Социобиология

Основными формами общественного поведения человека и других живых существ (демонстрируемого преимущественно внутри сообществ) социобиологи считают сексуальное, альтруистически-эгоистическое и агрессивное. Согласно английскому генетику Р. Докинсу, в сексе особи мужского и женского пола демонстрируют различное (как между полами, так и внутри полов) поведение, “стратегии”. Причинами, например, различных “стратегий” сексуального поведения женщин и самок других живых существ, которое в гораздо большей степени детерминировано генетически, чем любое иное, является стремление каждого из партнеров соединиться с другим таким образом, чтобы его собственная индивидуальность получила максимальный репродуктивный успех. Сексуальные “стратегии”, по Докинсу, могут быть главным образом двух видов: ориентированные на “сильного мужчину”, “самца” и на “счастливую семью”. В зависимости от этого самки отдают предпочтение либо тем самцам, которые будут вместе с ними заботиться о воспитании потомства, либо тем, черты которых они хотели бы видеть у своих детенышей9.

В эволюции сексуального поведения Р. Триверс усматривает биологические основания определенных моральных табу. Например, табу инцеста. Опираясь на исследования Мэйнарда Смита на дрозофилах, он делает вывод, что при наличии возможности выбора самки “предпочитают” самцов, вовсе не состоящих с ними в родстве, так как в случае спаривания с родственниками жизнеспособным оказывается лишь 25 % потомства 10.

Социобиологи считают, что эти данные вносят некоторую ясность в давно стоящую перед учеными проблему происхождения запрета кровнородственных браков.

Может ли социобиология продемонстрировать свою пред-сказательную силу в случае поведения человека? Этолог Д. Бэрэш полагает, что такая возможность не исключена — она может быть следующим логическим шагом в развитии нового направления 11. Уже сегодня, пишет он, социобиология широко использует биологические модели для объяснения поведения человека и в социо-биологической теории в принципе нет ничего, что ограничивало бы ее применимость сферой живых существ, исключая человека. Социобиология человека имеет такое же право на существование, как и социобиология гиппопотама или широколобых вомбатов 12.

То, сколь подчас широки социобиологические “объяснения” социальных феноменов биологическими аналогами, Бэрэш обнаруживает в своей сентенции о любви. По его мнению, это всего лишь поведенческий механизм, обеспечивающий максимальную приспособленность особи путем оптимальной связи между удовлетворяющими друг друга партнерами 13.

В свое время Ф. Энгельс писал, что можно сопоставлять молочные железы с сапожной щеткой. Но каков смысл? Аналогия при всей свойственной этому методу широте не безгранична в своем применении. Каждый раз должны быть выявлены параметры, определяющие ее применимость.

Разнообразие всего живого всегда осваивалось путем морфологического, функционального, эволюционного сравнения одних групп организмов с другими по аналогии и гомологии. Когда же объектом сравнения стало поведение животного, это привело к использованию антропоморфных и метафоричных понятий, так как поведенческая активность живого наиболее очевидна в области человеческого общения. Однако метафоричные понятия не могут быть положены в основу строгих научных построений, поскольку их образный характер указывает лишь на возможность обнаружения реальных связей. Сама процедура выделения инвариантов в разнокачественных сферах действительности никак не может быть изолирована от разнокачественности типов знания, посредством сопоставления которых мы только и можем сохранить корректность в определении инвариантов. Непосредственная апелляция к реальным системам, взятым вне их специфики и контекста знания, создает новый, более изощренный вариант натурфилософского подхода. Только сохранение этой специфики в “подтексте” позволит совершить движение мысли к созданию идеализированного инварианта и последующему его использованию для более детального изучения действительности.

5. Альтруистический и эгоистический характеры с точки зрения социобиологов

Важной с точки зрения социобиологов формой общественного поведения живых существ является поведение альтруистического и эгоистического характера. Согласно Уилсону, альтруизм — саморазрушительное поведение, осуществляемое ради пользы других 14. По дефиниции Триверса, альтруистическое поведение может быть определено как такое, которое приносит выгоду другому организму, в то время как организму, проявляющему альтруистическое поведение, наносится относительный вред. При этом прибыль и вред определяются в терминах вклада в “результирующую приспособленность”15.

Альтруизм, по Уилсону, может носить неосознанный характер и в этом случае объект не ожидает за него никакой награды (“альтруизм с твердой сердцевиной”); он развился в эволюции живого посредством естественного отбора. Альтруизм может быть и осознанным (“альтруизм с мягкой сердцевиной”), т: е. в конечном счете эгоистическим. Такое альтруистическое поведение включает ожидание ответных благ для самого субъекта или его родственников (носителей части генов субъекта). Эта форма альтруизма существенно обусловлена культурной эволюцией и типична для человека, в то время как первая форма доминирует у всех иных живых существ 16.

Альтруизм, полагают социобиологи, играет важнейшую роль в эволюции и неизбежно преобладает над эгоизмом. Популяции, в которых индивиды проявляют самопожертвование ради пользы других, оказываются в более выгодных условиях, чем те, члены которых прежде всего заботятся о собственном благополучии. И хотя альтруистически настроенные особи нередко погибают, не оставив потомства, для их родителей и родственников создаются столь благоприятные условия, что “гены альтруизма” (как метафорически социобиологи называют тот комплекс наследственных детерминант, которые приводят к проявлениям альтруистического поведения) воспроизводятся более интенсивно п. Согласно Уилсону, если отбор на уровне колонии животных может вызывать эволюцию альтруистического поведения у части индивидов — членов колонии, то также мыслимо, что отбор на уровне целой популяции колоний может генерировать альтруистическое поведение некоторых колоний целиком 18.

С точки зрения канадского философа М. Рьюза, понимание альтруизма у сторонников социобиологии вытекает из предпосылок их теории. Альтруистически настроенный и вообще моральный человек в эволюции имеет больше возможностей для выживания и репродукции, чем аморальный, поскольку он не только жертвует собой ради других, но и получает от других помощь. Поэтому весьма вероятно, что мы наследуем моральные чувства по биологическим каналам 19.

В изучении агрессивного поведения социобиология опирается на материал, накопленный в этологии К. Лоренцем и Н. Тинбер-геном. По определению последнего, агрессивным следует называть такую форму общественного поведения живых существ, которая имеет в себе “тенденцию устранить оппонента или по крайней мере изменить его поведение таким образом, чтоб он не докучал своими нападками” 20. К. Лоренц считает, что агрессия есть состояние живого организма, свойственное ему постоянно. Даже если животное, насекомое или человек внешне не демонстрирует агрессии, она все равно коренится в нем. При этом наклонность к убийству свойственна людям в значительно большей степени, чем животным 21.

В вопросе об агрессивности большинство социобиологов придерживаются скорее “умеренного”, тинбергеновского, взгляда, чем “крайнего”, лоренцовского. Но то, что эта форма общественного поведения — характернейшая черта природы человека, сомнению не подвергается. “Удивительно, — пишет Э. Уилсон, — что ни одно свойство вида не является столь распространенным и легко вызываемым, как агрессивное поведение, хотя открытую агрессивность нельзя назвать отличительной чертой всех или даже большинства человеческих культур” 22.

Отчего же агрессивность сделалась атрибутом человека? По мнению социобиологов, причина в том, что в эволюции агрессивность выполняет адаптивную, наследственно закрепленную функцию. Агрессия, по Уилсону, есть генетически детерминированные и отобранные в процессе развития живого образцы поведенческих реакций 23. Их характер таков, что каждая особь прежде всего делит остальных на своих и чужих. Согласно Р. Алек-сандеру, должен был также существовать отбор на способность отличения родственников и друзей от “чужаков”, по отношению к которым агрессивность была не только возможна, но и необходима . Д. Борджиа полагает, что в этом отношении люди подобны всем прочим организмам и даже превзошли их в способности координировать проявление внутривидовой агрессии — планомерно ведя войну 25.

М. Рьюз разделяет позиции социобиологов по этому вопросу и заявляет, что в эволюции живого “ксенофобия” (страх перед чужими) становится все более политически опасной, о чем свидетельствуют две войны в Европе, борьба между католиками и протестантами в Северной Ирландии, а также угроза новой войны 2е.

Заключения такого рода создают возможность использования социобиологии для обоснования политически неверных или антигуманных доктрин. Так, один из критиков социобиологии — молекулярный биолог Д. Беквит, рассматривая апелляцию к социобиологии в концепциях “новых правых” во Франции, расистов из числа членов “Национального фронта” в Англии или реакционеров в ФРГ и самих США, справедливо указывает, что их человеконенавистнические доктрины зачастую логически включают в себя непродуманные, поспешно сформулированные тезисы из социобиологических концепций. Более того, по его мнению, присущие социобиологам неверные политические и мировоззренческие установки неосознанно привносятся ими в сферу научного поиска и тем самым влияют на характер получаемых научных результатов 27. Поэтому, делает вывод Беквит, реакционно мыслящим политикам и общественным деятелям часто легко приписать социобиологам свою собственную антигуманную ориентацию.

Экстраполяция “ксенофобии” из сферы биологической реальности в социум, которую приводит М. Рьюз, ничего общего не имеет с наукой. Писать так — значит порочить тему исследования, давать реальные основания для отождествления ее с био-логизаторством худшего толка.

Феномен разделения людьми других на “своих” и “чужих” — действительно фиксируемый наукой факт этнического самосознания индивидов. Каждая этническая группа имеет свое самоназвание, причем “представители каждой из таких одноименных сово-купностей людей обычно отличают себя от членов всех иных подобных общностей. При этом особую роль играет антитеза „мы" — „они"” 28. Показать разность отношения особей любого “дочеловеческого” уровня к “своим” и “чужим” — что и делается в некоторых исследованиях социобиологов — значит выдвинуть предположение о биологических предпосылках социального феномена. Изучение этого явления в его целостности представляет реальную научную задачу.

Какова же в целом позиция социобиологов по вопросу о роли биологических и социальных детерминант в развитии человека? Социобиологи колеблются от признания решающей роли генетических факторов в формировании определенных форм поведения до утверждения “равноценности вклада” социального и биологического, что свидетельствует об отсутствии у них цельной и последовательной мировоззренческо-методологической установки. В их исследованиях постоянно происходит смешение и подмена собственно научных и философских выводов.

6. Процесс коэволюции

Примером может служить книга Ч. Ламздена и Э. Уилсона “Гены, разум и культура. Процесс коэволюции”. В ней сделана попытка проследить глобальный процесс развития жизни от появления живого до современных развитых форм. Авторы отмечают, что традиционная социобиология усматривала между генотипом и фенотипом или культурным проявлением непосредственную связь, в то время как дело обстоит по-иному. Генотип особи и популяции, испытывая воздействие культуры, оказывает на нее обратное влияние через определенные биологические процессы, основанные на “эпигенетических правилах”. К последним относится всякая регулярность в онтогенезе, которая направляет развитие организма в определенную сторону. Эпигенетическое правило в своей основе генетично, поскольку его природа определяется планом развития, записанным в ДНК, а его действие можно обнаружить на всех стадиях развития — от формирования белковых молекул до процесса обучения и социальных реализации человека. Как нетрудно видеть, у Уилсона и Ламздена общественное развитие детерминируется и социальными и биологическими законами, но последним отводится доминантная роль. Модель коэволюции, по сути, оказывается биологизаторской.

Сказанное не означает ложности самой идеи коэволюции. Этим термином, который может быть переведен как “со-эволюция”, “со-развитие”, “со-развертывание”, советские ученые пользуются при моделировании сложных процессов взаимодействия природы и общества в рамках биосферы 29. Раскрытие содержания понятия коэволюции осуществляется в контексте марксистского философского решения проблемы соотношения социального и биологического. При этом отвергаются не только классические, но и современные варианты социал-дарвинизма, расизма и евгеники.

Разрабатывая проблему коэволюции, представляется важным иметь в виду следующее. Объяснить человека в терминах биологии, безусловно, нельзя. Но человек не может быть объяснен и как “чисто” социальный, оторванный от биологического феномен. Поэтому в процессе разработки путей дополнительности биологического и социогуманитарного знания возникает необходимость введения новых понятий и ракурсов рассмотрения проблемы.

Так, коэволюцию биологического и социального в человеке, на наш взгляд, нужно прослеживать на трех уровнях: индивидуальном, когда речь идет о становлении в социуме биосоциальных (социализированных в истории) задатках способностей и потребностей человека (К. Маркс определил это как диалектику “природных” и “очеловеченных сущностных сил”); региональном, когда в развитие общества опосредованно включается географический фактор и популяционно-генетические процессы; биосферном (глобальном), когда предметом рассмотрения является развитие человека в связи с остальной природой. При этом термином “коэволюция” может обозначаться не только любое настоящее или прошлое взаимодействие биологического и социального. Ему может быть придан и нормативный смысл, фиксирующий гармоническое (органичное) взаимодействие биологического и социального. В этом значении коэволюция включается в содержание гуманистической интерпретации стратегии научного познания и преобразования мира.

Исходя из признания диалектического характера взаимодействия биологических и социальных компонент в развитии человека при определяющем воздействии социальных факторов, первый вопрос, который должен заботить претендующего на теоретические обобщения ученого, касается проблемы взаимовлияния и границ биологического и социального. В чем именно и до какой степени имеет смысл говорить о биологической детерминации поведения человека? Правомерно ли вообще сопоставление поведения человека и животного и каковы его познавательные возможности и границы?

В соответствии с основными принципами диалектико-материа-листической философии общий ответ всегда формулировался таким образом, что в качестве важнейшей научной задачи выдвигалось изучение эволюционной связи человека с остальными живыми существами, и прежде всего животными, живущими сообществами. “Наши обезьяноподобные предки. . . — писал Ф. Энгельс, — были общественными животными; вполне очевидно, что нельзя выводить происхождение человека, этого наиболее общественного из всех животных, от необщественных ближайших предков” 30. И в другой работе: “По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны” 31. Современные научные исследования, особенно в области этологии и экологии, убедительно демонстрируют сложные и многообразные пути формирования общественного инстинкта в животном царстве. К осознанию необходимости изучения этого явления приходят специалисты некоторых социальных дисциплин. Так, социальные психологи, изучающие такие феномены группового поведения, как подражаемость, внушаемость, заражаемость, лидерство, конфликтность, все отчетливее ставят вопросы об их эволюции, включая развитие в органическом мире.