Проблема международной безопасности в современном мире

Сегодня основные вызовы безопасности связанны с глобальным кризисом систем общественной и политической организации и идеологических устоев. Понятие государственного суверенитета размывается сегодня как сверху, за счет диктата мирового рынка, так  и снизу, за счет сепаратизма, расово – этнических и религиозных конфликтов и пр.

Принцип самоопределения  наций сегодня все чаще выступает  против принципа территориальной целостности  и нерушимости границ, а принцип  гуманитарной интервенции – против принципа государственного суверенитета. Если процесс "снизу" не будет  встречать сопротивления, не будет  регулироваться мировым сообществом, то через 10-12 лет в мире будет дополнительно, по ряду оценок, еще около 100 формально  независимых, суверенных государств, в  том числе выделившихся из ряда стран  СНГ – например той же Грузии или Молдовы.

Не исчезла  такая проблема и для России; и  она относится не только к Чечне. При отсутствии высоких темпов экономического роста, соответствующих усилий в  области государственного строительства, целенаправленной культурной политики угроза выделения из России ряда образований  может возрасти. К сожалению, это  будет вписываться в одну из действующих  на сегодня тенденций в системе  международных отношений, которой  наряду с Россией пытаются противостоять  целый ряд других государств, в  том числе такие азиатские  гиганты как КНР и Индия, с  которыми у нас возникает все  больше параллельных и совпадающих  интересов.

В Европе же такие проблемы имеются в Соединенном  Королевстве Великобритании и Северной Ирландии (Ольстер), в Испании (страна Басков), в Бельгии (валлоны) и др.

Образование новых источников конфликтов не сопровождается усилением инструментов для их разрешения. Вместо этого наблюдается кризис институтов обеспечения международной  безопасности. На глобальном уровне в системе международной безопасности происходит ослабление роли Организации Объединенных Наций и Совета Безопасности ООН, на региональном – ослабление ОБСЕ, имеющей менее продолжительную историю.

3. Глобализация политических процессов на современном этапе

Феномен глобализации сегодня охватывает уже не только экономику, сферу предпринимательской  деятельности, но и политическую и  социальную сферы.

Глобализация  – это не только одна из основных тенденций мирового развития. Этим термином сегодня характеризуется  во многом возникновение новой системы  международных экономических и  политических отношений, сменившей, прежде всего ту систему, которая существовала с 1945 года до начала 1990-х годов и  характеризовалась тотальным противостоянием  двух супердержав – идеологических антагонистов. Новая система международных  отношений, характеризуемая термином - глобализация, в гораздо большей  мере управляется рыночными экономическими процессами, нежели политико-идеологическими решениями и межгосударственными отношениями.

Финансовый  кризис 2008 г. не заслонил беду более  общую – кризис миросистемный. Политики, деловой мир и общественность больше тревожатся из-за первого. Это понятно. Но финансовые потери – не единственная угроза. Деградирует международный порядок, сложившийся после распада СССР, а с ним – модель партнерских отношений между Россией и Западом.

Неопределенность  ситуации связана не только с циклом смены власти в США в 2008-2009 годах, но и с ситуацией в нашей  стране. В России спокойно, но непросто, идет процесс перераспределения влияния, которое оказывают на внешнюю политику обе главные ветви исполнительной власти. При этом финансовый кризис, ударивший и по российской экономике, заставляет сомневаться в том, каким окажется внешнеполитический ресурс России – сколько сможет тратить российская дипломатия на реализацию своих задач.

Активная  внешняя политика, которой была привержена наша страна последние три-четыре года – линия ресурсоемкая. Но нарастить  ресурс политической конкурентоспособности  России, хотя бы в поясе СНГ, без  крупных инвестиций (программ экономической  помощи сопредельным малым и средним  странам) невозможно.

Мир вокруг России наполнен тревожной динамикой. В политико-психологическом смысле финансовый кризис сработал на формирование атмосферы чрезвычайности. Страны и  правительства в такой ситуации находят извинительным поступать  необычно, решительно и даже резко: все больше думают о собственном  спасении, чем об учете чьих-то интересов. Положительно, что в конце 2008 г. ведущие  государства смогли хотя бы в принципе договориться о координации антикризисных  мер и обуздании финансово-экономической  разрухи. Хуже – что, несмотря на это, каждый исподволь ждет ослабления другого, уповая на то, что в результате действия объективных причин это ослабление может случиться с соперником. Ключевой вопрос: с каким потенциалом каждая страна выйдет из кризиса. От этого будет зависеть будущий мировой расклад.

От финансовой ситуации не отделить перепады цен  на нефть, в целом резко упавших. Избаловавшись благоприятно высокой  конъюнктурой, государства-экспортеры энергоносителей, включая Россию, оказались  перед лицом тяжелых испытаний. Выдержат или не выдержат их экономические  системы проверку дешевизной сырья.

Новая неприятность – фактор малых стран. Возник целый  слой, если не класс, "государств-провокаторов", стремящихся стравить между собой  более сильные страны и нажиться на их противоречиях. Стратегия инкубации управляемой нестабильности в Евразии – главное теоретическое наследие дипломатии К. Райс. Именно эта рискованная идея овладела умами руководителей США в годы правления республиканских администраций. Эстония, Грузия, Литва – "младшие ученики". За роль старших – конкурируют Польша и Украина. На Западе словно не видят: с точки зрения дипломатической стратегии Северная Корея – это "Грузия с ядерными амбициями", разве что хитрей и удачливей.

Еще одна черта  – "революция ценностей". В 1986–1987 годах советский лидер М.С. Горбачев сумел сказать, что все жители Земли имеют общий интерес  – выживание, избежание общей  войны. Это было поразительное и  грандиозное психологическое открытие, благодаря которому ход истории  на самом деле изменился, а ядерная  война между СССР и США не состоялась. В этом уникальность заслуги первого  советского президента.

Неотъемлемость  свободы, демократии и индивидуальных прав прочно вошли в сознание большинства  представителей молодого поколения  наших сограждан. Более того, действующие  руководители страны стали воспринимать эти ценности серьезно. "Суверенная демократия" – это вряд ли демократия либерального типа, но это, несомненно, демократия – хотя и с выраженной российской спецификой.

Только сегодня  это, может быть, не самое главное. Если не будет мира, то может оказаться, некому будет строить демократию. А после "пятидневки конфронтации" России и США из-за августовских событий 2008 года, похоже, мир гарантирован менее надежно, чем он был гарантирован, скажем, при М.С. Горбачеве.

В нынешних условиях аналитику важно получить ответы на иные вопросы. Стабильным или  не стабильным следует считать мир, в котором новые войны начинаются каждые два года? Рациональность или  идеология в большей степени  питает стремление США добиться военно-стратегической неуязвимости? Ответы не очевидны. Ясно, однако, что все семнадцать лет после распада СССР руководители США не видели перед собой ни одного "достойного противника" (терроризм не ставил под угрозу существование США) и привыкли к безнаказанности. В такой атмосфере складывалась "плюралистическая однополярность".

США отстроили  новую структуру мировой политики "под себя". Она давала Соединенным  Штатом огромные преимущества, но она  же подразумевала своего рода моральное  обязательство Вашингтона реализовывать  свое лидерство по принципу "управлять  с согласия управляемых". После прихода к власти республиканцев в начале 2000-х годов США сами начали демонтировать такой механизм мирового регулирования, отказавшись от мысли согласовывать свои действия с международным сообществом – хотя бы в лице своих партнеров.

Вехами саморазрушения "плюралистической однополярности" были прежде всего война в Ираке (2003), угрозы (тоже вопреки мнениям стран ЕС и Японии) применить силу против Северной Кореи и Ирана и, наконец, поддержка авантюры Грузии в Южной Осетии в августе 2008 года.

В результате Россия с осени 2008 г. фактически перешла  из позиции конструктивной оппозиции  по отношению к США в мировой  системе на платформу противодействия  американской политике. Российские руководители с нажимом стали говорить о  формировании глобальной многополярности.

События вокруг Южной Осетии в 2008 г. знаменовали  рубеж перерастания американской экспансии  в квази-силовую форму. Впервые после распада СССР Вашингтон применил тактику использования ресурса третьих стран для дестабилизации российских границ.

Ситуация  усугубляется общемировым геоэкономическим и геополитическим сдвигом –  смещением фокуса международной  конкуренции с пространства Западной Европы, Балкан и Ближнего Востока  на регион Центрально-Восточной Азии, сферу соприкосновения военных  и экономических интересов России, Китая, Пакистана, Индии и Ирана. Соединенные Штаты строят собственную инфраструктуру политических отношений с государствами региона, пытаясь замкнуть двусторонние связи с отдельными игроками на многосторонний формат. По сути это означает, что наряду с существующей структуре многосторонних отношений с участием России в рамках ШОС, ОДКБ и ЕврАзЭс в этой части мира возникает система многосторонних контактов, замкнутая на США, но без российского участия.

Стоит отметить возникновение контура двойной  геоэкономической конкуренции вокруг ресурсов "российских северов". В  самом деле, с юга очевидно нарастание "запроса" на сибирские энергоносители со стороны Китая и Японии. Давление нарастает и с севера – США, Канада, Норвегия. Другие державы тоже начинают полускрытый спор с Россией  и конкуренцию с ней за преимущественные права в возможном освоении ресурсов Арктики – включая ту ее часть, которая в отечественной науке  и политике считается находящейся  в границах полярных владений России.

В мышлении российской и американской элит исчезает психологический барьер против войны. В прошлом веке он определялся страхом перед взаимно гарантированным уничтожением и культурой "ядерного табу". Сегодня эта культура находится в стадии исчезновения. Стабилизирующая роль страха уменьшается, а стабилизирующая роль общих интересов так о себе и не заявила. Попытки США вернуться к ситуации военно-стратегической неуязвимости, которая существовала для Соединенных Штатов до 1957 года – времени создания межконтинентальных баллистических ракет в СССР, воспринимаются в России как угроза ее национальной безопасности.

Представление о неприемлемости атомного конфликта  как инструмента решения международных  споров было в огромной степени феноменом  культуры и политической психологии прошлого века. Эрозия этой культуры возвращает мир к необходимости теоретического анализа вероятности войн между большими державами.

Между тем  США – против больших стран  вообще, и против сильной России в частности. Американцам легче  иметь дело с малыми и средними государствами. Вот почему антироссийские интенции США более фундаментальны, чем хотелось бы думать. Вопрос о  мере взаимного отчуждения между  Россией и США снова перестал быть праздным. Уровень политико-психологической  враждебности между двумя странами выше, чем он был в конце 1980-х.

Главная проблема российско-американских отношений  – отсутствие сотрудничества в решении  конкретных вопросов. США хотят от России бездействия, а она этого  бездействия не желает и не может  себе позволить, глядя на то, что  происходит в приближенных к ней  странах. Из России кажется, что США  приступили к разрушению сферы жизненно важных интересов РФ на ее границах. Самая сложная ситуация за историю  существования стран.

Главная проблема и главный комплексный фактор угрозы нашему суверенитету, территориальной  целостности и культурно-цивилизационной  идентичности – растущее отставание от наиболее развитых стран мира, а  по ряду параметров и от стран еще  таковыми не являющимися. Если в ближайшие  годы Россия будет иметь темпы  роста ВВП даже не 3-4% в год, как  это пока прогнозируется Минэкономики РФ, а 5-6%, то и в этом случае Россия будет иметь прогрессирующее  отставание не только от наиболее развитых стран, но и от Китая и ряда стран  Азии, что самым негативным образом  проявится в том числе в сфере обеспечения военной безопасности, обороноспособности страны. Таким образом, если мы не приобретем экономического могущества и способности влиять с его помощью на мышление американцев, мы не сможем заставить их уважать российские интересы. Военная мощь – важный, но, скорее, остаточный элемент силы России. Американские правители должны понимать разрушительность прямого столкновения с Россией. Но не менее важно дать им основания убедиться в привлекательности экономического взаимодействия с ней. Это кажется сверхзадачей. Но от ее решения зависит мирный или иной характер российско-американских отношений.

Заключение

По результатам  проведенного исследования можно сделать  следующие выводы.

Если рассматривать  тему о внешнеполитической компоненте политики национальной безопасности России в региональном разрезе, то здесь  можно выделить в первую очередь  следующее:

- поддержание  равноправных и взаимовыгодных  отношений с США, прежде всего  ради выхода российского бизнеса  на американский и мировой  рынки с гражданской наукоемкой  продукцией, а также ради обеспечения  стратегической стабильности, повышения  степени определенности в международной  военно-политической сфере;

- формирование  новых отношений с Европейским  Союзом как наиболее близкой  России общностью в цивилизационно-культурном  отношении; реализация по инициативе  России в отношении Евросоюза  крупных проектов в области  энергетики, телекоммуникаций, трансконтинентальных  евроазиатских транспортных систем  и др.;

- закрепление  отношений стратегического партнерства  одновременно с Китаем и с  Индией, с развитием одновременно  сотрудничества по ряду совпадающих  или параллельных проблем международной  безопасности в гибком "треугольнике" Россия – КНР – Индия; сохранение  и углубление сотрудничества  с этими странами в военно-технической  сфере с одновременным наращиванием  сотрудничества в гражданской  промышленно-экономической сфере;