Молодежная политика в современной россии

Раздел I . Роль государственной молодежной политики

в современной России

«Молодость не любопытна ко всему, что ассоциируется

у нее со вчерашним днем, она жадно смотрит только в будущее»

Анна Борисова[1]

Очевидным и, наверное, никем не оспариваемым выводом является по­ложение о том, что в начале своего становления государственная молодежная политика оказалась практически искусственно «встроенной» в систему регио­нальных социально-политических отношений и в структуру органов власти субъектов Российской Федерации. В силу данного обстоятельства ее эволюция и современное состояние могут быть рассмотрены как бы в двух измерениях:

во-первых, в контексте самостоятельного развития и ее взаимодействия с фор­мирующимися в настоящее время институтами гражданского общества;

во-вторых, как один из моментов сложного и противоречивого взаимо­действия между федеральными, региональными и местными органами власти и управления.

Таким образом, вся система коммуникативных связей между субъектами политического развития, несомненно, оказывает на государственную молодежную политику решающее воздействие. Однако нельзя забывать, что и сама молодежная поли­тика в лице ее субъектов является элементом данного дискурса, формируя сис­тему региональных политико-управленческих и иных отношений.

В этой связи несомненный интерес представляет изучение процесса раз­работки и осуществления государственной молодежной политики под углом зрения наиболее важных аспектов политического бытия каждого из субъектов Российской Федерации как целостного геополитического образования, которое:

во-первых, в той или иной степени интегрировано в российскую полити­ческую систему в целом, представлено в ее политическом коммуникационном поле, следовательно, подчиняется общим тенденциям развития;

во-вторых, имеет свою специфику, проявляющуюся в своеобразии социо­культурной конфигурации политической жизни, вследствие которого одни и те же политические явления (решения, действия) влекут за собой весьма неодно­значные результаты;

в-третьих, само по себе политически структурировано «по вертикали» и внутренне противоречиво.

На наш взгляд, особенностью большинства публикаций о молодежной политике является неправомерное отождествление столичных реалий и регио­нальной действительности[2]. Но, очевидно, следует признать, что нынешний российский регион в политическом отношении представляет собой исключи­тельно сложную и во многих случаях несбалансированную систему. К анализу ее недопустимо подходить унифицировано, впадая в иллюзию, что тот или иной областной или краевой центр - «Москва в миниатюре». И все, что в поли­тике действительно для столицы и Подмосковья, характерно и важно для про­винциальной России. Унификация, как правило, основана на дефиците кон­кретного социологического материала, в худшем случае - на нежелании его обобщить и проанализировать.

Прежде всего, необходимо отметить, что региональный политический процесс в значительной мере институционализирован и - главным образом - в государственной форме. Поэтому для понимания его своеобразия важно, хотя бы в общих чертах, представить те основные политические векторы, которые обусловливают государственное и муниципальное строительство.

На основе исследования «Организация и эффективность работы по форми­рованию органов государственной власти и местного самоуправления», проведен­ного Бабинцевым В.П. и Кривец А.П. можно выделить три группы системообразующих факторов государственно-политического строительства в сфере государственной молодежной политики[3].

Во-первых, влияние федерального центра, выражающееся, в том числе и в наличии нормативно-правовых актов, регламентирующих данный процесс.

Во-вторых, региональный фактор, связанный как с расстановкой политиче­ских сил, так и, опять-таки, с правовой регламентацией политического процесса.

В-третьих, специфика региона.

Безусловно, федеральная власть существенно влияет на политические процессы в субъектах Федерации. В структуре этого влияния можно выделить составляющие двоякого характера:

нормативно-правовая, которая является относительно устойчивой и ме­нее, подвержена политической конъюнктуре;

властная, связанная с борьбой за власть и распределением власти на фе­деральном уровне.

На федеральном уровне нормативно-правовой основой государственного и муниципального строительства в регионах являются Конституция РФ, феде­ральные законы, договора и соглашения между органами государственной вла­сти РФ и органами власти субъектов РФ. Однако они в предельно общем виде регламентируют данный процесс и создают для региональных политических элит широкое пространство, которое можно использовать в целях политическо­го маневра. Еще большее значение в данной связи, скорее, не норматив­ные акты, а своего рода образцы и примеры, апробированные в других субъек­тах Федерации и санкционированные центром.

Значительно сильнее на процессе формирования региональных властных структур сказывается исход политической борьбы в российской столице. До последнего времени он, как правило, вел к существенным кадровым переменам. Особенно, в отношении «первых лиц». Центр продолжает сохранять в своих руках определенные рычаги поли­тического влияния. В первую очередь - финансовые.

Тем не менее, ослабление зависимости региональных руководителей от федеральной власти налицо. Оно, несомненно, в дальнейшем будет способствовать нарастанию регионального сепаратизма. Одновременно данный процесс связан с возрастанием возможности инновационных решений применительно к сфере государственного и муниципального строительства.

Эволюция взаимоотношений между федеральным центром и регионами, несомненно, сказалась на содержании и форме государственной молодежной политики.

В частности, отмеченная выше «встроенность» государственной молодежной политики в региональную по­литико-управленческую модель является, по нашему мнению, источником раз­вития двух тенденций, с различной степенью интенсивности проявляющихся в различных субъектах Российской Федерации. Во-первых, региональные соци­альные институты постарались максимально адаптировать предложенную мо­дель к наличной общественной ситуации и местным традициям. В данном слу­чае социокультурная среда выступала как фактор структурной перестройки ГМП, ее (в ряде случаев) существенной модификации. Во-вторых, сама моло­дежная политика в лице ее региональных субъектов стремилась приспособить­ся к местным условиям. Это было обусловлено рядом объективных и субъек­тивных причин: необходимость заниматься решением конкретных проблем ре­гиона; усиление центробежных тенденций в России; неизбежная ориентация руководителей молодежных структур на региональную политическую конъ­юнктуру и др.

Вторая тенденция стимулировалась еще и тем, что с течением времени на­чали ослабевать федеральные ресурсы обеспечения жизнеспособности модели. В настоящее время это проявляется в сокращении финансирования ГМП из феде­рального бюджета, в ослаблении нормативно-правовых механизмов регулирова­ния молодежной политики. В частности, последнее выражается не только в отсут­ствии Федерального Закона «О молодежи», но и в том, что процесс законотворче­ства во многих субъектах РФ значительно опередил федеральный уровень.

Вместе с тем возникли и существенные трудности и противоречия адап­тационного процесса.

Во-первых, формообразующее влияние внешней среды на государственную молодежную политику, как и на любые другие социальные модели, всегда было (и остается) институционализи­ровано и в силу российских традиций персонализировано. Следовательно, кон­фигурацию молодежной политики в регионах в решающей степени определяют региональные политические элиты и руководители «первые лица». Однако их положение сегодня в большинстве случаев характеризуется высокой неустой­чивостью. Поэтому часто отсутствует установка на выстраивание стратегиче­ской линии молодежной политики, на заботу о ее отдаленных перспективах. В результате внешнее адаптационное давление приобретает ситуативный харак­тер. Данное обстоятельство осложняется и тем, что во многих регионах весьма сильны трайбалистские традиции, в соответствии с которыми, места в управ­ленческих структурах распределяются по клановому принципу. В этом всегда должен существовать определенный резерв должностей для представителей клана, не связанных с высокой степенью ответственности, социального и поли­тического риска. В качестве таковой очень часто рассматривается деятельность по управлению государственной молодежной политикой. Но низкая степень ответственности сопряжена с морато­рием на инновационные решения и действия, к числу которых вполне могут быть отнесены и модификации федеральной модели молодежной политики.

Во-вторых, в свою очередь перед субъектами государственной молодежной политики в контексте адаптационного процесса стоит реальная проблема определения его ориентиров Оптимальным в интересах сохранения институциональной, а во многих случаях и персональной жизнеспособности, является «подстраивание» под те из них, кото­рые выступают наиболее значимыми и перспективными в общей динамике соци­ально-политического развития. Однако, как известно, российские регионы сегодня являют собой исключительное разнообразие социально-политических ориентаций, обусловленных, прежде всего, политическим выбором «губернаторов». А это в свою очередь ведет к диверсификации молодежной политики.

Последняя сама по себе не является негативным процессом и, как мы уже отмечали, объективно способствует плюрализму связей и отношений, станов­ление которого, составляет неотъемлемую черту гражданского общества. Однако невозможно не заметить, что подобный плюрализм сегодня чаще всего от­ражает не разнообразие интересов молодежи, но субъективные установки руко­водителей. А это само по себе выступает источником дезориентации молодеж­ных структур.

Существенное воздействие на формирование региональной государственной молодежной политики оказывает и специфика организации и использования власти в регионах.

Следует отметить, что сам феномен власти и те возможности, которые дает обладание ею, сегодня более или менее отчетливо осознаются самыми раз­личными людьми в управленческих структурах регионов. Не случайно мы на­блюдаем многочисленные примеры порой жестокой и бескомпромиссной борь­бы за «губернаторские кресла» и даже за места в законодательных органах вла­сти в субъектах Федерации с большим количеством претендентов.

Вместе с тем в субъектах Российской Федерации налицо опасная тенден­ция к превращению власти в самоцель, а не в эффективный инструмент соци­ального управления. Население регионов остро реагирует на это снижением своей политической активности, что весьма отчетливо проявляется в период ре­гиональных и местных избирательных кампаний.

Весьма сложен в субъектах РФ и процесс самоопределения субъектов по­литической власти. Речь в данном случае идет о политических элитах, под ко­торыми мы понимаем активные в политическом отношении группы населения, обладающие ресурсами власти и способные при определенных условиях моно­полизировать ее.

Генезис политических элит, по моему мнению, характеризу­ется несколькими особенностями. Прежде всего, необходимо учитывать, что собственно политические элиты в регионах к настоящему времени практически не сформировались. Как представляется, это в основном обусловлено несколь­кими обстоятельствами:

а) неразвитостью публичной политики, вне которой рекрутирование и конкуренция элит превращается в фикцию;

б)              слабой политической дифференциацией внутри социальной структуры. Известно, что основой формирования политических выступают самые различ­ные статусные группы, выделяющиеся по экономическим, территориальным, этническим, религиозным и иным признакам. Потенциально каждая группа ин­тересов способна иметь свою политическую элиту, но для этого она должна стать социально активной, осознать свои политические интересы. Этого-то се­годня, как правило, не происходит;

в)              дефицитом политических лидеров, место которых с большим или меньшим успехом занимают административные руководители.

В этих условиях практически монопольной властью обладает не политическая, но административная элита, предназначенная для исполни­тельской деятельности, но на деле обладающая большим, если не исключитель­ным, влиянием на политику[4]. Основная конкуренция в борьбе за власть осуще­ствляется не между нею и политическими элитами, и не среди последних, но внутри самой административной элиты, различные группы которой связаны своими интересами с хозяйствующими субъектами, отдельными экономиче­скими районами, объединены общей административной карьерой, происхожде­нием и т.п.

Монополия административной элиты существенно влияет на подбор и расстановку кадров государственных и муниципальных служащих, в том числе и работников молодежных структур. Порядок их рекрутирования в настоящее время имеет прямые аналогии с исторически апробированной системой гиль­дий[5] и характеризуется следующими чертами;

а) закрытость. Существует сложный отбор претендентов на более высо­кие посты в системе управления, их медленный и постепенный путь наверх по чиновничьей лестнице. При этом решающим фактором продвижения порой яв­ляются не деловые качества и профессионализм, а иные мотивы. В частности, в процессе социологического опроса «Молодежь и власть», проведенного в Белгородской области в 1994 году (одно из исследований, в котором ставилась чрезвычайно редкая пока для социологических опросов проблема карьеры мо­лодых управленческих кадров), молодые управленческие работники определи­ли следующие условия, которые, по их мнению, обеспечивают карьеру в госу­дарственных и муниципальных структурах: личные и деловые связи - 56,57 % опрошенных; профессионализм - 32,32 %; родственные связи - 24,24 %; высо­кий уровень образования и культуры - 20,20 %; поддержка населения - 6,06 %[6];

б)              высокая степень институционализации процесса отбора кадров, нали­чие многих институциональных фильтров - формальных требований для заня­тия должностей. Разумеется, современная институционализация не идет в срав­нение с существовавшей в советское время. Более того, ряд требований фор­мально не закреплен и существует в конвенциональной форме - в виде своего рода негласных установок руководителей и согласия с ними ближайшего окру­жения. Однако сам принцип и сегодня сохраняет свое значение;