём обязанностей путём отправки должнику уведомления. В случае, если в разумный срок с момента получения такого уведомления должник не возразил своему кредитору, его согласие на прощение долга должно предполагаться»47 (п. 3.10. Раздела VI), то есть предполагается либо ответ должника кредитору как в письменной, так и в устной форме (в зависимости от формы уведомления), либо заключение договора о прощении долга путём молчания.

Таким образом, законодатель не закрепляет предписания относительно формы для заключения соглашения о прощении долга, а Концепция совершенствования общих положений обязательственного права России по сути также указывает на различные варианты заключения соглашения о прощении, поэтому данная сделка может быть заключена в любой форме, предусмотренной ГК РФ для заключения договора. Считается, что такое соглашение заключается в той же форме, что и первоначальный договор, из которого возникло обязательство, по которому происходит прощение долга.

2.2. Проблемы разграничения прощения долга и дарения

Освобождение одаряемого от имущественной обязанности перед дарителем в юридической литературе обычно сводят к прощению долга (ст. 415 ГК). Так, И.В. Елисеев пишет: «Освобождение от обязанности перед самим дарителем называется прощением долга. Буквальное толкование ст. 415 ГК РФ приводит к выводу о том, что прощение долга является односторонней сделкой и обусловлено лишь соблюдением прав других лиц в отношении имущества кредитора - дарителя. Однако такой вывод некорректен, поскольку в силу ст. 572 ГК РФ прощение долга всегда является договором дарения и поэтому требует согласия должника».48

На наш взгляд, соотношение понятия дарения путем освобождения одаряемого от его имущественной обязанности перед дарителем и понятия прощения долга является более сложным, нежели, как полагает И.В. Елисеев, чисто синонимическим. Прежде всего, никак нельзя согласиться с утверждением названного автора о том, что прощение долга всегда является договором дарения. Прощение долга является основанием прекращения обязательства. В соответствии со ст. 415 ГК РФ («Прощение долга») обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей, если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора. Именно в таком качестве (как основание прекращения обязательства, а не договор дарения!) прощение долга часто используется в имущественном обороте, участники которого нередко путем прощения долга прекращают взаимные обязательства по различным договорам. Прощение долга используется также при сверке расчетов, составлении мировых соглашений с учетом целого ряда различных обязательств, имеющихся между сторонами. В связи с этим признание всякого прощения долга договором дарения способно дестабилизировать имущественный оборот и повлечь за собой иные серьезные негативные последствия.

Соглашение о прощении долга может быть квалифицировано как договор дарения только в том случае, когда в нем положительно решен вопрос о безвозмездности (т.е. об отсутствии какой-либо причинной обусловленности) действий кредитора по освобождению должника от возложенных на него обязательств и при явном намерении кредитора одарить должника без всякого встречного предоставления в рамках всех взаимоотношений сторон. И здесь, как в случае с уступкой требования, необходимо исходить из презумпции возмездности прощения долга.

Освобождение одаряемого от его имущественной обязанности перед третьим лицом возможно путем исполнения дарителем обязательства за являющегося в нем должником одаряемого перед кредитором по такому обязательству. Речь идет о применении специальной конструкции исполнения обязательства путем возложения его исполнения на третье лицо (п. 1 ст. 313 ГК РФ), поскольку только в этом случае кредитор обязан принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом, не являющимся стороной в обязательстве.

Другой вариант договора дарения путем освобождения одаряемого от его имущественной обязанности перед третьим лицом состоит в том, что даритель занимает место должника в обязательстве, освобождая тем самым от него одаряемого. Замена участника обязательства на стороне должника осуществляется с помощью перевода долга; перевод долга допускается лишь с согласия кредитора (ст. 391 ГК РФ). В данном случае основанием освобождения одаряемого от его обязанности перед третьим лицом (кредитором) служит не фактическое ее исполнение дарителем, а то обстоятельство, что одаряемый выбывает, благодаря дарителю, из соответствующего обязательства.

Необходимо отметить, что и в этом случае для того чтобы соответствующие действия лица, освобождающего должника от обязательства перед третьим лицом, были признаны дарением, требуется наличие всех признаков договора дарения, и прежде всего безвозмездности и намерения дарителя именно освободить должника от его обязанностей в качестве дара последнему.

Единой точки зрения на сущность прощения долга не существовало и в советское, и в настоящее время.

Е.А. Суханов, например, указывает, что «обязательство прекращается соглашением сторон. Такое соглашение может состоять в сложении (прощении) долга, т.е. в освобождении кредитором должника от исполнения его обязанностей. По сути, речь идет о дарении, имеющем результатом известное обогащение должника, что, следовательно, требует его на то согласия».49 Аналогичное высказывание сделано указанным автором и в более поздний период: «Прощение долга (ст. 415 ГК РФ) представляет собой безвозмездное освобождение кредитором должника от лежащих на нем обязанностей. По сути, речь идет о разновидности дарения, требующего, следовательно, согласия должника».50 Среди оснований прекращения обязательств по соглашению сторон прощение долга называет и И.Л. Корнеева, указывающая, что «прощение долга кредитором становится основанием прекращения обязательства лишь после принятия прощения должником и лишь в том случае, если права заинтересованных лиц не будут нарушены».51 Противоположной точки зрения придерживаются Т.И. Илларионова, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнев, Т.А. Фаддеева, О.Ю. Шилохвост.52 Т.А. Фаддеева, например, отмечает, что «формулировка действующей статьи 415 ГК РФ допускает прекращение обязательства односторонним актом кредитора, прощающего долг. По закону требуется лишь, что прощение долга кредитором не было использовано им в целях сокрытия имущества от взыскания со стороны других лиц, имеющих претензии к кредитору, прощающему долг».53 Т.И. Илларионова, Б.М. Гонгало и В.А. Плетнев пишут, что «прощение долга — односторонняя сделка, совершаемая кредитором обязательства и направленная на освобождение должника (полностью или частично) от лежащих на нем обязанностей»54.